Страница 1 из 12

Психология рефлексивных механизмов деятельности

Карпов Анатолий Евгеньевич

Анатолий Карпов

Российская академия наук Институт психологии

Введение

Проблема рефлексии уникальна в такой же степени, как и сама рефлексия. Действительно, благодаря свойству рефлексивности как «данности сознания самому себе» человек понимает, что наделен таким уникальным качеством, которого нет ни у одного из иных живых существ, – самой способностью сознавать. Он понимает свою уникальность в мире (а не исключено – ив мироздании, поскольку до сих пор поиски аналогов этого свойства не увенчались успехом, а загадка «silence universi»[1] все еще существует). Бытие сознания невозможно без осознания этого бытия, что тождественно рефлексии как таковой. Рефлексия – не только продукт сознания, но также форма его существования, важнейшее его условие, а строго говоря, и один из его основных механизмов.

Вместе с тем, если тезис об уникальности свойства рефлексивности понимается вполне отчетливо и принимается легко (и даже с некоторым удовольствием), то аналогичное заключение в отношении проблемы рефлексии обычно не формулируется в явном виде. Однако трудно не видеть того обстоятельства, что и в этом «гносеологическом измерении» рефлексивности ситуация очень своеобразна. Практически все иные проблемы психологии могут и должны быть поняты как во многом обусловленные логикой развития этой науки, как продукты этого развития и его следствия (при этом речь идет о психологии не только научной, но и «донаучной» – «народной» (folk-psychology)). Однако сама психология в широком и исходном смысле слова – как «знание о душе» – объективно возможна лишь на основе соответствующей способности – свойства рефлексивности. И в этом отношении можно сказать, что вся психология – это следствие данного свойства; она появляется там и тогда, где и когда возникает это свойство. Рефлексивность позволяет дифференцировать психическое на «познающее» и «познаваемое», а тем самым конституировать его как предмет познания. Речь, по-видимому, должна идти не только о «вторичности» психологии по отношению к свойству рефлексивности, но и о других науках, о науке в целом. Психология как знание о душе есть только одна из форм знания как такового, а любое знание возможно только в его рефлексивном «обрамлении». Поэтому и один из наиболее жгучих вопросов: что есть знание? – во многом тождествен вопросу: что есть рефлексия? Рефлексия – один из главных факторов, конституирующих не только психику и психологию, но и знание как таковое. Это форма и условие существования знания, в том числе и научного, а в особенности психологического.

О фундаментальности проблемы рефлексии свидетельствует тот факт, что без анализа рефлексивных процессов невозможно сколько-нибудь полное понимание таких основополагающих феноменов человеческой психики, как произвольность, самосознание, мышление, творчество и др. Кроме того, на определенном этапе онтогенеза рефлексивность выступает как основная детерминанта социализации личности, опосредует процессы межличностной коммуникации. Будучи многоаспектным явлением (в процессе жизнедеятельности личности рефлексия выступает, по меньшей мере, в четырех аспектах: кооперативном, коммуникативном, личностном и интеллектуальном), рефлексивность включается практически во все уровни осознаваемой психической активности и во многом определяет эффективную адаптацию личности к внешней природной и социальной окружающей среде.

Дополнительную трудность и еще большую специфичность проблеме рефлексии придают те сложные, а часто и противоречивые отношения, в которых она находится с другой фундаментальной проблемой – проблемой сознания. Через нее проблема рефлексии предстает фактически как общефилософская, непосредственно выводится на уровень основного вопроса философии, становится полем столкновений и бесчисленных коллизий, сопровождающих развитие представлений о соотношении «духа и материи». Исторически сложилось так, что в вопросе о соотношении сознания и рефлексии варианты ответа на него варьируют в очень широком диапазоне. На одном его полюсе – фактически признание их тождества; недифференцированность сознания и рефлексии (точнее, нецелесообразность их разделения). На другом – подчеркивание не только принципиальных различий, но даже и противоположности сознания и рефлексии (что наиболее явно представлено в концепции Ж. П. Сартра [319]). На наш взгляд, ни отождествление, ни обособление рефлексии и сознания абсолютно неправомерны; они неконструктивны в плане решения обеих этих проблем. И напротив, именно определение тех реальных отношений и связей, в том числе генетических, структурных и функциональных, в которых находятся между собой рефлексия и сознание – одно из главных условий адекватного познания и того, и другого.

Неопределенность истинных отношений сознания и рефлексии, но одновременно и несомненность существования этих отношений обусловили ряд характернейших особенностей развития проблемы рефлексии. Так, в частности, эта проблема столь же стара, как представления человека о себе именно как о человеке. Одновременно она и «ровесница» науки в целом, в том числе и психологии. Как обычно принято говорить в таких случаях, «уже Аристотель…». Но что поделаешь, если действительно уже Аристотель впервые вводит понятие мышления о мышлении как фактический аналог рефлексии [15]. Другой формулировкой этой же проблемы выступают учения Сократа и Платона о самопознании [16].

На протяжении всего последующего развития научной (особенно философской и психологической) мысли развивались и представления о рефлексии. Отметим лишь наиболее крупные и известные вехи такого развития: учение Августина о достоверности знания; рационалистическая трактовка проблемы рефлексии (и сознания в целом) Р. Декартом, а также подчеркивание им онтологической функции рефлексии; интроспективная психология второй половины XIX века; современный метакогнитивизм [262–264; 278; 279; 283; 294; 300; 312 и др.].

Еще одной характерной особенностью этой проблемы и в то же время чертой, роднящей ее с другими крупнейшими научными и общефилософскими проблемами, является следующая особенность. Несмотря на «большой срок жизни» данной проблемы, на четкое осознание научным сообществом ее огромной важности, очевидное внимание к ней и т. д., реальные результаты ее разработки явно не пропорциональны ее статусу. Такая диспропорция вполне объяснима и обусловлена в конечном счете ее грандиозной сложностью и потому слабой изученностью. Более того, вследствие этого в ряде случаев имеет место гносеологический эквивалент известного феномена «выученной беспомощности». Из-за предпринимавшихся ранее многочисленных попыток изучения проблемы рефлексии, оказавшихся не вполне удачными, она перестает активно исследоваться в связи с малыми шансами на успех. Она в силу этого значительно чаще «ставится и обсуждается», нежели реально позитивно разрабатывается. Указанная диспропорция «важности – разработанности» является специфической чертой большинства действительно фундаментальных проблем и надежным «индикатором» их распознавания. В своем крайнем выражении эта особенность зафиксирована, как известно, в знаменитом тезисе П. Дюбуа-Реймона «ignoramus et ignorabimus» 2, что, кстати говоря, было заявлено им, в частности, и по отношению к проблеме сознания.

Еще одной специфической чертой проблемы рефлексии является то, что очень долгое время рефлексия в качестве научной категории использовалась преимущественно как интерпретационное средство и как объяснительный принцип функционирования психики, а не как самостоятельный предмет изучения. Точно так же, как психология в целом, по словам Э. Боринга, «имеет очень длительную предысторию и очень короткую историю» [258, с. 311], проблема рефлексии имеет столь же длительную предысторию (на протяжении которой она рассматривалась в основном как феномен, как объяснительный принцип и метод познания психического) и еще более короткую историю (когда она выступает уже как предмет изучения). Обычно считается, что последняя начинается с 1925 года – с введения А. Буземаном самого термина «психология рефлексии». В связи с этим до настоящего времени сохраняется доминирование так называемого абстрактно-философского подхода к исследованию проблемы рефлексии над конкретно-научным[2][3]. Поэтому и сам предмет – рефлексия – в большей степени раскрыт лишь в общем плане и в гносеологическом аспекте, а не в качестве онтологически представленной и обладающей системой собственных закономерностей психической реальности, что препятствует развитию «позитивной науки о рефлексии», включающей в качестве важнейшей и собственно психологическую составляющую.

«Молчания Вселенной», то есть отсутствия зафиксированных попыток контактов с человечеством иных (возможно, существующих) форм жизни и психики.

«Не знаем и не узнаем» (лат.).

Слово «абстрактно-философский» используется здесь, разумеется, не в его оценочном смысле и, тем более, не как негативная черта подхода, а лишь как констатация того, что в данном подходе рефлексия анализируется преимущественно в качестве философской категории; ее изучение осуществляется поэтому на категориальном, то есть общефилософском уровне.