Замороженный Мир.

Ну, зато розгами не получил, попробовал найти я хоть что-то положительное в происходящем в аудитории кошмаре. Выходило с поисками не очень, так что выползал я из антипоэтической аудитории с твёрдой уверенностью, что лучше бы меня пороли.

И вот начался урок физики, на котором Марцил Вомс, дядька средних лет, начал проводить опрос. Меня преподаватель оставил “на сладкое”, задав вопрос с физиономией закаменевшей, встопорщив бороду:

— Как заряженные частицы электричества используются в химических процессах, Гемин? — задал вопрос он, явно не ожидая ответа.

— Электролиз, господин Марцил, — бодро ответствовал я.

— Не соблаговолите ли привести практический пример этого процесса? — лишь излишняя велеречивость указывала на то, что дядька несколько удивлён.

— Позолота, например, — выдал я, выдав себе мысленный подзатыльник, за то что не заглянул в учебник.

Вот чёрт знает, как местные используют электролиз. Так-то метод используется в куче направлений, ну и позолота или нанесение меди — один из простейших.

— Верно, — всё так же ровно, но выпучив на меня глаза, ответил преподаватель, а в зале пробежали шепотки. — Озвучьте закон пропорциональности электролиза, Гемин, — выдал он.

Хм, попал или нет, быстро прикинул я. Впрочем, первый закон Фарадея вполне можно назвать “законом пропорциональности”, прикинул я, ну и озвучил:

— Масса вещества, оседающего на электроде, прямо пропорциональна заряду постоянного тока, прошедшего через электролит, — выдал я.

— Постоянного тока? — последовал вопрос от Марцила, аж приподнявшего бровь.

— Однонаправленный ток, не изменяющий величину со временем, — чувствуя, что я “попал” выдал я.

— Однонаправленный, — покивал преподаватель. — А скажите ка мне, Гемин…

И начал физик задавать мне вопросы. Почти без формул, но с формулировками. И задавал пятнадцать минут, я аж взмок, отвечая. Причём, были у меня опасения, что что-то у меня выйдет не так, а уж не открытый учебник я проклял раз сто.

— Понятно, — нахмуренно выдал преподаватель. — “Отлично”, Гемин. И задержитесь после занятия, — выдал он. — Тишина! — повысил голос физик, поскольку соученики шушукались очень уж отчётливо.

Проведя занятие и проведя разгон класса, бородач широким жестом указал мне на экзекуционное место.

— Господин Марцил, могу ли узнать причину наказания? — внешне ровно, но внутренне с искренним возмущением и обидой выдал я.

— Можете, Гемин, — был мне ответ.

И выпорол мою невинную персону, десятком розог, причём “от души”, паразит такой! Вот реально, надо этой сволочи гадость учинить. Просто садист бессмысленный и извращуга, рассудил я, прихватывая сумку.

— Наказание, Гемин, вы получили за издевательство над преподавателем, — выдал бессмысленный садист. — Знания ваши, очевидно, превышают учебный курс, а предыдущие ответы ваши иначе как насмешку рассматривать я не могу.

— Благодарю вас, господин Марцил, за весьма способствующее дальнейшему постижению физики наказание, — злобно буркнул я.

Бородач несколько смутился, почти незаметно, но всё же, руки на груди сложил и слабо кивнул. А я покинул садистское пристанище.

В принципе, как человека его понять можно. И будь он именно учителем — причина экзекуции была бы понятна. Но он — преподаватель физики, так что его розгоприкладство есть мелкий, мстительный и бессмысленный садизм.

Хотя вякал я зря, отметил я, уже телепаясь к дому. Но, не высказать своё праведное возмущение не мог: ну реально, “виновен в том, что хочется мне выдрать”.

Но за мою “благодарность” я мог ещё получить… К Зерефу этого Марцила, заключил я. Буду отвечать принципиально на “удовлетворительно”, по учебнику. Будет пороть или попробует завалить на экзамене — испорчу ему репутацию. Экзамены не один преподаватель принимает, а оценочный табель прилагается. Так что будет он злобным козлом в глазах окружающих.

Ну а не будет пороть — так и хрен с ним. Взбесил он, конечно, меня своим хамским поведением, простительным обычному человеку, но никак не преподавателю.

И, кстати, весьма неплохо, невзирая на физика, прошёл первый день, несколько “отошёл” я за ужином. Правда, надо готовиться к следующему дню. Хотя бы начерно просмотреть учебники, да и к уроку грайского языка подготовиться, хотя бы начерно.

Не факт, что выйдет, но не хочу пороться, заключил я, погружаясь в учебник уже в своей комнате.

Вообще, конечно, рассуждал я, параллельно с вниканием во всяческую грайщину, график выходит весьма напряжённым. И, главное, источники информации, кроме учебников, остались неизвестны. То есть, понятно, что книги, например, можно купить. Но у меня ни черта нет денег, а просить их у Лада я не собираюсь.

Теоретически, в гимназии, наверное, есть библиотека. А практически я про это ничего не знаю. А может и нет её, кстати.

Впрочем, остудил я своё полыхание, я и учебники-то толком не изучил, а уже о библиотеке печалюсь. Да и спрошу у бителя про библиотеку, в конце-то концов. Не всё же ему межполовому общению гимназистов мешать.

Зазубрив из главы по языку всё, что смог, я принялся готовиться к прочим занятиям. Математика вопросов не вызывала, разве что названия законов и действий подчас были “аборигенными”. Физическая культура вопросов также не вызывала, как и изобразительное искусство и скульптура. Химия и риторика также много времени не заняли, так что, размявшись, я бухнулся в кровать.

Так, график, конечно, тяжеловатый, при том, что большая часть предметов мне нафиг не сдались, рассуждал я. Но и сделать ничего толком я не с этим не смогу, до экзаменов ещё полгода.

Далее, местные чародеи. Вот реально непонятно — колдунствуют у всех на виду, всеизвестны, но информацию по ним не найти. Или в детских книжках каких всё написано? Или отражено в религиозной мутоте? В принципе, последнее, с учётом долговременного “монополизирования чудес” попами, вполне возможно.

Вообще, имело бы смысл у Лада спросить, если бы отношения были хоть на пару градусов теплее. Наверное, если через пару квинков (как называлась “урезанная” неделя, четыре рабочих дня с выходным) толковой информации не найду, всё же обращусь к папаше. Есть смутная надежда, что на вопрос “по делу” пучеглаз меня пороть не будет.

А при фантастической удаче — даже ответит, ехидно фыркнул я. Ну и заснул.

Следующий учебный день как начался, так и проходил не слишком отлично от вчерашнего. Причём, филей мой был трудами моими от розог избавлен: даже преподаватель грайского, хоть и морщился от произношения, но “удовлетворительно” зачёл.

С физической культурой было довольно напряжно, но, будучи повален несколькими соучениками на маты аналогом местной борьбы, да и пару раз обежав трусцой гимнастический зал, на “удовлетворительно” я намучался.

Кстати, никаких “спортивных” костюмов не было, разоблачились до труселей, в них и занимались. И, учитывая довольно прохладную залу, “филонить” было бы довольно некомфортно. По окончании занятия гимназия предоставила общественную душевую с довольно прохладной водой, но в целом — довольно неплохо, заключил я.

А после пятого занятия, которым и была физкультура, я направился к бителю в холле.