Страница 9 из 13
Все бамбуковые жерди были тщательно привязаны к основным балкам, после чего я замазал верёвки древесной смолой, предварительно очистив её от крупного мусора и размягчив над костром – в результате получился кустарный композитный материал из естественных компонентов. Бамбук, пожалуй, переживёт не один дождь, а вот волокна из коры могли сгнить очень быстро, и защитить их от влаги было крайне необходимо.
Затем я принялся за крышу. На этом этапе возникла серьёзная необходимость в измерительном инструменте, так что в итоге я обзавёлся двумя линейками – деревянной и верёвочной, а кроме того, элементарным строительным отвесом. Своей цели эти самоделки вполне достигали: в конце концов, мне важны были относительные размеры, а не абсолютные, а уж разделить отрезок на равные части можно и рогулькой вместо циркуля. Кроме того, я собрал ещё одну лестницу, покороче, чтобы не делать крышу слишком низкой.
В основе этой конструкции лежал тот же принцип, что и у пола, то есть две балки, уложенные вдоль и привязанные к стволам, причём одна из них сантиметров на пятнадцать выше другой – чтобы по будущему настилу стекала вода. Затем я начал выкладывать жерди, следя, чтобы выступающие зубцы совпадали с зубцами пола. Здесь опять пригодились линейка и верёвочка с грузиком – универсальный инструмент строителей во все времена. Работа кипела.
И работа эта вовсе не была скучной. Энтузиазм подогревало осознание того, что я работаю на самого себя, более того – строю себе дом, убежище, а каждая уложенная палка требовала концентрации внимания, так что желания отвлекаться не было вовсе. Удалось мне и рационализировать труд: теперь я обрабатывал бамбук непосредственно на платформе, делая пропилы для верёвок и обрезая жерди до нужной длины.
Грудастая девица больше не требовалась, исключая использование по прямому назначению. Хотя с таким ударным трудом на эротические мысли попросту не оставалось времени.
Работая от рассвета до заката, на крышу я истратил ещё пять дней, а потом крепко задумался на предмет того, как бы сделать этот навес водонепроницаемым. Единственным, что пришло на ум, была глина. О черепице нечего было и мечтать – у меня не было печи для её обжига, хотя я приблизительно и представлял себе её устройство, но воду отлично сдерживал бы и мягкий слой. Варианты вроде использования чернозёма или хвойных веток я отмёл сразу – это временные решения, но никак не постоянные. К тому же хвоя увеличит опасность пожара.
Итак, требовалось найти глину. Но мало её найти – надо ещё её притащить. Это у персонажей компьютерных игр есть безразмерные инвентари, в которые можно класть всё, что угодно – от луков, мечей и копий до оторванных голов каких-нибудь квестовых монстров, я же не очень-то хотел вымазывать единственный рюкзак. Очевидным решением были корзины, и, хотя я не имел ни малейшего представления об их плетении, всё же нарезал лозы с местных ив и принялся за работу. Именно тогда меня и застала гроза.
Глядя, как небо торопливо затягивается тучами, я вооружился топором и срезал несколько больших разлапистых ветвей, которые бросил на крышу. Затем присыпал всё более мелкими сосновыми лапами, закрыв промежутки, и когда прогремел первый гром, я уже спокойно сидел в «домике». Полной защиты, конечно, это не давало – вода всё же просачивалась внутрь, да и отсутствие стен давало о себе знать. А когда начался настоящий ливень, вся эта несчастная конструкция сдалась окончательно, и только небольшой пятачок, где палки прилегали друг к другу очень плотно, остался сухим.
Небо то и дело сверкало молниями, раскаты грома гремели один за другим. За всё предыдущее время был только один дождик, который я едва заметил, и оставалось лишь радоваться, что я успел закончить основу крыши до того, как началось ЭТО. Как ни крути, но даже в такой ситуации я ещё оставался более-менее сухим, что давало надежду не слечь с простудой – в моём положении это означало почти гарантированную смерть.
XIV
«День двадцать первый. Уже три недели, как я торчу здесь, и, как ни странно, до сих пор ещё могу писать это. Да, мне всё-таки пригодились учительские тетрадки: вырвав страницы с каракулями пятиклассников, с ошибками решавших линейные уравнения, я стал вести дневник. О чём в этом самом дневнике и пишу».
Вторую тетрадку – ту, в которую перенёс карту – я использовал как атлас-путеводитель для туриста, то есть попросту отметил цифрами все ориентиры на карте и тщательно описал каждый. Туда же я зарисовал оба найденных ягодных куста, указав форму листьев и нарисовав жирный череп с костями напротив ядовитого. Честно говоря, не хотелось и думать, что было бы, если бы я съел больше.
С корзинами пришлось повозиться. Непослушная лоза постоянно выскакивала из пальцев, кое-как связанные в центре прутья расползались, не желая превращаться в плетёное изделие. Труднее всего, однако, оказалось начать: когда я кое-как всё же уложил донышко, дальше дело пошло как по маслу. Получилось нечто до крайности уродливое, не очень прочное, но всё же держащее форму. С ним-то я и отправился на поиски глины, которую в конечном итоге всё же нашёл, спустившись в лесную низину, где обнаружилось озерцо с глинистыми берегами. Рай для гончара.
Там же, однако, обнаружился и ещё один белый валун, так что я аккуратно устроился подальше от него и быстро наполнил корзину, после чего поспешил ретироваться. Тащить эту штуку оказалось зверски неудобно – держать её можно было только в руках перед собой, да ещё и дно недовольно потрескивало, грозясь вывалиться. Шесть километров до дома я преодолел с большим трудом, а ведь мне требовалась не одна такая корзина. Но перспектива намокнуть заставила сжать зубы и снова отправиться к озерцу.
Таскал глину я ещё четыре дня. Крыша выстилалась тростником, который обильно рос у реки, затем этот слой промазывался глиной, и так несколько раз, пока толщина полученной конструкции не удовлетворила мою инженерную интуицию. Кроме того, я приволок ещё пару корзин, набрав небольшую кучу во «дворе» моего убежища для будущих нужд. Пятый день был посвящён отдыху: эти проклятые походы с тяжеленной корзиной вымотали меня до полусмерти. Единственное полезное, что я сделал за первую половину дня – это сходил к «раскидистой клюкве», сорвав себе дополнительную порцию плодов. Вкупе с печёным зайцем они пошли не хуже, чем в лучшем французском ресторане.
Всё остальное время, устав от безделья, я потратил на установку силков, потому что охота отнимала слишком уж много времени, а дел и без неё было невпроворот. Об их устройстве я не имел ни малейшего представления, так что пришлось разработать собственную конструкцию: гибкая ветка с самодельными шипами отгибалась и стопорилась палочкой, к которой привязывалась нить с кусочком плода клюквы на другом конце. Животное тянуло приманку, вышибало стопор, после чего его убивала, кхм, убивалка – другого названия для сего орудия я найти не смог.
Под вечер же я соорудил пращу. Она оказалась одной из тех немногих задумок, с которыми не возникло вообще никаких проблем на этапе конструирования: я просто сложил втрое короткий участок в середине шнура и перевязал его нитями из коры, получив карман для камня, после чего завязал петлю на одном конце – и праща была готова. Первобытное изобретение, самое простое, которое только можно придумать.
Зато проблемы возникли, когда я попробовал из этой пращи во что-нибудь попасть. Мишенью был выбран тот самый многострадальный пенёк, уже испытавший на себе мощь моей копьеметалки. На этот раз, однако, судьба его миловала: из первых двадцати бросков точно в цель угодил лишь один, да и тот, пожалуй, случайно, что даёт полное представление о моей меткости. Упражнялся в метании я несколько часов, после чего вынужден был признать, что пращник из меня такой же хреновый, как и турист.
Может, даже хуже.
В общем, судя по всему, придётся делать ловушки и пользоваться копьеметалкой, как вариант – найти гибкое дерево, пригодное для изготовления лука. Совершить же неолитическую революцию и перейти от собирательства с охотой к земледелию и животноводству мне недоставало знаний. И, конечно, рабочих рук.