Страница 34 из 87
Задерживаю дыхание и ударяюсь головой о стену позади себя, не поддаваясь естественному инстинкту схватить его, почувствовать, поцеловать.
— Расскажи, каково это, — приказывает он, сжимая зубами мой сосок и посылая острый укол боли вниз, пока пальцами скользит взад и вперед, непрерывно и спокойно. Отстраняю попку в жалкой попытке избежать искр удовольствия, но в конце концов толкаю бедра вперед в попытке поймать эти ощущения и заставить их длиться вечно.
— Хорошо. — Мой голос не что иное, как хриплый, наполненный наслаждением вздох.
— Уточни.
Я качаю головой, не в состоянии выполнить его требование.
— Ты хочешь прикоснуться ко мне?
— Да!
— Ты хочешь поцеловать меня?
— Да, — выкрикиваю я, собираясь положить ладонь на его руку, чтобы увеличить давление на мой клитор, но бог знает, где я нахожу силу воли, чтобы остановить себя.
— Тогда делай все это. — Это требование и всего через секунду я атакую его рот, руками отчаянно обхватывая его. Он кусает мою губу, и я кусаю его в ответ, заставляя рычать.
— Черт возьми, делай все, что хочешь со мной, сладкая девочка.
Поэтому я хватаю его член и сжимаю. Он твердый. Он горячий. Миллер откидывает голову назад и кричит, пальцами работая быстрее над моими пульсирующими нервами, приближая меня все ближе и поощряя мою руку работать над его стояком.
— Черт! — выдыхает он и роняет голову. Его лицо искажается, челюсть напрягается и каждая черта заостряется. Мой зарождающийся оргазм ускоряется под силой пронизывающих глаз, и я начинаю двигать бедрами навстречу его движениям.
Он делает то же самое.
Мы поддерживаем зрительный контакт, доводя друг друга до конца. Я протяжно стону. Миллер тяжело дышит мне в лицо. Капли воды скапливаются на темных ресницах, отчего его и без того горящие глаза дико блестят.
— Я кончаю! — выкрикиваю я, пытаясь сконцентрироваться и ухватить удовольствие, от которого у меня кружится голова, и в то же время стараюсь поддерживать темп руки, чтобы Миллер тоже достиг оргазма. — Кончаю!
Все очень быстро — я переставляю ноги, чтобы не упасть, Миллер сильнее прижимается ко мне, наши рты встречаются и неистово работают.
— Черт побери, кончай, Оливия!
Я так и делаю. Его приказ сводит меня с ума. Кусаю его язык, впиваюсь ногтями в его плоть, и сильно сжимаю член, чувствуя, как он резко пульсирует в моей руке.
— Ооох, чееерт, — стонет он и, ослабнув и повалившись на меня, прижимает к стене. Я ощущаю тепло его спермы у себя на животе даже сквозь горячую воду. — Просто держи его, — шепчет он, — не отпускай.
Я делаю как велено, медленно успокаивая его, и мягко толкаюсь бедрами в его руку. Мое сердце бешено колотится. Разум сосредоточен только на том, чтобы пережить вспышку удовольствия. Он прижимает меня к стене своим длинным телом и утыкается лицом в шею. Мы тяжело и прерывисто дышим. Наши сердца стучат, едва не вырываясь из прижатых друг к другу тел. И наши миры идеальны.
Но только в этот момент.
— Я даже не намылил нас, — выдыхает Миллер, обводя кругами мою киску, а затем медленно толкаясь в меня. Прикрыв глаза, я сжимаю вокруг него внутренние мышцы. — И все-таки мне кажется, что мы уже стали чище.
— Отнеси меня в кровать.
— И дать тебе твое? — Он кусает мою шею, а затем нежно посасывает, снова кусает и сосет.
Я улыбаюсь, несмотря на изнеможение и, отпуская его полувозбужденный член, начинаю выводить круги на его плечах. Прижимаюсь лицом к его лицу, пока не заставляю его освободить мою шею, и нахожу его губы.
— Я хочу, чтобы меня касалась каждая частичка тебя, — бормочу, не отрываясь от его губ. — Не отпускай меня всю ночь.
Он стонет и углубляет поцелуй, вдавливая меня в стену еще сильнее. Мы переплетем языки, нежно лаская друг друга. Я могла бы целовать Миллера Харта вечно и знаю, что он испытывает то же самое.
— Разреши вымыть нас.
Чувство потери физически ощутимо, когда он быстро целует меня в губы и находит гель для душа.
— Давай посмотрим, как быстро ты сможешь это сделать, — поддразниваю я.
Миллер прекращает выдавливать гель на ладонь и бросает на меня понимающий взгляд.
— Мне нравится проводить с тобой время. — Бутылка возвращается на законное место, и он начинает взбивать пену на ладонях. Стоя передо мной, выдыхает горячий воздух мне в лицо, а затем лениво моргает сверкающими голубыми глазами. — И ты знаешь это, Оливия.
Я задерживаю дыхание, прикрываю глаза и готовлюсь к его прикосновениям. Он начинает с моих лодыжек — медленные, нежные, вращение уносят прочь сегодняшнюю грязь. Пока мне неторопливо омывают ноги, разум пустеет, и я наслаждаюсь горячими прикосновениями. Без спешки. И я счастлива, что это так.
— Что теперь будет? — Я задаю вопрос, которого избегала с тех пор, как мы ушли из клуба. Мы вместе, надежно заперты в квартире Миллера, но так не может продолжаться вечно.
— Думаю, София передаст Чарли мои слова.
— Чарли знает, что София влюблена в тебя?
Он издает короткий смешок.
— У Софии нет желания умирать.
— А у тебя?
Миллер делает глубокий вдох и смотрит мне прямо в глаза.
— Нет, сладкая девочка. Теперь у меня неудержимое желание жить. Ты подарила мне это желание, и даже дьявол не помешает мне провести вечность с моим кем-то.
Протягиваю руку и касаюсь еще щеки.
— А Чарли — дьявол?
— Практически, — шепчет он.
— И ты со всем разобрался?
— Да. — Его голос звучит уверенно.
— Расскажешь мне?
— Нет, детка. Просто знай, что я твой, и все это очень скоро закончится.
— Прости, что все усложнила. — Больше ничего не говорю. Он понимает, что я имею в виду.
— Осознание, что в итоге мы будем вместе облегчает ситуацию, Оливия. — Очень осторожно он протягивает руку и стягивает резинку с моих волос. И чуть не вздрагивает, когда мои некогда знаменитые длинные волосы едва падают мне на плечи. — Зачем? — шепчет он, осторожно расчесывая и не отводя глаз от изрезанных прядей.
— Не надо. — Я опускаю голову, испытывая невероятные угрызения совести, но не потому, что буду скучать по копне непослушных светлых волос, а из-за осознания, что Миллер будет скучать по ним сильнее.
— Что ты почувствовала бы, сбрей я свои волосы?
В ужасе вскидываю глаза. Я люблю его волосы. Они уже длиннее. Когда высыхают, его волнистые пряди взъерошиваются и беспорядочно топорщатся на затылке. И мой любимый непослушный локон естественным образом падает на лоб… Нет, нет, нельзя.
— Полагаясь на интуицию, — выдыхает он мне в лицо, — предположу, что, судя по выражению твоего лица, это было бы очень больно.
— Да, так и есть. — Я не могу отрицать, и не делаю это. Прекрасная шевелюра — часть моего совершенного мужчины. Будет больно, если испортить любую его часть. — Но я бы не стала любить тебя меньше, — добавляю я, гадая, к чему он клонит.
— И я тоже, — бормочет он, — но следует знать, что я запрещаю тебе когда-либо снова их стричь. — Он берет шампунь и выдавливает немного мне на голову.
— Не буду, — заверяю его. Сомневаюсь, что вообще возьму ножницы в руки после того что сделала, и я имею виду с Миллером, а не с волосами. Он зарывается руками в оставшиеся локоны, а мой взгляд падает на колотую рану у него на плече.
— И я имею в виду не только тебя.
Я вдруг хмуро смотрю на его грудь, но Миллер поворачивает меня лицом к стене, так что я не в состоянии показать ему свое замешательство.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, пока он намыливает мою шевелюру.
— Хоть когда-то, — бросает он коротко и резко без всяких уточнений. Меня разворачивают обратно и ставят под струю воды, чтобы смыть пену.
— Хоть когда-то что?
Он не смотрит на меня, просто продолжает свое занятие, не обращая внимания на мое недоумение.
— Я запрещаю тебе вообще хоть когда-то подстригаться. Неважно у кого.
— Никогда? — шокировано выпаливаю я.
Он поворачивает ко мне невозмутимое лицо. Я знаю это выражение. Миллер непреклонен. Мои пряди добавлены в список обсессивных привычек. Он, возможно, отказался от некоторых из них, но собирается компенсировать их новыми… например, моими волосами.