Страница 8 из 18
Дуранте, вновь погрузившийся в тяжелые мысли, забыл, что он прячется, и громко шаркнул башмаком.
— Кто там?! — крикнул отец.
Прятаться дальше стало бессмысленно. Мальчик вошел и решительно протянул на ладони пять коралловых шариков:
— Вот. Я нашел их под лестницей.
Жесткая рука патера схватила его за подбородок:
— Когда нашел? Сейчас?
Сын, преодолев искушение кивнуть, тихо ответил:
— Несколько дней назад. Я их спрятал. Вдруг сестрица проглотит. Или подметут.
— Почему не принес мне сразу?
— В тот день вы были заняты. А потом я уже боялся.
— Чего боялся?
— Ну… они ведь дорогие, наверное. Вдруг вы бы подумали, что я украл.
— А теперь больше не боишься? — хохотнул отец.
— Боюсь, — ответил Данте, — но адские муки страшнее.
— Молодец! — Алигьеро, отпустив подбородок, взъерошил сыну волосы и гордо сказал: — Вот какой у меня первенец!
Отпил еще вина и велел мальчику:
— Забирай их себе. Особой ценности они не представляют, а тебя нужно наградить за твою честность.
Так коралловые шарики остались у Данте. В летние праздничные дни он часами играл с ними в крохотном садике между домами. Там росло два деревца — лимонное и апельсиновое. Под одним из них мальчик вырыл небольшую ямку и с помощью конуса из куска грубой кожи придал ей форму перевернутой пирамиды. Глинистая почва не позволяла его творению осыпаться. На стенках Данте разместил на разных расстояниях четыре мелких шарика, а в сужающуюся воронку положил большой. Это была Земля, а вокруг нее ходили планеты. На закате, когда город затихал, мальчик садился на корточки и долго неотрывно смотрел в темную ямку. Ему казалось, будто он владеет целым миром, подобно Богу…
…Мы можем нарисовать портрет Алигьеро Алигьери лишь приблизительно. Но все же контакта с сыном ему явно не хватало, иначе бы наш герой был добрее к своему родителю. В то же время он поместил ростовщиков в своем аду в один круг с содомитами и богохульниками не из-за обиды на отца, а по другой причине. Церковь в те времена называла ростовщичество противоестественной деятельностью — «contra natura», то есть «против природы», противоестественной, как и однополую любовь и оскорбление Творца. Существа, «пренебрегшие самой природой», вот за кого почитались в христианском мире XIII века люди, дающие деньги в рост.
Что касается няньки Паолы, то никаких сведений о таковой нет, но в зажиточных аристократических семьях дети сразу же после рождения отдавались кормилице, и потом до семи лет родители не особенно интересовались ими. Поэтому маленькие аристократы часто мелькали где-нибудь возле прислуги.
Конечно, какая-то нянька у Данте была, и с очень большой долей вероятности она имела с воспитанником более доверительные отношения, чем законная родительница, в данном случае — мачеха. Интересно, что в семьях с родной матерью расклад оставался примерно таким же, если еще не хуже. Дело в том, что к детям в средневековой Европе относились совсем не так, как сейчас. Детства в современном понимании не существовало. В бедных семьях ребенка как можно раньше заставляли работать, ведь содержать лишний рот было накладно. Но и при богатых родителях беззаботности малышам не доставалось.
Они ценились как наследники, но вопрос их количества тяготил любую семью. С одной стороны, отсутствовала контрацепция, с другой — была высока детская смертность. Никакой возможности планирования деторождения не существовало, а многодетность, как и бездетность, отражалась тогда на жизненном укладе намного болезненнее, чем в наши дни. Не иметь наследников равносильно проклятию, о чайлдфри в те времена никто и не слыхивал. В то же время слишком большое количество детей еще хуже — предстоит дележ имения, обязательно найдутся смертельно обиженные. Отсюда и происходило некоторое обезличивание ребенка: Бог дал, Бог взял, лучше ни к кому не привязываться слишком сильно.
Был и еще один, весьма неожиданный для современного человека, момент в восприятии детей. Взрослые стеснялись и опасались хаотичной «звериной» детской природы. Считалось, что «неокультуренное» поведение детей искажает и унижает образ Божий, присутствующий в каждом человеке. Казалось бы, парадоксальная ситуация — ведь именно в Евангелии сказано: «Будьте как дети»[14]. Но средневековые педагоги так не считали, сводя основные аспекты воспитания к «улучшению» детской природы. Родительская строгость считалась формой служения Господу, а детское непослушание объяснялось тем, что в дитя вселился бес и его нужно выбить, даже если при этом ребенок получит травму. Есть документальные свидетельства антигуманного отношения к детям, например, автобиографическая книга «Счет жизни» младшего современника Петрарки, Джованни Конверсини да Равенны[15]. Вспоминая годы учения, автор рисует ужасающую картину педагогики позднего Средневековья: «Молчу о том, как учитель бил и пинал малыша. Когда однажды тот не сумел рассказать стих псалма, Филиппино высек его так, что потекла кровь, и между тем как мальчик отчаянно вопил, он его со связанными ногами, голого подвесил до уровня воды в колодце… Хотя приближался праздник блаженного Мартина, он [Филиппино] упорно не желал отменить наказание вплоть до окончания завтрака». В итоге мальчик был извлечен из колодца полуживым от ран и холода, «бледным перед лицом близкой смерти».
Так выглядел родительский и учительский долг во времена нашего героя. К счастью, нянькам за их незначительностью ничего подобного не предписывалось, поэтому именно они, а не родители, могли не то чтобы баловать детей, но хоть с какой-то теплотой общаться с ними.
Глава вторая
ДЕВОЧКА И ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Ну какой же Данте без Беатриче?! Ее образ пронизывает всю «Божественную комедию», да и вообще всю жизнь поэта. В аниме «Ад Данте» она становится его любовницей, но при этом остается «чистой душой». Такого расклада в средневековом мировоззрении не могло сложиться никоим образом. Женщину тогда оценивали не как человека, а как некую философскую категорию. С одной стороны, это была грешная Ева, склонившая Адама к первородному греху, с другой — непорочная Мария, родившая Спасителя. Две эти ипостаси никогда не смешивались, разве только грешница могла получить прощение благодаря заступничеству святых.
Итак, мультипликационная Беатриче довольно спокойно отдается Данте под романтической сенью дерев, а тот, уходя в Крестовый поход, обещает по возвращении взять ее в жены. Ничего подобного не могло произойти, иначе бы образ Беатриче не приобрел бы ореола святости, сияющего до сих пор. Да и наш герой в рядах крестоносцев — чисто продюсерский ход с целью прибавить персонажу боевика харизматичности. В действительности, последний, девятый Крестовый поход на восток закончился, когда Данте едва исполнилось семь лет. В этом возрасте он еще не знал Беатриче. Знакомство с ней ожидало его двумя годами позднее…
Какой же была реальная Беатриче, Биче, как иногда уменьшительно называл ее наш герой в своих текстах? Одна из самых известных женских персонажей в литературе, получившая свою «звезду» на астрономической аллее славы — в ее честь названа борозда Беатриче на Плутоне. И в то же самое время обычная, ничем не выдающаяся женщина. Кто она?
Стопроцентно верного ответа на этот вопрос не существует, но есть общепринятая версия, которую за давностью лет привыкли считать правдой. Согласно ей полное имя музы Данте Беатриче ди Фолько Портинари, дата рождения — апрель 1266 года, дата смерти — 9 июня 1290-го. Ее отцом был уважаемый человек, банкир Фолько ди Портинари. Пустил в мир эту версию Боккаччо, который якобы узнал о ней из первых уст, от троюродной сестры Беатриче монны Лаппы, урожденной Портинари. Эта монна Лаппа приходилась матерью мачехи самого Боккаччо, из чего можно предположить, что сведения получены Боккаччо из надежного источника. Почему тогда нельзя назвать эту версию бесспорной? Дело в том, что в дантоведении есть традиция не до конца доверять Боккаччо по причине его богатой художественной фантазии, которую он проявлял при написании биографии Данте.
14
Мф. 18:3.
15
Джованни Конверсини да Равенна (1343–1408) — один из первых гуманистических педагогов.