Страница 86 из 90
Конь резко вздыбился, скинув седока. Чертыхаясь, Данте поднялся. С костюма стекала вода и грязь, мгновенно он промок до нитки. Стуча зубами от холода, Алигьери снова забрался в седло и начал оглядываться в поисках жилья. Но вокруг до горизонта расстилались болота. Ему пришлось ехать в мокрой одежде несколько часов, прежде чем он достиг ближайшего селения.
Ночью у него начался жар. В полубреду он взывал к Беатриче:
Ему нравилось. «Вот так-то лучше!» — шептал он, дрожа и натягивая на себя негреющее одеяло. Но вдруг вспомнил: он уже писал эти строки, они входят в те отверженные 13 песен, спрятанных в тайнике.
Через пару дней за ним приехал сын Пьетро, каким-то чудом узнавший о болезни отца и отыскавший его. Было уже поздно. Больной никого не узнавал, призывая Гвидо. Когда правитель Равенны пришел к своему подопечному, тот закричал на него:
— Не ты! Я зову Гвидо Кавальканти. Пусть он перестанет мстить мне. Это он завел меня в болото…
К исходу третьего дня больной пришел в сознание, но был совсем слаб.
Монахиня Беатриче стояла у его изголовья и утешала его:
— Отец, ты выздоровеешь! Бог милостив.
Он посмотрел на нее и вымученно улыбнулся:
— Ничего не выйдет. Она отказалась быть моей. Она ко мне свой обратила взгляд. И вновь — к сиянью Вечного Истока.
— Кажется, опять бред, — прошептал Якопо.
— Нет, — вздохнула Антония-Беатриче, — он просто видит нечто, недосягаемое для нас.
Через несколько дней Данте Алигьери отпевали в базилике Сан-Франческо, куда он так часто приходил в последние годы. На похороны приехал Кангранде делла Скала.
— Какой ужас! — сказал он да Поленте. — Поэма осталась незаконченной.
— Да, — ответил правитель Равенны, — но мне гораздо более жаль автора. Теперь моя жизнь станет пустой.
С этими словами он возложил на голову усопшего лавровый венок, восстанавливая справедливость, нарушенную неблагодарными соотечественниками великого поэта.
После похорон да Полента призвал к себе сыновей Данте и в присутствии Кангранде попросил их завершить «Комедию». Пьетро и Якопо стояли, ошарашенные, не зная, как ответить. Да, они баловались стишками, но взяться за столь явный шедевр?
Правитель Вероны вмешался и намекнул: бенефиции выделялись им только ради отца. Теперь, дабы сохранить доход, придется сделать эту работу.
Растерянные братья шли домой. Особенно переживал Якопо, не имевший в последние годы другого дела, помимо редакторской помощи отцу. Пьетро хотя бы был неплохим юристом.
…Якопо остался ночевать в доме отца. Он долго не мог заснуть и лишь под утро провалился в тяжелый сон. Вдруг кто-то схватил его за руку, в глаза ударил яркий свет, который исходил от одежд человека, стоящего перед ним. Он узнал отца и, дрожа от страха, спросил:
— Ты закончил поэму?
— Закончил, — ответил тот и, без усилия выдернув сына из постели, повел его в свою спальню. Затем прислонился к стене и исчез.
Якопо проснулся в своей комнате на полу и тут же побежал к брату. Вместе они обыскали спальню Данте и увидели, что одна стена прикрыта циновкой. За ней обнаружилась потайная ниша, в которой лежала рукопись — отсыревшая и уже начавшая покрываться плесенью.
Братья осторожно вытащили ее. Это были последние недостающие песни.
— Неужели это свершилось? — произнес Пьетро шепотом, словно боясь спугнуть чудо. — Поразительно! Господь не допустил горя человечества. А оно было бы велико, если бы такой грандиозный труд остался бы незаконченным.
— Меня поражает другое, — отозвался Якопо, — как он, наш отец, создал эту махину? Мне кажется, такое под силу разве что целому народу, но никак не одному человеку.
— А тут все сказано в конце, — Пьетро осторожно перелистывал влажные страницы, — смотри:
— Да, любовь великая сила, — согласился Якопо, — впрочем, тут нечто другое… я хочу сказать… Пьетро! Я вдруг понял, что подразумевают, когда говорят: «Бог есть любовь!»
Звезда Гвидо Новелл о да Поленты вскоре тоже закатилась. Он планировал построить своему любимому поэту пышную усыпальницу, словно королю, но утратил власть в городе и не смог осуществить своего грандиозного проекта. В 1327 году Бернардо Каначчо написал эпитафию:
«Государевы права, небеса, воды Флегетонта
я воспевал, идя своей земной юдолью.
Теперь душа моя ушла в лучший мир и блаженствует,
созерцая среди светил своего Создателя,
здесь покоюсь я, Данте, изгнанный из отечества,
родной Флоренции, мало любящей матери».
Тело Данте покоилось в Равенне, в портике базилики Сан-Франческо. В 1483 году градоправитель Бернардо Бембо для могилы Данте заказал скульптору Пьетро Ломбарди барельефный портрет поэта, который сохранился до наших дней.
Со временем во Флоренции поняли, какого великого человека изгнали. Начались разговоры о перенесении праха Данте на родину. В 1519 году Микеланджело обратился с этой просьбой к папе Льву X. Понтифик издал соответствующий указ, и гроб повезли из Равенны во Флоренцию, но когда его открыли — он оказался пустым.
Оказывается, монахи-францисканцы из соседнего монастыря решили не отдавать останки поэта во Флоренцию и похитили их. Возможно, Данте все же успел стать францисканцем-терциарием, и они считали его своим. С целью похищения в гробнице проделали отверстие и прокопали тоннель под монастырской стеной. Останки тайно похоронили на территории монастыря в Сиенцо. Более столетия спустя, в 1677 году, прах Данте поместили в деревянную раку, на которой настоятель монастыря Антонио Санти распорядился вырезать латинскую эпитафию.
При Наполеоне, проводившем секуляризацию церковной собственности, монастырь был распущен, но францисканцы успели перепрятать деревянную раку в портике монастыря Браччиофорте, неподалеку от нынешнего мавзолея Данте. Интересно, что это название (ит. Braccio forte) переводится как «сильная рука», в данном случае имеется в виду рука Господа Иисуса Христа.
Раку нашли в 1865 году во время работ по благоустройству территории монастыря Браччиофорте и по эпитафии опознали, что в ней — прах Данте. Его перенесли в мавзолей и поместили в саркофаге. Там останки великого поэта нашли постоянное пристанище, эвакуировались лишь только раз во время Второй мировой войны, поскольку армия союзников бомбила Равенну.
69
Рай. Песнь XXXI: 79–90.
70
Рай. Песнь XXXIII: 139–145.