Сотник Лонгин

– Воровка! – в ярости вскричал Лонгин и выбежал из номера, располагавшегося на втором этаже трактира. В коридоре было пусто и тихо. Тогда он вернулся назад и поспешно оделся. После чего спустился вниз, в таверну, где у стойки между подвешенными к потолку колбасами нашел хозяйку заведения, и приступил к ней с расспросами:

– Где та женщина, которая была в моем номере? Где эта проклятая воровка?

– Вам лучше знать, с кем вы спите, – неучтиво отозвалась хозяйка.

– Это ты мне ее подсунула. Отдавай деньги, мерзкая гадина, – Лонгин грозно двинулся на хозяйку, та перепугалась и позвала на помощь слуг. Вскоре появились двое громил с дубинками. Лонгин улыбнулся: «Наконец-то! Только вас, приятели, я и ждал». И началась потеха… Через минуту он обоих выкинул из трактира на улицу. И хотел, было, снова приступить к хозяйке. Да той и след простыл!

Тогда он вышел во двор, запряг свою лошадку, а на повозку погрузил то, что нашел в таверне: кувшины с вином, бычьи кишки, напичканные фаршем, куски вяленого мяса, – и поспешно выехал из города.

– Где деньги? – спросила Корнелия у сына.

– Нет денег, – не глядя на мать, отозвался Лонгин.

– Я еще раз повторяю свой вопрос: где деньги за вино и оливковое масло, что ты отдал перекупщикам?

– А я снова отвечаю – нет денег, – упрямо заявил Лонгин.

– Как нет? – побледнела Корнелия.

– Вот так. Потерял.

– Потерял? – рассердилась Корнелия. – Не лги мне, Гай. Лучше признайся – опять проигрался?

– Нет, не проигрался, – возразил Лонгин.

– Значит, на потаскух потратил? – спросила Корнелия и, поскольку Гай промолчал, решила, что права. – Говорила я – не связывайся с блудницами, они тебя до добра не доведут. Та женщина тебе жизнь испортила, а ты так ничему не научился…

– Не смей, – заревел вдруг Лонгин. – Не смей так говорить о Кассандре. Она подарила тебе внука и отдала жизнь свою…

Корнелия побледнела, ей вдруг сделалось страшно, как бывало всякий раз, когда сын напивался, а в последнее время это случалось часто. Она обернулась и увидела маленького Гая, отрока семи лет отроду, который боялся подойти и поприветствовать отца.

– А ты что тут стоишь? – заорал на сына Лонгин. – Взрослые разговоры подслушиваешь?

– Я… я, – покраснел мальчик. – Только хотел…

– Где Филон? Где этот бездельник? – крикнул Лонгин и, когда появился грек, накинулся на него. – Ты почему не следишь за ребенком? Разве тебе не было поручено его воспитание? – он схватил палку и замахнулся ею на раба, который зажмурился и втянул голову в плечи, но вдруг передумал его бить и лишь торжественно объявил. – С этого дня я сам займусь его воспитанием!

Свою угрозу он тотчас начал претворять в жизнь и привел сына в ларарий, где рядом с нишей, в которой стояли статуэтки домашних богов, была другая ниша – с посмертными масками рода Кассиев, вывезенными из Рима во время гражданской войны.

– Смотри – кем были наши предки! – воскликнул Лонгин. – Всадники, сенаторы, народные трибуны, консулы! И помни! Никогда не забывай об этом! И будь достоин великого имени Гая Кассия Лонгина. Ты меня понял? – он гневно сверкнул глазами на сына.

– Да, отец, – тихо проговорил отрок.

– Не слышу!

– Да, отец, – громче сказал мальчик.

– То-то же! Кстати, ты знаешь, почему наш великий предок Гай Кассий удостоился прозвища «Лонгин», что значит длинное копье?

– Нет, отец, – отвечал отрок, дрожа от страха.

– Он, будучи всадником, метал копье на целый стадий и одним своим броском нередко определял исход боя. Враги трепетали перед ним и обращались в паническое бегство при одном его появлении, – в общем, отец рассказывал сыну сочиненную им самим легенду, думая про себя, что ложь бывает поучительной и не лишней в деле воспитания юношества. – Скоро, – добавил он, – ты возьмешь в руки пиллум легионера, и я хочу, чтобы ты…

Лонгин не закончил свою мысль, потому что в этот миг в помещение, шурша платьем, вошла Корнелия. Она с жаром возразила сыну:

– Гай не станет солдафоном. Он пойдет по гражданской стезе и будет магистратом в Риме.

– Да, сынок, слушай больше сказки бабушки Корнелии, – ехидно усмехнулся Лонгин. – Она умеет их сочинять!

– Между прочим, Гай преуспевает в грамматике, – заметила Корнелия и кликнула раба. – Филон, поди-ка сюда…

Грек пришел и начал уверять, что его ученик «все схватывает буквально на лету». Маленький Гай в этот миг густо покраснел и опустил глаза.

– А чем вы сейчас с ним занимаетесь? – спросила Корнелия.

– Разбираем «Илиаду», – отвечал Филон. – Уже дошли до того места, где Ахилл…

– Ладно, – махнула рукой Корнелия. – Ступай, Филон, и помни – за моего внука ты отвечаешь головой. Подготовь его как следует. Начни обучать его риторике. Ступай и ты, мой милый, – она улыбнулась внуку, – нам с твоим отцом надо еще кое-что обсудить…

Едва раб с мальчиком вышли, Лонгин заговорил первым:

– Не начинай, мама…

– Гай, я из кожи лезу вон, чтобы мы вернулись в Рим, чтобы твой сын выбился в люди. Сорок лет, Гай, – всю свою жизнь я коплю деньги. Я по крохам собираю состояние, которое позволит нам вернуть потерянное. Наше положение в римском обществе. О, боги, через сколько унижений мне пришлось пройти за это время! А что сделал ты?

– Между прочим, мама, – вспылил Лонгин, – я двадцать лет кровь проливал за Рим!

– И чего ты добился своим героизмом? – усмехнулась Корнелия. – Что ты приобрел? Богатство, славу, власть? С тех пор как умер твой дед, стараниями которого ты получил гражданство… Он был на все готов ради тебя! Отправился в Рим опальный, кланялся в ноги друзьям Кесаря. Ты не представляешь, через сколько унижений довелось пройти этому благородному человеку! И все ради тебя, для того, чтобы мы когда-нибудь смогли вернуться и вернуть то, что нам принадлежит по праву. Понимаешь ты это?

– Да понимаю я, мама! Но что ты от меня хочешь? Зачем ты меня терзаешь? – воскликнул Лонгин, отвернувшись в сторону. Корнелия подошла к нему и коснулась его плеча:

– Сынок, ты знаешь, как я люблю тебя и Гая. Прошу – займись, наконец, делом…

– Каким делом, мама? – возмутился Лонгин. – Торгашество ты называешь делом? Я – Гай Кассий Лонгин. Во мне течет кровь Кассиев и Корнелиев! Мои предки…

– Всё так, милый мой, всё так, – прослезилась Корнелия. – Но пойми – мы слишком много теряем, сдавая продукцию перекупщикам. Мы гораздо больше приобрели б, если бы…

– Об этом не может быть и речи. Я не замараюсь в торгашестве. Никогда! О, боги, за что мне всё это! – завопил Лонгин и бросился в подвал, где он часто скрывался, поругавшись с матерью, и где находил самое желанное – забытье. И теперь он с горя откупорил кувшин и, припав к его горлышку губами, жадно начать пить, изрядно проливая вино на свою тунику. Внезапно в подвале, где царил полумрак, Лонгин увидел нечто, что привело его в неописуемый восторг. Вскоре он вытащил из темноты на свет божий чучело, обряженное в парфянскую распашную одежду вроде халата, и бросился искать мальчика. Гая он нашел во внутреннем дворике, в затененной виноградными лозами беседке, где они с Филоном занимались грамматикой.

– Да забудь ты этих Приамов и Гекторов, – весело проговорил Лонгин. – Пойдем лучше займемся делом, которое тебе точно пригодится.

Отец с сыном взобрались на возвышенность, с которой открывался вид на всю округу. Вдали возвышались каменные грибы, высеченные ветром из известняка, совсем рядом несла свои шумные воды местная речушка, в ложбинах расстилались пашни, и зеленели виноградники, разбитые на залитых солнцем склонах холмов. Пока мальчик любовался красотою здешних мест, его отец, тем временем, был занят – ставил чучело, закапывая его шест в землю.

– Что это? – удивился отрок, обратив внимание на странные приготовления своего отца.

– Это, сынок, – улыбнулся Лонгин, – злой парфянин, который много лет назад обучал меня воинскому ремеслу.

Глаза отрока округлились от изумления: