Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 22



Бандиты убивали активистов, вырезали от мала до велика семьи советских служащих, грабили население, сжигали дома и имущество сочувствовавших Советам... Что касается командиров и комиссаров Красной армии, а также чекистов, махновцы с ними вообще не церемонились. Разговор был коротким: комиссар — смерть однозначно; чекист — смерть безусловная; красный командир — тоже смерть.

Руководивший войсковыми операциями по ликвидации бандитских формирований на территории Украины М. В. Фрунзе и сам однажды едва не попал в плен к махновцам. Выехав с адъютантом и двумя ординарцами в одно из сел на Полтавщине, Фрунзе неожиданно столкнулся с большой конной группой махновцев. Крикнув сопровождавшим: «Мчитесь в разные стороны!» — он круто повернул лошадь и вслед услышал: «Да ведь це сам командувач Хрунзе!» Командующий увидел, что его преследуют четыре всадника, и тут же открыл огонь из пистолета. Меткими выстрелами он уничтожил трех бандитов, но и сам был ранен. Однако к тому времени уже подоспело подкрепление.

В один из дней махновцы перехватили продовольственный обоз, который сопровождали десять курсантов школы, в которой учился Ватутин. Бандиты шашками изрубили весь караул, а затем, вытащив из мешков продукты, сложили туда обезображенные трупы и отправили этот страшный груз к воротам школы. К одному из мешков была приколота кровью написанная записка: «Получите своих петушков». Чтобы читателю было понятно, о чем идет речь, поясним: петушками называли в те годы молодых красных командиров.

Хоронили курсантов со всеми воинскими почестями. Покрытые красным сатином гробы опустили в братскую могилу. Один к другому, как в строю. Раскатистый троекратный залп из винтовок прогремел над городским кладбищем. В глазах Ватутина стояли слезы. Ведь погибших товарищей Николай хорошо знал. На их месте он мог и сам оказаться, равно как и кто-то из сослуживцев, стоявших сейчас с ним плечом к плечу в почетном карауле.

Не проходило недели, чтобы курсантов школы не поднимали по тревоге. Каждая такая тревога означала: где-то рядом с городом или в ближних уездах опять орудует очередная банда, которую необходимо ликвидировать. В такой обстановке постигал курс военных наук Ватутин: с учебником в одной руке, с винтовкой — в другой. И в любой момент его могла настигнуть роковая пуля.

Позднее в своей биографии Ватутин засвидетельствует: «Был в походах и боях против банды Беленького в районе Полтавы, Перещепино, Михайловка... Против Махно и других банд в районе Полтавского, Константиноградского и Зеньковского уездов Полтавской губернии и Валковского уезда Харьковской губернии».

Но беда, говорят в народе, не ходит одна, она как бы вызывает за собой другую. В 1921 году из-за засухи в стране разразился небывалый голод. Миллионы людей остались без куска хлеба. Существованию и без того измученному войной государству грозил новый страшный враг. Согласно данным официальной статистики, голод охватил 35 губерний (Поволжье, Центральное Черноземье, Южную Украину, Крым, Башкирию, Казахстан, частично Приуралье и Западную Сибирь) общим населением в 90 миллионов человек, из которых голодало свыше 20 миллионов человек. Число жертв составило от 1,5 до 2 миллионов человек. Люди вымирали деревнями. Ели хлеб со мхом, желудями, жмыхом, мякиной. В пищу шли также древесная кора, солома...

В один из дней перед строем курсантов зачитали воззвание Всероссийской центральной комиссии помощи голодающим при ВЦИКе ко всем рабочим и крестьянам, ко всем честным гражданам РСФСР. «Великое стихийное бедствие — голод охватил житницу России Поволжье и поставил перед угрозой смерти более 22 000 000 населения, — говорилось в воззвании. — Советская власть делает все возможное для оказания помощи голодающим. Она обсеменила озимый клин, отпустила ссуду для ярового, дала 12 млн пудов зерна для питания голодающего населения. Но необходима всеобщая помощь. Рабочие, служащие, красноармейцы должны установить ежемесячные отчисления в фонд помощи голодающим. Смерть косит немилосердно, трудящиеся, честные граждане должны сделать все, чтобы отвести руку смерти от голодающих».

Не обошел стороной безжалостный молох и родные места Ватутина, более того — его родную семью. Сначала умерли от голода самые младшие — брат Егор и сестра Клавдия. Вскоре пожаловался на озноб и тихо скончался отец Федор Григорьевич. Приблизила его смерть не только бесхлебица. В одну из ночей возле хаты завыли волки, отец забеспокоился: как бы они не задрали овец. Вышел в сарай посмотреть, и там его ударила испуганная волками лошадь, находившаяся рядом с овцами.

Вслед за Федором Григорьевичем на погост снесли и деда Григория. По свидетельству сельчан, старик умирал, положив под голову мешок с семенным зерном. Он мечтал весной посеять эти зёрна, чтобы к осени в закромах был хлеб. Дед скончался, так и не прикоснувшись к своему неприкосновенному запасу. Именно в сберегаемых семенах он видел спасение всей большой семьи.

К тому времени вернулся по демобилизации из Красной армии старший брат Павел — семье стало легче. В письме Николаю он сообщил, что «урожай в 1922 году обещает быть хорошим, но семья не надеется дожить до нового хлеба, мечтает о том, как дожить до теплых дней, до травы...». С горечью Павел написал о том, что хлеб есть у кулаков, «но они его не продают даже за большие деньги».



Ватутин находился далеко от родного дома и помочь ничем не мог, хотя известно, что часть своего пайка он регулярно отсылал в Чепухино. По его собственному признанию, в те жуткие месяцы окончилась его юность, он стал по-настоящему взрослым человеком. Впоследствии генерал-полковник К. В. Крайнюков, член Военного совета 1-го Украинского фронта, вспоминал об отношении Ватутина к хлебу. Прочитаем его рассказ:

«Однажды мы с ним [Ватутиным] отправились в войска первой линии, решив проверить организацию питания бойцов. И вот возле одной из походных кухонь генерал Ватутин обратил внимание на разбросанные хлебные корки и объедки. Он сразу нахмурился, посуровел и, обратившись к сопровождавшему нас командиру, приказал собрать личный состав. Затем, когда его распоряжение было выполнено, командующий фронтом, генерал армии, сам в детстве познавший нелегкий крестьянский труд и нужду, напомнил бойцам о тех огромных усилиях, которые приходится прилагать, чтобы вырастить золотой колос. А потом нужно собрать урожай, обмолотить и помолоть зерно, выпечь добытый в поте лица хлеб наш насущный.

— Колхозный труженик не даст пропасть ни одной хлебной крошке, — говорил Николай Федорович. — Он все как есть подберет. А некоторые молодые солдаты еще не научились ценить и беречь хлеб — золото наше народное.

Он напомнил присутствующим о том, что в разоренных фашистами колхозах женщины и дети, заменившие ушедших на фронт мужчин, пахали на коровах, а подчас и сами впрягались в плуги, чтобы добыть драгоценный хлеб и накормить им прежде всего воинов на фронте. Напомнил о том, что в тылу страны жестко нормирована выдача продуктов, и сказал о том, что ленинградцы в дни блокады получали всего лишь четвертушку хлеба.

А потом вспомнил и о том, как в далеком 1921 году он вместе с товарищами по службе отчислял из своего курсантского пайка в фонд помощи голодающим.

— Хорошо памятен мне двадцать первый год, — произнес генерал армии Ватутин. — Умерли тогда от голода мой младший брат Егор, мой отец и мой дед. И все они мечтали хоть о крошечке хлеба...

Слова командующего произвели сильное впечатление на бойцов».

Между тем жизнь налаживалась. Черная полоса постепенно уступала место полосе белой. В стране догорали последние костры Гражданской войны. Повсеместно значительно улучшилось положение с продовольствием. После тяжких невзгод лица людей повеселели. Практически в штатном режиме протекали и будни школы, хотя, безусловно, случались незапланированные тревоги, а учебные бои сменяли бои настоящие.

В середине августа 1922 года в школе начались выпускные экзамены, продолжавшиеся две недели. По результатам испытаний Ватутин получил высшие баллы и окончил школу с отличием. А 1 сентября на знаменитом поле Полтавской битвы, где в 1709 году русские войска разгромили шведскую армию, состоялся первый выпуск красных командиров с вручением им дипломов об окончании Полтавской пехотной школы. В четких шеренгах застыли вчерашние курсанты. Блестели на солнце ровными рядами штыки, развевалось на осеннем ветру Боевое знамя школы, гремела медь духового оркестра... Из 120 человек, зачисленных два года назад в школу, налицо осталось только 80. Большинство из тех, кого не было в строю, погибли в боях.