Черная Призма

Но основывая свой статус охраны на боевых качествах, Черная Гвардия была вынуждена за последние двести лет принять в свои ряды более десятка элитных извлекателей не только из Парии или Илиты.

Каррис вступила в Гвардию, поскольку отказать ей было невозможно. Она провела бой с каждым членом Гвардии и уступила только четырем. Она была самым быстрым извлекателем из всех, кого знал Гэвин, а после обучения в Черной Гвардии стала еще и одним из самых опасных. И это ничего не значило для нее. При том, как она изводила себя, Гэвин думал, что ей повезет, если она проживет еще десять лет. Скорее, пять. Словно она бежала к вратам Смерти наперегонки с ним. Но она умрет не сегодня.

Второй всадник мчался на нее, занося меч. Каррис стояла на месте, сдвинувшись лишь в последнюю секунду, чтобы не оказаться у лошади на пути. Всадник, ожидавший, что она отступит в другую сторону, был слишком удивлен, чтобы успеть сменить курс. Каррис припала к земле в тот момент, когда лошадь была готова затоптать ее. Гибкими пальцами из зеленого и красного люксина, протянувшимися из ее рук и скрещенными, она поймала подпругу, когда лошадь промчалась над ней.

Лошадь пролетела мимо, и на какой-то миг Гэвин подумал, что Каррис все же затоптали. Затем она подпрыгнула в воздух. Люксин расплелся и забросил ее на все еще летящую галопом лошадь. Она врезалась в спину всадника и чуть не слетела с седла, но уцепилась и сумела усесться позади него.

Всадник замахал руками, не понимая, что случилось и что это ударило его сзади. Каррис достала кинжал, свободной рукой обхватив голову Зерцала. Она подняла его забрало и вонзила кинжал ему в лицо. Мужчина содрогнулся, и оба упали.

Каррис попыталась выпихнуть всадника, чтобы упасть на него, но его нога намертво застряла в стремени. Вместо мягкого приземления ее сильно крутануло назад, когда его тело выдернулось из-под нее, затем она ударилась о землю и резко покатилась вперед. Но ей все же повезло упасть в траву.

Гэвин посмотрел на мальца, ради спасения которого они перебили тридцать солдат элитной гвардии короля Гарадула. Ему было лет пятнадцать. Пухлый, неуклюжий, с округлившимися от страха глазами. Он повернулся и побежал к реке. Сначала Гэвин подумал, что он убегает от страха, но затем понял, что он бежит к своему другу, спасти которого они с Каррис не успели.

– И как это понимать? – раздался мужской голос.

Гэвин обернулся – и выругался. Он был так занят мальчиком, Каррис и тем, что творилось у реки, что не обратил внимания на дорогу. Рев воды на порогах и в водопаде заглушал топот копыт, но все равно. У мужчины, который окликнул их, был тот же слабый подбородок, в который так и хотелось дать кулаком, как Гэвин сделал шестнадцать лет назад, когда в последний раз видел его. Его трясло от ярости при виде того, что осталось от его тридцати якобы неуязвимых Зерцал.

Но лицо сатрапа Гарадула изменилось сразу же, как он увидел Гэвина. Он натянул поводья, когда его окружили с пяток извлекателей и двадцать Зерцал.

– Гэвин Гайл?

Глава 17

Белая убьет его.

Гэвин этого заслуживал. Присутствие самого сатрапа Гарадула меняло все. Если бы это были просто солдаты сатрапа Гарадула, как ожидали Гэвин с Каррис, Гэвин мог бы перебить их и уйти. Сатрап Гарадул в ярости начал бы охоту за извлекателями, устроившими это, но он не знал бы, за кем охотиться. Это мог бы просто оказаться какой-нибудь сильный извлекатель из – как там звался этот городишко? Ректон?

Какая ирония.

Было слишком поздно хвататься за очки, которые Гэвин носил в кармане ради таких случайностей. В очках он был бы просто таинственным полихромом. Но без очков он мог быть только Призмой. И теперь сам Призма выступил против сатрапа Гарадула, и никак не отвертишься. Раск Гарадул знал его.

– Гэвин? – повторил сатрап Гарадул. В его голосе было что-то странное, настойчивость, может, ловушка. Он был в кольчуге с зерцалами. Маленькими, не требующими выраженных сочленений. Его страна была бедной.

Он изменил свой герб. Прежде это был фамильный месяц и две звезды на черни и личный оскалившийся лис. Теперь все это исчезло. Новый королевский герб представлял собой белую разорванную цепь на черном поле. Гэвин сразу же понял, что этот символ имеет значение. Раск не просто отрекался от имени и отца, которого всегда презирал за слабость. Новое было в том, что он подпал под влияние ереси старых богов – Гэвин знал эти слухи. Что он делает? Зачем он спрашивает у Гэвина имя, хотя уже и так знает, что это он? Он дает Гэвину возможность солгать, что он не Призма?

Если он так поступит, что сделает Раск Гарадул? Убьет его и потом скажет Хромерии, что ошибся; он не виноват, что убил напавшего на них, который сказал, что он не Гэвин Гайл. Если Раск думал, что сможет убить Гэвина с горсткой извлекателей и двумя десятками Зерцал, то он ошибается, но что тут еще может быть? Может, сатрап Гарадул был просто изумлен тем, что увидел Гэвина, как и Гэвин – его, и не знал, что тут делать. Если Гэвин солжет и Раск нападет, у него не останется иного выхода, кроме как убить его. Если он убьет Раска, придется перебить всех его людей. И что скажут на это сатрапии? По дороге за спиной сатрапа уже сейчас подходили новые войска. Гэвин не мог перебить их всех. Каким бы сильным он ни был, если сотня людей разбежится во все стороны, кто-то да удерет. Пойдут слухи, что сам Призма явился в Тирею и убил сатрапа без провокации с его стороны.

И все равно, что сатрап Гарадул вырезал всех в том городке. Это был его город, он мог делать с ним все, что считает нужным. Некогда Призма мог бы уничтожить любого из сатрапов по желанию, но те времена давно прошли. Такое было возможно, когда Семь Сатрапий действительно были сатрапиями. Но сейчас его власть была церемониальной, всего лишь религиозной. Призма не должен был вмешиваться во внутренние дела государств – а Гэвин уже более чем просто вмешался.

Если бы он всех здесь перебил и удрал в Хромерию, он вернулся бы через несколько дней после отъезда, и Хромерия могла бы убедительно отрицать его вмешательство. Теперь это было невозможно.

Он убил бы человека, которого никогда не любил, и за это заплатила бы лишь горстка солдат в самом захолустье Семи Сатрапий. Ну да, мальчишка бы тоже погиб. Иначе он стал бы шантажировать Гэвина. А что подумала бы Каррис? А это имеет значение? Она уже была недоступна для него. Он знал, что и так потеряет то малое, что между ними оставалось.

Человек, которым он некогда был, не стал бы медлить.

А что сделал бы ты, братец?

Это было так давно, что Гэвин уже и не был уверен.

– Я верховный владыка Призма, Гэвин Гайл. – Гэвин чуть поклонился, заведя руку за спину и пытаясь сделать знак Каррис.

– Итак, владыка Призма, – громко сказал сатрап Гарадул, – так Хромерия объявляет войну?

– Странно, что ваши мысли так быстро обращаются к войне, сатрап.

– Странно? Нет, странно, что вы зовете меня сатрапом. Вы изгнали моего отца, сатрапа по праву, из Гарристона, захватили этот город, нашу столицу и единственный порт, лишили народ Тиреи доступа в Хромерию. Тирея больше не сатрапия со времен вашей войны, Призма. Я король Раск Гарадул Тирейский. Вы перебили мою личную гвардию. И вы говорите, что в такой ситуации странно подумать о войне? – возвысил голос Раск. – Или вы считаете, что тирейцы выпестованы для того, чтобы их убивали лакеи Хромерии?

Среди Зерцал поднялся ропот, что показало Гэвину, что такие разговоры им не в новость.

– Но Хромерия вряд ли послала самого Призму, чтобы перебить горстку моих людей. – Раск сделал вид, что задумался, но не стал ждать, чтобы Гэвин успел вставить хоть слово. – Нет. Призма может прибыть сюда только для более важного дела. Чего-то, что поможет Хромерии укрепить свою хватку на горле Семи Сатрапий. Скажите мне, владыка Призма, вы пришли убить меня?

Льва на крысу не посылают, едва не сказал вслух Гэвин.

Послышались звяканье доспехов и топот копыт, когда Зерцала и извлекатели сгрудились теснее вокруг Раска Гарадула. Гэвин лишь слышал это – он смотрел вниз с холма. До этого момента он избегал смотреть туда, чтобы не привлекать внимания к Каррис. А сейчас она наверняка уже решила, остаться ей или уйти.