Гидра из Лерны

Элииса

Гидра из Лерны

***

Хирон Мудрый нависал над ним второй час, точно скала, и настойчиво требовал вспоминать что-то, что совсем ненужно героям. Кентавр был стар. Ясон не знал, седеют ли лошади, но на человеческой голове учителя уже давно было полным-полно седины, в длинном хвосте, впрочем, тоже. Кентавр молчал, юноша небрежно водил заостренной палочкой по песку вместо закаленной доски из глины.

– Сосредоточься, – кентавр был терпелив. – Сосредоточься, все ответы в твоей голове. Даже те, о которых ты не догадываешься. Не говоря уже о том, что мы изучали вчера, позавчера, и даже месяцы, годы назад.

Кончик заостренной ветки сломался. Ясон покраснел и еще ниже склонил свою голову. Не от стыда, от обиды. Кентавры живут сотни лет, им так просто говорить с тобой, как с ребенком, что не отличает право от лево, что лишь носится в тени стен городских с деревянным мечом, пока мать или нянька спать не загонит. Он давно не мальчишка. Любой грек – да даже троянец – сказал бы, что он, Ясон, сын Эсона, давно уже взрослый мужчина. Ему почти девятнадцать. Так долго ли прятаться по кипарисовым рощам?

Хирон поправил колчан за спиной. За две сотни лет зрение учителя стало слабее, но стрела все равно летит ровно. Ясон услышал мало уроков о том, как стать героем, но зато очень много бессмысленной чепухи.

– Ты мне скажешь ответ?

Он нарисовал кривую окружность, больше похожую на овал, попытался исправить. Затем раздраженно все стер. Отбросил в сторону и дощечку из глины, и обломанный стилус.

– Я могу бежать быстрее трусливого зайца. Могу перехитрить даже старого лиса, могу без устали целый день упражняться с мечом – и рука моя не устанет. Я герой, Хирон, я не книжник. Мне не сидеть в старых и пыльных стенах далеких Афин и не корпеть над свитками и папирусами с черной земли. К чему мне эти уроки с вопросами?

Кентавр наклонился и поднял с земли расколотую табличку. Если приложить свежей глины и снова запечь, она будет, как новая.

– Скажи мне, Ясон. Ты быстрее трусливого зайца – но не обгонит ли тебя чей-то злой умысел? Ты хитрее лисы, это верно – но хватит ли тебе терпения с стойкостью? Ты владеешь мечом – знаешь ли ты, когда следует его опустить?

Ясон выпрямился. В его шалаше давно уже собрана легкая сумка, если уходить, то сегодня.

– Прошу, оставь свои поучения для детей земледельцев.

Он не хотел ссоры, прощаться нужно было по-доброму.

– Я наследный царевич Иолка. Эсон, мой отец, желая спасти меня, отправил еще младенцем к тебе – да, ты был верен старым друзьям. Ты принял меня, воспитал, охранял – за это я тебе благодарен. Теперь пришла пора меня отпустить. Я займу свое место на троне. Вот и все. Мне ни к чему чертить на песке для тебя сферы божественных сил. Я воин, Хирон. Для воина имеет значение лишь твердая земля под ногами да путеводные звезды ночью на небе. Я не ребенок, хоть ты и заменил мне родителей.

Ясон отряхнул свою простую тунику от песка. Если он уйдет через час, то к закату будет у Фермопил. Там он заново наполнит мехи свежей водой, купит на шумном уличном рынке пару пшеничных хлебов, горсть сушеных оливок, может, еще кусочка три солонины. На дорогу должно хватить. Иолк не так далеко. В этом и была отцовская хитрость – Ясона прятали и скрывали так близко, почти что под носом у заклятых врагов. Царь Пелий искал его все эти годы. Он и его отец, Эсон, были братьями. Как частенько случается в семье великих царей, трон стал причиной раздора. Отца выгнали из широких залов дворца, из дома сплошь из белого камня с резными колоннами и крышей из золота. Он стал простым горожанином, его не отпустили даже в изгнание. В насмешку с его плеч сорвали богато расшитый плащ, с шеи – медальон с изображением Зевса, с пальцев – драгоценные перстни царей. Он жил на окраине. И отныне никто не признавал в нем владыку великого города.

Ясон знал это лишь понаслышке, Хирон говорил ему об этом снова и снова, и когда тот пухлым ребенком возился в песке и дорожной пыли, и когда был нескладным мальчишкой, и теперь, после всех его изнурительных монотонных уроков. Может, Ясон и знал ответ на вопросы Хирона. Может, знал и про Олимп, и про поверженного Зевсом Кроноса, повелителя времени, и про вечный бесконечный Океан от края земли до края неба и дальше, чей сон, должно быть, и есть вся жизнь человечества. Но знание этих ответов не вернет седым мудрецам молодости, а ему, Ясону, трон и отца.

Юноша заставил себя поднять голову и взглянуть старому учителю прямо в глаза.

– Не гневайся, – негромко сказал он седому кентавру. – Ты говоришь мне, что я не готов. Не готов к чему? Чтобы дойти одному до чужих городов и прилюдно заявить о своем праве и лжи царя Пелия? Мне достанет храбрости и отваги. Чтобы вызвать на поединок его первого воина? Смотри.

Он протянул руку к луку учителя. Из него еще в детстве его учили стрелять. Стрела легко легла на тетиву из конского волоса. Ясон почти не целился, лишь прищурил глаза. Нет смысла смотреть на кончик стрелы, нет смысла смотреть даже на цель. Если знаешь, что попадешь, то попадешь непременно. С далекой лозы упала гроздь дикого винограда.

– Если хочешь, – Ясон протянул лук и колчан их хозяину. – Возьми эту гроздь, сожги перед статуей Диониса мне на удачу. Но не удерживай.

Было бы гораздо проще прощаться, если бы Хирон не молчал. Своего настоящего отца он ни разу не видел, с приемным же прощается, как с чужим. Ясон говорил, говорил, с каждым словом чувствуя, что оно стоит все меньше и меньше, и лучше бы ему совсем замолчать. Но ненужные слова было сложно унять.

– Знаешь. Если бы ты говорил о другом… Если бы не вся твоя нарочито отстраненная мудрость… Если на роду мне написано быть героем, Хирон, то говорил бы ты мне лучше о них, – выпалил он наконец. – О знаменитом Персее, отрубившем голову Медузе-Горгоне, о Беллерофонте, оседлавшем крылатых коней и убившем Химеру, о благородном и великом Геракле…

– Беллерофонт из-за своей гордыни был сброшен Пегасом на землю, – Хирон перебил его. – Беспомощным калекой скитался он до старости по земле. Геракл же… Я знал его, сын Эсона, хоть и две сотни лет прошло с его гибели, и никто, по правде, не знает, где он похоронен. Двенадцать подвигов совершил он, что не под силу смертному мужу. Двенадцать – и еще сотню тех, о которых не слышал никто. Путь героя не прост, царевич Иолка. Подумай, прежде чем выбрать его. Тебе не скажут слова благодарности. А опасности и страдания станут привычным досугом. Я потерял своего друга Геракла, Ясон. Не хочу терять и своего приемного сына.

Это были речи трусливой женщины, не героя. Но Ясон не ответил. Дорога манила вперед, а что прекраснее, чем идти на закатное солнце. Он все же попрощался с учителем. Старый кентавр был задумчив и даже печален, неразговорчив, дал пару наставлений в дорогу, сказал стороной обходить рощи дриад – очень уж обидчивы древесные девы, с людьми беседы они не ведут. Ясон и так это знал. Легкий мешок за плечом да короткий меч на боку. Другого не нужно.

Когда зашло солнце, он как раз подошел к стенам Фермопил. В реках, что текли по обе стороны города, вода была теплой, даже горячей, но летом от них исходил отвратительный запах. Говорят, эти источники миру подарила Деметра, чтобы земля была плодородной, ее же храм и стоял в этом городе – Хирон думал, что ему, надменному юноше, ничего неизвестно о богах-олимпийцах, но он ошибался. Ясон заночевал в одном хлеву на окраине города – не лучший дворец для царевича, но для изгнанного – в самый раз, пара телят согревала его ночью дыханием. Он закрывал глаза той ночью, и перед его мысленным взором вставали башни и стены Иолка, улицы, по которым он никогда не ходил, сады, в тени которых он никогда не отдыхал от трудов, дворец царя, что построили потомки Крефея, и где теперь в обход него властвовал Пелий, жестокий и жадный, его родной дядя. Хирон сказал, что не стоит выбирать путь героя, если сердце его не уверено. Вряд ли может быть в чем-то неуверенно сердце мальчишки, которому еще нет двадцати. Он лежал тогда на свежем сене и думал. Старый Хирон знал Геракла, величайшего воина Греции. Слава о нем вот уже двести лет после смерти гремит от Иллирии и до Крита. Ему бы, Ясону, такую силу и славу, ему бы подвиги, верных друзей и заклятых врагов. Не годится ли тиран Пелий на роль злобного и трусливого царя Микен Эврисфея, для которого Геракл совершал все свои чудеса силы и ловкости, ума и отваги? Вот он, Ясон, сын Эсона, входит в захваченный недругом город, словно герой. И от слов его правды сгорит Пелий-тиран со стыда, он сядет на трон, и жители будут славить богов и помнить о нем станут долгие годы.