Страница 16 из 22
Нашему разговору аккомпанирует школьная трансляция музыки из радиоузла, затерявшегося где-то в районе актового зала. Кто этот неизвестный ди-джей, кто накручивал нас, сидя в будке, ставя нам песенки «Модерн Токинг» (хит – «май харт, май соул», крутили каждую перемену) и другую про то, что ты теперь в армии (не помню кто пел, но известная западная группа). В общем, такой музон действовал на толпу школьников, как афродизиак на быка при виде тёлки – хвост на бок. Нереализованная в условиях перерыва сексуальность выражалась в насилие. Доставалась всем. У окна, рядом с мужским туалетом, полыхнул махач. Дрались парни из параллельного класса. Их окружили со всех сторон, подбадривая оскорбительными для дерущихся выкриками. Никакого уважения. Слушая Федю, я одним глазом наблюдал за развитием событий. Надавав друг другу, мальчики расцепились. Вроде как расслабились. У одного даже опустились руки. Ошибка. Второй боец воспользовался оплошностью и вмазал ему прямой в лицо. Голова дёрнулась так, что казалось вот-вот и отвяжется. Понеслось по новой: парни скатились в партер, продолжив на полу вымещать друг на друге удивление от окружающего их безумного мира. Что было дальше, угадайте?
Мимо нас с Федей пронёсся тот самый клоун из вчерашних пленных – курносый и мелкий, он преследовал симпатичную тёлочку; я даже знал её имя – Вика, она мне нравилась. Такая с прозрачным личиком и лучистыми глазами звёздного неба, и намечающейся теннисными мячиками груди под белым фартуком коричневой формы. Клоун догонял её и делая так – "Ыыы, Беээ, Веээ, хе хе хе, ыыы", – щупал её за первые ростки сисей. Реальный сюр – сюрреализм в действии. Да, девочкам на переменах тоже доставалось. Обычно их пинали по ягодицам и рвали волосы, но такое! Настоящий извращенец на взлёте в маньячное убожество разгоняется, чтобы замутить что-нибудь совсем уж мерзкое на стадионе – вроде отсоса у цыганёнка Борьки (зачем их потом застукали наши бычки). Но вернусь к драчке. Облапанную Вику я пропустил мимо извилин, записал на диск долговременной памяти и, слушая восхищения Феди Гребенщиковым и его группой "Аквариум", видел, что, как только ребятишки упали в объятия удава борьбы, стоявшие вокруг них зрители перешли от наглых слов к делу. Безнаказанность провоцировала на действие. Бойцов стали отмечать пинками. Вытирали об их ягодицы свои подошвы, толкали, подбивали бока. И ведь не определишь, кто конкретно тебя пнул. Все понемногу, и никто в отдельности. Круговая порука наоборот. Никакого ответа за совершённую подлость. А ведь это подлость – бить того, кто занят дракой и ответить тебе не может. Так втихаря пнул и скрылся за спинами многочисленных зрителей. Хорошо, мля. Да?
Ладно. Перемена закончилась. А Федя завершил проповедь. Заметьте за всё время перемены, пока вокруг кружились в вихре события, он ни разу и глазом не моргнул, не полюбопытствовал, что это там ворочается в углу или пробегает мимо. Все это его не касалось. Тогда мне это показалось стальной выдержкой, выкованной на кузне опыта, сурового война. Я ошибся. Что ж, бывает. Не первый и не последний. Раз.
Вернусь к тому, что без Чижова жизнь моя значительно теряла в весе оков. Следующий урок был уроком биологии. Это я люблю, это моё. И учительница, рыжая, курносая, вежливая, деликатная, молодая тётя, мне нравилась. Урок проходил в специализированном классе, и мы все вместе переместились галдящей ватагой в царство чучел, заспиртованных гадов и плакатов с графиками развития жизни на земле. На этом уроке ученики пользовались относительной свободой. Биологичка – мягкая учительница, и мы сидели у ней на шее. Уроков не срывали, но и слушали её вполуха.
Сидели мы на биологии несколько иначе, чем на других уроках, и так как моё обычное место оказалось занято Аистовым, – он зачем-то сел с Захаром, – мне пришлось искать другой стул. Место рядом с Хмелёвым оказалось на сегодня вакантным, и по старой памяти я его занял. Надо объяснить, что хоть Вова к тому времени был в авторитете, но учебный год начинал он вместе со мной в статусе новичка. Отличие заключалось в том, что его оставили на второй год, а я перешёл из другой школы. Быкам, ходившим под властью Лёни, на эти нюансы было чихать и Вову тоже пропустили через жернова прописки.
Я отлично помню, как они его помяли и он, получив каблуком в глаз, изображал боль, как от серьёзной травмы. Ну прям актёр. Именно изображал, я это знал, потому что сидел с ним, недолгое время, за одной партой. Да, покраснение под глазом появилось, но не больше. Имитации хватило, чтобы бычки отступились, испугавшись того, что выбили ему глазик. Запомнив приём, я его как-то повторил, когда на меня не знаю уж в который раз налетел весь класс. Меня постелили под ноги, я крикнул и зажал глаз рукой. Жухло? Да, жухло, но сколько же можно получать? Знаете, надоедает. Прошло, но с оговорками. Никита Володин, который в тот раз проявлял наибольшую активность, что-то заметил. На перемене он, энергично жестикулируя, что-то втирал Чижову и Аисту. Подобравшись к ним, я услышал:
– Он на уроке за глаз держался, а потом, как и не было ничего, с Вовой говорил. Ссыкло.
Увидев меня рядом, он выпятил челюсть вперёд, показал передний, отбитый наполовину зуб, и проговорил:
– Тебе чего надо?.. Вали отсюда.
Я ушёл. Противно. Жухлить тоже надо уметь, у меня нормально косить никогда не получалось. И, честно говоря, не хотелось.
Возвращаюсь к Вове – он как-то быстро покарабкался вверх, оставив меня у подножия своего перешедшего к нему без боя трону Чижа. Меня он гнобил вместе со всеми, но иногда, по старой памяти (когда рядом не крутился богатенький садист Чижов) примечал. Сегодня был мой счастливый день. Дело в том, что я умел рассказывать истории: пожалуй, единственный мой талант ценившейся как в школе, так и на улице. Вова, как старший по возрасту, чувствовал половое влечение ярче своих одноклассников, я этим пользовался и рассказывал ему всякие выдумки на скабрёзные темки. На самом деле ужасные темы с огромными куями и пё*дами в пуд весом. Тотальная е*ля всего со всем. Извиняюсь за мой французский, но такова правда жизни подростка – его мучение и его влажные мечты, без прикрас и с оттенком девиантности.
Усевшись рядом с Вовой, я параллельно обеспечивал себе тылы: никто из остальных солдат маразма не решился бы меня тронуть резинкой или пулькой из жёваной бумаги, боясь задеть Хмелёва. Наверное, я хотел задружиться с ним по-настоящему, и из кожи вон лез по этой же причине, и, пока рядом не было поблизости Лёни, мне это удавалось.
В тот раз свои пошлые сказочки я начал с того, как я провёл лето в пионерском лагере: всего одна первая смена, а сколько впечатлений. Враньё с невыдуманными именами и деталями, отчего история приобретала окрас реального, произошедшего со мной любовного приключения. Пересказывать сказку про мои половые подвиги в девчачьей палате и участие в оргии в лесу не имеет смысла. Малоинтересная хрень в стиле порнофильма с зачатками сюжета. Это минус. Плюс заключался в том, что Вова, слушая меня, забывал обо всём. Он потягивал из маленького пакета при помощи соломинки молоко и при этом приговаривал: не хочу ли я соснуть молодьки из Володьки. Белый шум. Лучше не вдумываться в смысл этих слов. Под ними ничего такого не подразумевалось, просто надсадная пошлость не знающего женских ласк девственника.
Второй историей, рассказанной мной, стала чепуховина, сочинённая походя, прямо на уроке – "Гомосеки в лесу". Жуть про то, как охотника в лесу ловила банда гомосеков, он от них убегал, убегал, пока не прибежал в землянку лесника. Лесник сидел за столом, охотник попросил у него помощи, а в ответ получил приподнимающийся, вроде как сам собой, стол, на самом деле взлетающий в воздух по средствам мускульной силы слоновьих размеров пениса лживого лесника, оказывающегося главарём банды педиков. Вова лыбился, а я наворачивал подробности. Урок пролетел, как его и не было. В этот день меня больше не терроризировали. Редкий, почти счастливый денёк.
Вечерком этого счастливого дня гулял на стадионе со своей собачкой Зинуськой. Встретил там Хмелёва и Чижова, который от простуды фактически оправился, но пропуск в школу от участкового врача получил лишь на следующий понедельник. Меня они встретили с распростёртыми объятиями. Говорил же: на улице они вели себя не совсем так, как в школе. Чижов щеголял в куртке Аляске, Хмелёв – в новеньком чёрном дутом куртеце, я же был одет в скромную коричневую болоневую куртку отечественного производства. С обувью была та же засада: у них фирменные ботинки, у меня советские. Встретились два красавчика и нищий. Никаких сословных предрассудков, друзья. На тему одежды тогда стебались редко. Хмелёв предложил сыграть в Царя Горы. Отлично, все согласны. Как раз подморозило; на втором запасном грунтовом футбольном поле за воротами возвышалась гора утрамбованных в камень отходов, оставшихся от рытья дренажных канав: её пользовали как бесплатный аттракцион – “Кто сильнее?”.