Страница 13 из 21
Когда в очередной раз я чуть не до слез растрогался окружающей нас красотой, на краю сознания появилась осторожная мысль – здесь что-то не так. Не прерывая разговор, запустил проверочное заклятие. И почти сразу нашел то, что искал. Оказывается, на мне висели три "следилки" и одно заклятие, снижающее критику к окружающему. Если бы не "скрыт", частично защищающий от их воздействия, мне бы и в голову не пришло проверяться
– Однако, – подумал я. – Дело поставлено серьёзно, если так присматривают за поступающими детьми, то, как же следят за студентами.
По дальнейшим размышлениям, я решил, что вряд ли такая слежка длится все время. На неё никаких ресурсов не хватит. Видимо перед поступлением идет рутинная проверка, именно то, что сейчас происходит со мной.
Очарование вечерней Лозанны сразу куда-то испарилось. Желание сидеть разглядывать озёрные дали также прошло.
Уговорить маму пойти в гостиницу, было нетрудно. Я только намекнул, что сильно устал, и этого было достаточно.
Когда мы брали ключ от номера, портье выложил на стойку несколько писем. Все их них, кроме одного мама отправила в мусорную корзину.
– Это всё предложения по аренде жилья, – пояснила она. – Нам теперь это ни к чему. Если поступишь, будешь жить в пансионате.
Зато, когда она открыла конверт, адресованный мне, то удовлетворенно улыбнулась.
– Не стали даже ждать завтрашнего дня, – сказала она, пытаясь прочитать текст, напечатанным высоким готическим шрифтом.
– Что там написано? – спросил я, не сомневаясь в ответе.
– Приняли тебя на подготовительное отделение, – довольным голосом сказала мама. – А уж пугали, пугали, тесты, мол, надо проходить! Взяли без всяких тестов! Да папа так и говорил – деньги свое дело сделают, я вот не верила, а зря.
Я про себя улыбнулся.
– Были, Мария Павловна, тесты, были. Вот только если бы я их не прошел, получили бы мы вежливую отписку и уехали не солоно хлебавши, искать другое учебное заведение для сына мелкого российского банкира.
– Мы прошли в номер и пока готовились ко сну, мама вслух строила планы, как она будет приезжать ко мне на выходные, мы будем ходить в кино, в зоопарк, еще куда-нибудь. Я согласно кивал головой, пока вдруг до меня не дошла пронзительная в своей простоте мысль.
– Она же просто хочет успокоить своего единственного любимого сына, чтобы он не так сильно переживал разлуку с родными.
Наверняка, к моим эмоциям добавились еще эмоции Сергея. Я неожиданно прослезился, уселся на кровать рядом с мамой, обнял за плечи и принялся утешать. Сейчас я воспринимал ее полностью, как родного мне человека, которого нужно утешить и ободрить.
Она тоже заплакала, обняла меня и, всхлипывая, начала рассказывать о своих переживаниях.
– Ты, что думаешь, – говорила она. – Я же не слепая, все вижу и понимаю. Стоило только на отца посмотреть, он последние дни сам не свой ходил. И нас за границу, не так просто отправил. А мне то, как быть? Тебя не могу одного оставить, и к нему хочется. Не нужна мне здесь никакая работа!
Я долго уверял ее в том, что вполне справлюсь, смогу жить один, уговаривал её пока не возвращаться домой, а все же найти работу в Германии. Даже подключил к беседе свои медитативные техники. В конце концов, мама успокоилась, ее всхлипывания перешли в ровное сопение. Когда она окончательно уснула, я укрыл ее одеялом, затем улегся в кровать и стал методично раскладывать в памяти, все, что случилось за сегодняшний длинный день.
Сейчас я полностью отстранился от эмоций и переживаний. Холодно и рационально решал, как действовать дальше. Сожалений о том, что сразу попал в круг интересов группы одаренных, преследующих неясные цели, у меня не возникло. Рано или поздно это всё равно бы произошло. В настоящий же момент я находился в выигрышном положении одаренного ребенка – пустого сосуда, с точки зрения будущих учителей, могущих вложить в меня то, что и нужно Я же мог, годами, не вызывая подозрений, учиться, и разбираться в окружающем.
В конце концов, если окажется, что мое мировоззрение не слишком отличается от взглядов руководителей школы, а их цели и методы не вызовут отторжения, я с удовольствием буду с ними сотрудничать. Главное, сейчас ни в коем случае не показать, что в теле подростка находится сознание взрослого псиона другого мира. По крайней мере, это надо скрывать до той поры, когда станет совершенно ясно, как к такой новости отнесутся люди, руководящие этой организацией..
С такими мыслями я заснул.
Утром, после завтрака, когда мы поднялись в номер, нам принесли телеграмму из Дюссельдорфа, В ней маму просили срочно приехать на собеседование.
– Ну, вот Сережа, – сказала она упавшим голосом. – Мне надо ехать.
Она, как зомби начала метаться по комнате, не зная за что взяться.
Снова пришлось брать инициативу на себя. Мы собрали вещи, расплатились за номер. После этого вызвали такси и отправились на вокзал, где оставили мамины чемоданы в камере хранения. Когда мы приехали с моими скромными пожитками в администрацию, там, у входа нас уже ожидала Мартина.
– Хорошо работают "следилки", – констатировал я про себя. Ведьма, улыбаясь, поздравила меня с зачислением и сразу сообщила, что слушателям отделения желательно остановиться в школьном пансионате, хотя руководство не имеет ничего против, если родители предпочтут, чтобы их отпрыск жил на съемной квартире. Но тогда и ответственность за безопасность за сына или дочь целиком ложиться на их плечи. Мама тут сообщила, что я буду жить в пансионате и изъявила желание посмотреть жилые комнаты. Я подхватив оба чемодана поспешил за оживленно беседующими женщинами, нисколько не удивляясь тому, как быстро Мартина очаровала маму.
Мы опять вошли в центральный вход административного здания, и вышли вновь на улицу пройдя его насквозь. Для мамы казалось, что мы просто вышли с другой стороны во внутренний двор, где нашему взору предстало небольшое двухэтажное здание, красного кирпича, увенчанное двумя башенками. Прямо перед входом в него были разбиты большие цветочные клумбы.
Зрелище было красивое, поэтому мама восхищенно вздохнула. Она бы еще больше удивилась, если бы знала, что мы сейчас хоть и на Земле, но находимся в иной реальности.
Тем не менее, несмотря на восхищение, она сунула свой нос везде, от моей будущей комнаты до туалета и кухни со столовой. Я не прислушивался особо к беседе, но чувствовал, что мама осталась довольна осмотром. Единственно она была недовольна невозможностью телефонных разговоров, которые могли происходить только по предварительной договоренности.
Вышколенный персонал пансиона был вежлив и незаметен. Горничная в скромном коричневом платье и белейшем фартуке провела нас в мою комнату. К своему удивлению, я понял, что буду жить один. Конечно, я не думал, что буду жить в казарме, но рассчитывал на комнату человек на шесть. А тут мне предоставлена отдельная комната, уместившая в себя пружинную кровать, исцарапанный стол, и пару стульев. Большой шифоньер, стоявший в углу, мог уместить в себя всю мою одежду и чемоданы.
Мама вознамерилась помочь мне обустройстве, но я постучав по своим часам, намекнул ей на время. Она охнула и стала прощаться. После долгих обнимашек она расплакалась, поцеловала меня в лоб и быстро вышла из комнаты, осторожно промакивая глаза салфеткой. Мартина последовала за ней, что было вполне понятно. Даже мне пришлось бы поразмыслить, каким образом выбраться отсюда в истинную реальность. А для обычного человека это была непосильная задача.
Оставшись один, я облегченно вздохнул и улегся на кровать, даже не скрипнувшую от моего "цыплячьего" веса. Закинув руки за голову, бессмысленно глядел в потолок. Прошедшие три дня меня изрядно вымотали. В моей первой жизни никогда не было такой плотной женской опеки. Учеба в кадетском училище весьма способствовала самостоятельности в принятии решений и выработке ответственности за их результаты. Посему, сейчас я просто ловил кайф, от сознания того, что никто не спросит меня десять раз на дню, вымыл ли я руки после туалета или что-нибудь еще в этом роде.