Данте Алигьери

Данте пожал плечами:

— Конечно, осел. Кто же тратит клад на тестя?

— Правда? — Чино разыграл неподдельное удивление. — А по-моему, осел это ты. Из-за тебя мы упустили такую красотку! Ну ладно, не злись, еще красивее найдем, — поспешно прибавил он, видя помрачневшее лицо друга. — Ты, Данте, сам не свой в последнее время. Зачем сегодня опять сидел со свечой всю ночь? Я видел, перед тобой не было ни книг, ни писчих принадлежностей.

— Я… размышлял, — неохотно ответил Алигьери. — Ну пойдем, послушаем магистров, заодно попикируемся стишками.

Они ускорили шаги и скоро затерялись в толпе студентов. Развлечься стихосложением не вышло. Вечером, когда закончились лекции, к Чино подошел профессор и предложил провести диспут на тему истории римского права. Пистойя, который спал и видел, как бы получше зарекомендовать себя, помчался в библиотеку готовиться. Данте же отправился в свою комнату и снова всю ночь смотрел на пламя свечи.

Наутро Чино да Пистойя выступал перед собранием профессоров и студентов. Алигьери в аудитории не было, это уязвило докладчика. «Вот она, флорентийская дружба, — думал Чино. — Как развлекаться, так пожалуйста, а проснуться пораньше, чтобы поддержать товарища, сил не находится».

Диспут получился на славу. Чино достойно ответил на все вопросы, ни разу не сбившись и не спутав ни одного имени или даты. Разгоряченный успехом, он шел с другими студентами через внутренний двор университета, продолжая рассказывать о римском праве, и вдруг увидел Данте. Тот стоял, трогая рукой темно-красную стену, и что-то шептал.

Пистойя, оставив спутников, подошел к нему.

— Прискорбна твоя нерадивость, друг мой… — начал он и осекся, увидев мрак в глазах товарища. — Что-то случилось?

— Из Флоренции приезжал посланник, — ответил Алигьери, — я должен вернуться на родину.

— Как? Ты же подаешь надежды! Я слышал, как отзывался о тебе магистр.

— Придется оставить надежды вместе с учебой, нужно заботиться о брате с сестрой и мачехе.

— Отец?

Алигьери кивнул:

— Его больше нет.

— Да покоится его душа в мире, аминь. — Чино сочувственно обнял друга. — Ты, верно, почувствовал беду, потому и полуночничал при свече.

Данте отстранился:

— Почувствовал? Скорее уж я ее накликал. Видишь ли, я как раз сидел, смотрел на огонь, как завороженный, и все представлял его смерть.

Пистойя замотал головой:

— Даже и не думай о таких глупостях. Он был уже давно мертв, когда ты смотрел на свечку. От Флоренции до Болоньи несколько дней ходу.

— Почему же «ходу»? Гонец был на лошади. И потом, — Алигьери тяжело вздохнул, — я ведь думал о его смерти не только последние два дня.

— Все равно предчувствовал, — не сдавался Чино. — Родные души всегда слышат друг друга на расстоянии.

Данте неприятно расхохотался:

— Родные души?! Как же! Для меня в нем нет ничего родного. Уверен — мой прапрадед Каччагвида сильно бы расстроился, узрев такого потомка. Который, предав благородную кровь, погряз в ростовщичестве.

Чино с удивлением смотрел на своего товарища. Тот всегда казался сдержанным. Так обрушиться, и на кого? На родного отца!

— Вас, флорентийцев, не поймешь, — наконец отозвался он, — то вы возводите изворотливость в высшую доблесть, а то собственная родня для вас недостаточно благородна. Кстати, разве не отец давал тебе деньги на обучение?

Алигьери глухо подтвердил:

— Давал, верно. Но я их не проматывал, тратил, как он велел, мне стыдиться нечего.

Он помолчал и добавил:

— Давай перейдем на более приятные темы. Я хочу сделать стихотворный портрет Болоньи. Но для этого нам нужно пойти к башням. Будем писать стихи с натуры, чтобы не упустить важных изменений.

— Изменений? В башнях? — рассмеялся Чино. — Да они простоят как есть до второго пришествия.

— Насчет стен я согласен с тобой, дорогой друг, — рассудительно ответил Данте, — простоят, если, конечно, болонцы не начнут учиться у флорентийцев искусству мести. Но я не про стены. Мимо них ходят прекрасные донны, а они — явление весьма непостоянное.

Из-за угла выскочил какой-то студент.

— Эй, Чино! — обрадовался он. — Говорят, ты был сегодня на высоте, надо отметить сие событие.

Алигьери откланялся:

— Мне нужно идти. Увидимся вечером.

Однако ближе к ночи, когда Чино в самом веселом расположении духа ввалился в комнату к товарищу, он обнаружил только письмо:

«Любезному Чино из Пистойи с подобающим почтением, с чувством признательности и с благодарностью душевной за дни, проведенные вместе.

Сожалею, что вынужден отъехать внезапно с подвернувшейся оказией. Если приведет Бог свидеться снова — нам не придется искать, чем бы занять свой досуг, ибо столько недописанных канцон еще витает над нашей дружбой. Кстати, о родных душах: не знаю, откуда взялись твои столь идиллические представления о родственниках, возможно, судьба хранила тебя от жестоких разочарований. Но неужели до тебя не дошла ужасная весть из Римини? Правитель этого города убил свою жену, прекрасную Франческу, дочь синьора Равенны. Такое зверство объясняется тем, что он застал ее со своим родным братом Паоло. Брата синьор Римини не пощадил также. Сие полностью перечеркивает твое утверждение о якобы существующем душевном родстве по крови.

Итак, любезный Чино, мы расстаемся. Портрета свободолюбивой Болоньи написать мне не довелось. Но несколько строк про твою любимую башню я все же успел сделать:

Р S. Кстати, тот ословладелец поступил правильно, вот только интересно: как ему удалось разыскать клад в реке? По всем приметам тот должен был либо уйти в песок, либо уплыть по течению. Уж не подложила ли его дочка богача?

Да поможет тебе Бог!

Твой навеки, Данте Алигьери».

Франческа и Паоло… один из самых популярных в мире любовных сюжетов, на уровне Ромео и Джульетты или Отелло и Дездемоны. Изначально не самостоятельное произведение, а всего лишь часть V песни «Ада» из «Божественной комедии», эта история неоднократно вдохновляла литераторов, художников, музыкантов… Боккаччо, Джон Китс, Габриеле Д’Аннунцио, Петр Чайковский, Сергей Рахманинов, Александр Блок, Дмитрий Мережковский, Огюст Роден, Жан Огюст Доминик Энгр, Гюстав Доре — вот еще не полный список создателей произведений по мотивам этого небольшого фрагмента дантовской поэмы. Есть и фильм «Паоло и Франческа», снятый в 1949 году режиссером Раффаэлло Матараццо, с Одиль Версуа (сестрой Марины Влади) в главной роли.

Почему их всех так взволновала банальная тема супружеской неверности? Только ли потому, что она описана очень талантливо? Думается, прежде всего, из-за очень личного отношения автора к героям. Прелюбодеяние относится к смертным грехам, и Данте помещает Паоло и Франческу в ад, но все же в самом его начале. Сочувствие поэта к несчастным любовникам так велико, что он сам начинает испытывать мучения:

Конечно, этим сочувствием сразу же заражается читатель, тем более на протяжении всей истории многим частенько хотелось исключить прелюбодеяние из «черного» списка. Есть даже анекдот: когда Моисей излагал соотечественникам десять заповедей Божиих, седьмая — «не прелюбодействуй» народу так не понравилась, что ее тут же попытались вычеркнуть, оттого семерка в свитках перечеркнута. Может быть, Данте, думая о Паоло и Франческе, вспоминал свою несбывшуюся любовь? Но сам-то он в адюльтере замечен не был.

28

Ад. Песнь XXXI: 136–138.

29

Ад. Песнь V: 139–142.