Страница 2 из 22
В 1862 г. Глинки переселяются в Тверь. Здесь, в «тверской Карелии» (местах поселения карел среди русского населения, где и находились поместья Голенищевых-Кутузовых), Глинка занимался археологией и принимал участие в общественной жизни. Авдотья Павловна основала тверское благотворительное общество «Доброхотная копейка», которое учредило бесплатную столовую для нищих и ремесленную школу, и Глинка был председателем общества. (Благотворительные заботы были свойственны Глинке уже и во время войны 1812 года.) В 1875 г. его избрали, невзирая на преклонный возраст, гласным городской думы Твери.
Умер Глинка 11 (23) февраля 1880 г. в Твери и был похоронен с воинскими почестями в Желтиковом монастыре. Могила его была осквернена и ликвидирована во время антирелигиозных кампаний 1930-х гг. На доме, где Глинки жили в Твери (ул. Желябова, 30), мемориальную доску устанавливали дважды: сначала в 1990-е гг. – как поэту, потом (когда эту почему-то сняли) в 2010 г. – как герою Отечественной войны 1812 года.
Федор Глинка был одним из первых русских писателей, которые обратились к культурологическому, историософскому осмыслению военных событий 1812 года.
Термин отечество в современном значении был утвержден в русской культуре, по-видимому, М.В. Ломоносовым, который весьма активно использовал его в своей речевой практике. В конце XVIII в., в позднее правление Екатерины и при Павле, понятие отечества приобретает все большую актуальность в связи с настоятельной потребностью национально-государственной идентификации. Традиционная патерналистская модель утверждала, что отечество относится к гражданам так же, как дворянин к крепостным крестьянам, с отеческой заботой о благе подданных. Ф.С. Туманский на заседании Вольного экономического общества весной 1794 г. говорил, что когда «хозяин не токмо владетель избытков своей деревни, но и отец своих поселян», это приносит «пользу и услугу Отечеству»[1]. Противоположная ей буржуазно-либертинская модель, проникшая в Россию под влиянием французской революции, ставила развитие чувства патриотизма в прямую зависимость от уровня политической свободы в обществе. Наиболее радикально эту трактовку 'отечества' сформулировал А.Н. Радищев, который в статье «Беседа о том, что есть сын отечества» (1789, на самом деле 1790) писал, что чувства патриотизма не может быть ни у крепостных крестьян, поскольку они лишены гражданских прав, ни у крепостников, поскольку они нарушают естественные права человека: «Не все рожденные в Отечестве достойны величественного наименования сына Отечества (патриота)»[2]. Но такая трактовка была слишком нова и практически не подготовлена социально-политической ситуацией в России; прививалась она плохо.
Карандашный набросок с портрета Федора Николаевича Глинки
Обычно историческая наука связывает использование категории отечества в официально-государственном дискурсе именно с его актуализацией в общественном сознании под непосредственным влиянием французской революции. В связи с этим сложилось мнение, что император Павел запретил слово отечество[3], а некоторые авторы называют даже год именного указа этого запрета – 1797[4], фактически первый год царствования Павла.
Между тем ситуация была сложнее. На самом деле Павел Петрович в первый период царствования постоянно использовал термин отечество и утверждал его своими резолюциями в текстах, которые были подготовлены сенатом и отдельными лицами: «польза государю и отечеству»[5]; императрица Екатерина I учредила орден святой великомученицы Екатерины, «предписав любовь к отечеству главнейшею заслугою», а орден святого князя Александра Невского «в воздаяние трудов для отечества подъемлемых»[6]; «войско Донское было всегда на пользу государя и отечества»[7]; «Честь, храбрость, беспредельная верность и любовь к государю и Отечеству составляли главные свойства дворянина и рыцаря»[8]. Особое значение приобретает акт о престолонаследии, подписанный Павлом Петровичем и императрицей Марией Федоровной «по любви к Отечеству»: «Мы желаем, чтобы сей акт послужил доказательством самым сильнейшим пред всем светом нашей любви к Отечеству»[9]. Наконец, Павел принимает восходящий к Петру I титул Отец отечества[10].
Это та же патерналистскую модель, но если Ф.С. Туманский акцентирует обязанности отечества по отношению к подданным, то в государственных актах подчеркивают обязанности подданных по отношению к отечеству. Однако вскоре революционные события во Франции пугают Павла, и с середины 1798 г. термин отечество употребляется в ином значении: «все в чужих краях учащиеся сроком в два месяца от сего числа в отечество свое возвратились; в противном случае с имением их поступлено будет с подобно отбывшим тайно, то есть навсегда взято в казну»[11]; «многие российские дезертиры, ушедшие за границу и по принятии иностранной службы и даже быв в плену французского войска, изъявляют паки желание возвратиться в отечество к своим командам»[12]. Здесь отечество – это уже не Россия в целом, а только 'малая родина': «в отечество к своим командам», а сын отечества – это не гражданин страны, а член реального общества, член «команды». Со второй половины 1798 г. и до конца царствования Павла термин отечество исчезает из государственных документов, хотя и документов такого характера, как акт о престолонаследии или описание высших государственных наград, в это время уже не появляется. Вместе с тем никаких указов, регламентирующих употребление этого слова, тоже нет.
Однако исчезновение этого термина из официального обихода породило слухи, зафиксированные в воспоминаниях Н.И. Греча: «Мало ли что предписывалось и исполнялось в то время! Так, например, предписано было не употреблять некоторых слов, напр<имер>, говорить и писать государство вместо отечество; мещанин вместо гражданин; исключить вместо выключить. Вдруг запретили вальсовать или, как сказано в предписании полиции, употребление пляски, называемой вальсеном. Вошло было в дамскую моду носить на поясе и через плечо разноцветные ленты, вышитые кружками из блесток. Вдруг последовало запрещение носить их, ибо-де они похожи на орденские»[13]. Очевидно, все это только слухи, и никто этот фрагмент воспоминаний Греча не комментировал. Но скинуть со счетов это свидетельство Н.И. Греча, который начал издавать в 1812 г. «Сын отечества», тоже нельзя.
На фоне этого неупотребления слова отечество во вторую половину правления Павла наследник его Александр начал царствование с манифеста, в котором провозглашал, что память Екатерины Великой «нам и всему Отечеству вечно пребудет любезна»[14]. Это было возвращение не только к прерванной преемственности с царствованием Екатерины, но и к использованию слова отечество.
Вполне закономерно поэтому, что в самом начале александровского царствования Н.М. Карамзин напечатал статью «О любви к отечеству и народной гордости» (1802). Карамзин пытается синтезировать патерналистскую и буржуазно-либертинскую модели «отечества». С одном стороны, любовь к отечеству – это природное, «животное» чувство, это патерналистская модель. Но, с другой стороны, «физическая и моральная привязанность к отечеству, действие натуры и свойств человека не составляют еще той великой добродетели, которою славились греки и римляне. Патриотизм есть любовь ко благу и славе отечества и желание способствовать им во всех отношениях. Он требует рассуждения – и потому не все люди имеют его»[15]. Требование «рассуждения» как стимула патриотизма и указание, что люди наделены им не в равной степени, содержит в себе отголосок буржуазно-либертинских представлений. Основная проблема русского патриотизма в том, «что мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, а смирение в политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут»[16]. Карамзин, таким образом, кладет в основу патриотизма национальное достоинство и национальное самоуважение каждого отдельного человека. Служение отечеству невозможно без служения самому себе. Это весьма диалектично, но это слишком тонко для широких слоев общества, которые охотно подчиняются всеохватным (тоталитарным) и прямолинейным построениям. Вот почему в 1812 г. император Александр I назначил на должность государственного секретаря не Карамзина, а более «простого» и более прямолинейного А.С. Шишкова.
1
Труды Вольного экономического общества. СПб., 1794. Ч. 49. С. 312, 314.
2
Радищев А.Н. Избранные сочинения / Подгот. текста и вступит. статья Г.П. Макогоненко. М.: ГИХЛ, 1952. С. 200.
3
Боханов А.Н., Горинов М.М. История России с древнейших времен до конца XX века; Осипов К. Суворов. Рига: Литгосиздат, 1949; Рыжовы Валерий и Светлана. Павел Первый // http://his.1september.ru/2003/24/1.htm; Купреянова Е.Н. Основные направления и течения русской литературно-общественной мысли первой трети XIX в. // История русской литературы: В 4 т. Т. 2: От сентиментализма к романтизму и реализму. Л.: Наука, 1981. С. 24.
4
Рейфман П.С. Из истории русской, советской и постсоветской цензуры // http://lepo.it.da.ut.ee/~pavel/index1.htm; http://reifman.ru/.
5
Полное собрание законов Российской империи. Т. 24: 6 ноября 1796–1797. С. 430. Устав воинского флота. 25 февраля 1797.
6
Там же. С. 569, 570. Высочайше утвержденное установление о российских императорских орденах, 5 апреля 1797 г.
7
Там же. С. 792. Об утверждении прежних постановлений в Донском войске и о восстановлении войсковой канцелярии, 6 ноября 1797 г.
8
Там же. Т. 25: 1798–1799. С. 3, 4. Манифест «О утверждении дворянского гербовника первой части…», 1 января 1798 г.
9
Там же. С. 588, 589. 5 апреля 1797 г.
10
Там же. С. 668. Доклад экспедиции государственного хозяйства, 20 июня 1797 г.
11
Там же. С. 280. О возвращении учащихся в чужих краях российских подданных сроком в два месяца, 17 июня 1798 г.
12
Там же. С. 330. О непропуске российских дезертиров через границы Российские, 31 июля 1798 г.
13
Греч Н.И. Записки о моей жизни. М.: Книга, 1990. С. 90–91. Ср. также: Русская старина. 1872. Т. 6. № 7. С. 98.
14
Там же. Т. 26: 1800–1801. C. 583. Манифест «О кончине императора Павла I и о вступлении на престол императора Александра I», 12 марта 1801 г.
15
Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма / Сост., вступит. статья и комментарии А.Ф. Смирнова. М.: Современник, 1982. С. 93. Библиотека «Любителям российской словесности. Из литературного наследия».
16
Там же. С. 94.