Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 18



Он показал деньги продавщице. Это было ошибкой, как выяснилось. Та преспокойно взяла его наличные и положила себе в карман.

Наступила пауза: Иван смотрел на девушку, та – на него.

Ну, а дальше как? – попытался узнать Ванадий.

Денег мало, – решительно заявила продавщица.

Действительно, что это я сразу не сообразил, – согласно кивнул он головой. – Денег всегда мало. Но вот ведь какая незадача: если бы я у вас тут попытался купить машину марки «Ока», или телевизор «Рекорд», или какой-нибудь жалкий ящик водки «Синопская», то рублей было бы катастрофически мало. Но я гораздо скромнее в своих желаниях. Две минералки по 32 рубля каждая, самая большая плитка шоколада за 74, фундук чищенный ценой в 140 и на полтинник изюма. Не пользуясь логарифмической линейкой можно прикинуть конечную стоимость моей нехитрой потребительской корзины в триста двадцать с копейками. Остальные деньги, подозреваю, на подкуп президента. Ну так вот, я не согласен.

Что? – вяло спросила девушка. Создавалось такое впечатление, что она отвлеклась от Ивановых рассуждений и уже предполагала, как бы с пользой потратить внезапно свалившиеся ей в карман средства: в боулинг поиграть, или на такси домой поехать?

Ты мне сдачу собираешься возвращать? – к своему удивлению, совсем не раздражаясь, спросил Ваня.

Нет, – серьезно произнесла продавщица и уставилась в пыльное окно за спиной единственного покупателя.

Жалко! – вздохнул Иван. – Дважды жалко, что я и товара-то своего не получил.

Бывает, – ответно вздохнула девушка. – Если больше денег нет, то проваливай отсюда. Некогда мне с тобой тут разговаривать..

Хорошо, – согласился Ваня и ручкой своего верного альпенштока ударил продавщицу в подбородок. Та не имела никаких намерений и личностных свойств характера против падения в обморок. Безмолвно скользнула на пыльный пол и там неудобно разлеглась.

Иван, конечно, понимал, что ныне он, если неведомым образом все еще поднадзорен, обречен. Теперь оставалось ждать гневно размахивающего дубинкой охранника, который должен был созерцать всю картину по видеонаблюдению. Но, то ли пресловутый охранник в этот самый момент делал блаженную гримасу, сосредоточенно глядя прямо перед собой, в служебном туалете, то ли наблюдение отсутствовало как таковое, временно, или постоянно. Никто не прибежал, не зашумел в подсобке, не закричал по телефону.



Ваня, конечно, ждать не собирался ни одной лишней секунды. Плавно переместился к кассе, отстучал себе чек, положил его в карман, вытащил у девицы под ногами свои деньги, отсчитал четыреста рублей и внес их в открытый зев аппарата. Вернул себе полтинник сдачи, решив не мелочиться, запихнул в пластиковый пакет покупки и пошел, было, к двери. Но задержался на несколько секунд, расположив тело продавщицы ровнее, чтоб ей по приходу в себя было несколько комфортнее.

Лишь только приоткрыв дверь на улицу, он сразу же обратно ее запахнул. Ничего интересного там не было, на этой улице, чтоб вот так вот сразу же выбегать после совершения «противоправного» действа. Лучше уж оставаться в магазине.

Иван мог сколько угодно верить в свою невиновность, но доказать это милиционеру было невозможно. А по широкой улице шла таких милиционеров целая стая. Они передвигались, как это было принято у гусар и иных конников, лавой. Одеты были совсем разномастно: кто в кителях и брюках, кто в мешковатой серой форме, кто в фуражке, кто в пилотке. В руках они держали дубинки и пистолеты. Кто-то нес на себе еще и автоматы. Шли они достаточно безобидно, если по отношению друг к другу. Прочих прохожих, замерших на встречных курсах, деловито лупили дубинками. И несчастный люд должен был радоваться везению, что никто пока не открыл огонь. Побьют – можно вылечиться, подстрелят – можно не выздороветь.

Все это происходило молча, если не считать молодецкого уханья при нанесении удара и короткого стона при получение оного.

Иван решил в народ не ходить. Но и в магазине задерживаться не стоило: мало ли, очнется жадная продавщица и потребует вернуть ей обратно его кровные деньги. Лучший путь – внутрь, в подсобки, в темноту подвала. В этом районе Петербурга все старинные дома имеют сообщения между собой. В этих домах обязательно можно уйти в подземелье.

Он основательно и на сей раз грабительски для магазина – то есть бесплатно для себя – забил свой рюкзак запасами консервов, батареек, какими-то галетами, даже плоскую полулитровую бутылку коньяку заложил в наружный кармашек. В сложившихся условиях надо брать, сколько может нести ездовая лошадь, иначе говоря – он сам. На улице – то ли революция, упаси боже, то ли какой-то вывихнутый террористический акт. Во всяком случае, основные неприятности ожидаются впереди. Пока еще не совсем организованные стражи правопорядка – сдается, вообще, все, кто на этот момент находился в своем отделении – были выгнаны бороться со стихией. По большому счету, Иван не разглядел особых беспорядков: стояли пешеходы – их лупили менты. Но он тщательно не приглядывался, скорее всего, где-то дальше – разгул беспорядков.

Вот организуются менты, получат строгие приказы, тогда на улицу вообще не выйти. Доказать, что не при делах – пустое дело. Во-первых, никто и слушать не будет. Дадут в зубы – и в каталажку. Ну а там уже не до выяснения: «свой-чужой». Забрали – значит, есть за что. Во-вторых, легче словить какого-нибудь уныло бредущего в магазин за рыбными консервами и зеленым чаем интеллектуала, чем стремительного и вороватого проходимца, способного на самые неожиданные поступки.

Иван причислял себя к интеллектуалам широкого профиля: и швец, и жнец, и на дуде игрец. Мелкий разбой в магазине – до того ли сейчас властям! Пусть они восстановят демократический строй, если таковой непостижимым образом зашатался. Предпосылок, вроде бы, никаких не отмечалось, но мало ли что могло произойти, когда он, очарованный, добирался с петрозаводской улицы Чапаева аж до стольного Санкт-Петербурга, там уронил на себя огромный книжный шкаф, заботливо кем-то предоставленный прямо на Дворцовую площадь, завалил себя нетленными творениями Владимира Рудольфовича Соловьева и забылся сном младенца. Конечно, если судить по часам и календарю на мобильном телефоне, времени прошло – сущий пустяк, минутное дело. Искать объяснения Иван не мог, аналитический склад ума твердо отвергал любую версию. Значит, нужно было, не мудрствуя лукаво, уходить в подполье. Потом добираться домой.

Ваня прошел сквозь пустынные служебные помещения магазина, заваленные, естественно, коробками, намереваясь найти коммуникационную развязку. Она, если не подводил опыт, должна была означать местоположение входа в подвал, или сам подвал.

Если бы он находился в новостройках, то дело бы осложнялось поисками шахт колодцев, что располагались, как правило, по утвержденному смешному и юмористическому строительному плану прямо посреди оживленных автомобильных дорог. Такую шутку могли оценить только водители, иногда теряющие колеса в означенных местах. Провалиться со всей скорости в люк, вылететь через лобовое стекло вместе с креслом, помахать приветственно всем участникам движения и потом идти в ближайшее кафе пить капуччино, дожидаясь добрых друзей-страховщиков. Пачкать кровью сиденье, пускать кровавые слюни в чашку и на барную стойку, одновременно улыбаясь всем и вся: ах, какой замечательный розыгрыш!

Иван, уже не удивляясь пустоте, пыли и, что самое удивительное – свежайшему воздуху, благополучно достиг искомой точки. Подвальное помещение заканчивалось стеной из красного кирпича. Заделку произвели совсем недавно: может быть, десять, может – пятнадцать лет назад. Вообще-то допустимый срок – полвека. В течение этих пятидесяти лет строительный раствор технологически насыщался песком и обеднялся цементом марки Портленд 500. Цемент благополучно уезжал на дачи строителям, или просто случайным людям, вступившим с последними в товарно-денежные отношения. Вот вам деньги, а вот вам материал. Или вот вам водка, марки «сымагон» – а вот вам, пожалте, все, что душа изволит. В знак особой благодарности – слюнявый поцелуй и танец гопак.