Страница 1 из 15
ЛЮДВИГ II:
КАЛЕЙДОСКОП ОТРАЖЕННОГО СВЕТА
Призрак какой-то неведомой силы,
Ты ль, указавший законы судьбе,
Ты ль, император, во мраке могилы
Хочешь, чтоб я говорил о тебе?
. . . . . . . . . .
Старый хитон мой изодран и черен,
Очи не зорки, и голос мой слаб,
Но ты сказал, и я буду покорен,
О император, я верный твой раб.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Луна восходит на небо, когда мир вокруг погружается во тьму. И чем ярче ее свет, тем непрогляднее мгла внизу. Но бывает, что и само ночное светило скрывают тучи, и тогда землю покрывает совершенный мрак…
Его называли «королем-луной», словно в противовес его кумиру Людовику XIV, «королю-солнце». И это закономерно: эпоха Людовика XIV — расцвет абсолютизма, время Людвига II Баварского — даже не закат, не «сумерки богов», а уже «ночь европейской монархии». Французский король был тем недостижимым идеалом, к которому Людвиг стремился всю жизнь, — Луна, отчаянно нуждающаяся в Солнце. И чем с большей настойчивостью и страстью он старался приблизиться к цели, тем сильнее отдалялся от нее.
Известно, что Луна светит не собственным, а отраженным светом. Так же и король — последний отблеск ушедших эпох, средневековой рыцарской романтики, экзотической роскоши Востока, чистых идеалов, которым уже давным-давно нет места на Земле.
Сколько таких чужих «световых спектров» пропустил через себя и заставил засиять заново, постарался воскресить Людвиг II! Вот только холодный эгоистичный свет спутника Земли не способен дарить жизнь. Попытки так и остались бесплодными.
И когда он понял это, он отринул Дель с его условностями, необходимостью притворяться, носить маску, играть какую-то определенную роль. Как и положено Луне, он полюбил Ночь — правдивую и всепримиряющую, лишенную мелочного мельтешения интриганов и карьеристов, желающих втереться в доверие к монарху. Словно герои обожаемого им Вагнера — Тристан и Изольда — Людвиг II мог сказать про самого себя:
Тристан и Изольда жаждут вечного единения друг с другом. Людвиг II искал единения с самим собой, обретения душевной гармонии, которой ему, так же как и конечной цели в погоне за идеалами, не удалось достичь.
Он потерпел поражение на трех основных фронтах своей жизни: в Вере, Милосердии и Искусстве. В свой безбожный век, когда религия окончательно стала лишь инструментом политической борьбы, а для большинства населения, балансирующего между слепым фанатизмом и циничным нигилизмом, — пустым исполнением не затрагивающих сердце обрядов, он всем сердцем искренне верил в Бога. В то время как милитаризм набирал обороты, он ненавидел войну, не приемля вообще никакое кровопролитие, в том числе и охоту, считая ее делом, недостойным человека. Искусство — причем именно с большой буквы (будучи идеалистом, Людвиг воспринимал его только в союзе с религией, в качестве такого же воспитателя и спасителя человеческих душ) — было для него воплощением правды в противовес лживому «театру жизни» и лживому «искусству», призванному лишь развлекать пресыщенную публику.
В итоге он был объявлен и остался в памяти потомков как жестокий самодур — «баварская Салтычиха», выкалывающая глаза своим слугам (да, о нем писали и такое!), — извращенец и моральный урод, лишенный принципов, а также бездарный нувориш без художественного вкуса и чувства прекрасного. А проще — безумец! (Видимо, в те времена тьма всё-таки еще не окончательно сгустилась над человечеством. Ирония истории: ныне моральный урод с огромными деньгами — «идеал для молодежи», подлинный «герой» нашего времени…)
Людвиг II Баварский… В большинстве исторических трудов его прямо называют «безумным королем», даже не пытаясь вникнуть в причины его душевного недуга, если таковой и был на самом деле. Если король был безумен, тогда что толкнуло его в эту бездну: наследственная предрасположенность, тяжелый душевный надлом, который ему не удалось пережить? А может быть, злая чужая воля, клевета, оказавшаяся настолько живучей, что даже спустя более 130 лет со дня трагической смерти Людвига в его «деле» так и не поставлена точка?
«Я хочу оставаться вечной загадкой для себя и для других», — как-то сказал Людвиг II своей гувернантке, перефразируя любимого им Шиллера[2]. И ему это в полной мере удалось. Он — человек-тайна, человек-загадка. Доступные исследователям материалы — кстати, весьма противоречивые и неоднозначные — могут лишь немного приоткрыть тщательно задрапированную занавесом сцену, на которой разыгрывалась драма его жизни, но всей правды мы по-прежнему так и не узнаем, а можем лишь почувствовать ее и сделать собственные выводы.
Но ведь это так захватывающе! Тайна притягательна всегда. Интерес к личности Людвига II наглядно демонстрирует количество литературных произведений, появившихся спустя всего лишь четверть века со дня его трагической кончины. Их обзор дает наша соотечественница В. Александрова: «Катюль Мендес изобразил его в романе «Король-девственник», Густав Кан осмеял в «Короле-безумце». Бодлер окружил его мученическим ореолом. Итальянский поэт д’Аннунцио говорит о нем в «Девах скал», Бьёрнсона долго искушала мысль использовать жизнь Людвига как сюжет для драмы. На книжном рынке Европы появляются всё новые и новые книги, авторы которых пытаются осветить его личность — каждый по-своему. В начале нынешнего (1911-го. — М. З.) года во Франции напечатано сочинение под названием «Романтическое путешествие к Людвигу II», в Норвегии Клара Тшуди (Чуди. — М. З.) выпустила обстоятельную биографию баварского короля[3]. Затем в Германии Штильгебаур написал роман «Пурпур», в центре которого стоит фигура Людвига II. И тем не менее жизнь этого красивого, временами просто обаятельного человека представляется до сих пор загадочной во многих отношениях»{1}. Этот, далеко не полный список произведений, посвященных баварскому королю, приведен здесь не случайно. Действительно, количество художественных трудов, от поэм до романов, впечатляет. Искусство и литература создавали портрет Людвига II гораздо активнее, чем обстоятельные научные биографии.
Еще одна весьма своеобразная попытка «разобраться» с загадкой таинственного баварца была предпринята в 1972 году опять же не историком, а деятелем искусства — великим итальянским режиссером Лукино Висконти. Его фильм «Людвиг» — это если не оправдание короля, то по крайней мере наглядная картина трагедии его личности, желание силой кинематографа заставить сопереживать ему, а не просто огульно осуждать поступки человека, якобы ввергнутого в бездну безумия. (Справедливости ради отметим, что образ Людвига II, созданный на экране великолепным актером Хельмутом Бергером, не всегда правдив с исторической точки зрения; впрочем, искусству это простительно.) О герое своего фильма сам Висконти писал: «Людвиг — это величайшее поражение. Я люблю рассказывать истории поражений, описывать одинокие души, судьбы, разрушенные реальностью»{2}.
1
Либретто оперы Р. Вагнера «Тристан и Изольда». Перевод В. П. Коломийцова.
2
«Загадкой вечной буду я себе…» (Мессинская невеста. 1803 г.).
3
Упомянутая в цитате биография (Tschudi С, König Ludwig II von Bayern. Leipzig, 1910) действительно заслуживает внимания.