Вечер и утро

Епископ, как всегда, не медлил с решением.

– Если я дам тебе десять фунтов, сможешь вернуть мне двадцать через год?

Глаза Мэгс сверкнули, но женщина притворилась, будто сомневается.

– Ну, не знаю… С кого брать-то?

– Всегда найдутся захожие моряки. Да и новые девушки привлекут больше мужчин. В твоем ремесле никогда не бывает недостатка в спросе.

– Сойдемся на полутора годах?

– Тогда с тебя двадцать пять фунтов на Рождество через год.

Мэгс скривилась, но все же согласилась.

– Идет.

Уинстен подозвал Кнеббу, верзилу в железном шлеме, который охранял епископские деньги.

– Выдай ей десять фунтов, – велел он.

– Сундук в монастыре, – сказал Кнебба. – Идем со мной, женщина.

– Не вздумай ее надуть, – предупредил Уинстен. – Можешь с нею позабавиться, если захочешь, но чтобы выдал полные десять фунтов.

– Да благословит тебя Всевышний, милорд епископ, – поблагодарила Мэгс.

Уинстен коснулся пальцем ее губ.

– Отблагодаришь меня позже, когда стемнеет.

Она стиснула его руку и сладострастно облизала палец.

– Не могу дождаться.

Уинстен поспешил уйти, пока никто не заметил выходки Мэгс.

Он оглядел толпу. Люди, конечно, огорчены и даже возмущены, но с этим ничего не поделаешь. Он перехватил взгляд юнца, сына корабела, и поманил юношу к себе. Эдгар послушно подошел к дверям церкви, за ним бежала белая в подпалинах псина.

– Приведи свою мать, – распорядился Уинстен. – И братьев тоже. Возможно, я сумею вам помочь.

– Хвала небесам! – обрадованно воскликнул Эдгар. – Вам нужно построить корабль?

– Нет.

Радость моментально исчезла.

– А что тогда?

– Приведи свою мать, и я все объясню.

– Хорошо, господин.

Эдгар вскоре вернулся с Милдред, которая настороженно смотрела на Уинстена, и двумя молодыми людьми, очевидно своими братьями: оба превосходили юношу статью, но им недоставало его пытливого взгляда. Три крепких юнца и суровая мать – отличный выбор для дела, которое замыслил епископ.

– У меня на примете есть пустующее хозяйство, – сказал он. Да уж, он окажет Уигельму немалую услугу, избавив тана от этой бунтовщицы Милдред.

Эдгар захлопал глазами.

– Мы же корабелы, а не земледельцы.

Милдред прикрикнула:

– Помолчи, Эдгар!

– Ты умеешь управлять хозяйством, вдова? – уточнил Уинстен.

– Я родилась в деревне.

– Мое на берегу реки.

– Сколько там земли?

– Тридцать акров[9]. Этого вполне достаточно, чтобы прокормить семью.

– Все зависит от почвы.

– И от семьи.

Милдред стояла на своем.

– Какая там почва?

– Обычная – у реки слегка заболочено, выше по склону суглинок. Там уже посажен овес, успел подняться. Тебе понадобится только снять урожай, и зима вам будет не страшна.

– Что насчет быков?

– Они тебе не потребуются. На такой почве тяжелый плуг ни к чему.

Милдред сощурилась.

– Если все так здорово, почему хозяйство пустует?

Правильный вопрос. Предыдущий хозяин, которого Уинстен впустил пожить, не смог собрать достаточно урожая для того, чтобы прокормить свою семью. Жена и трое его маленьких детей умерли, а сам он сбежал. Но вот эта семья другая – сразу три надежных, крепких работника, всего четыре рта на прокорм. Ну да, им придется потрудиться, однако Уинстен чувствовал, что они справятся. Впрочем, он не собирался говорить всю правду.

– Прежний владелец умер от лихорадки, и его жена вернулась к матери, – солгал он.

– Значит, нездоровое место…

– Ничего подобного! Рядом деревушка с церковью-минстером. Минстер – это церковь, где служат несколько священников, живущих вместе…

– Я знаю, что такое минстер. Вроде как в монастыре, но не так строго.

– Настоятелем там мой двоюродный брат Дегберт, он же владеет деревушкой и хозяйством, о котором мы говорим.

– Какие постройки там есть?

– Дом и сарай. Предыдущий хозяин оставил свои инструменты.

– Что с платой?

– Будешь отдавать Дегберту четырех жирных поросят на Михайлов день для церкви, это все.

– Почему так дешево?

Уинстен усмехнулся. Эта Милдред везде ищет подвох.

– Потому что мой двоюродный брат очень добрый человек.

Милдред недоверчиво фыркнула.

Наступила тишина. Уинстен смотрел на женщину. Это хозяйство ей не было нужно, да и епископу она не доверяла. Но в ее глазах читалось отчаяние, выбирать не приходилось. Он не сомневался, что она согласится, никуда не денется.

– Где это место? – спросила Милдред.

– Полтора дня пути вверх по реке.

– И как оно называется?

– Дренгс-Ферри.

3

Конец июня 997 г.

Они шли полтора дня по еле заметной тропинке вдоль извилистой реки – трое молодых людей, их мать и белая с подпалинами собака.

Эдгар испытывал растерянность, ощущал себя сбитым с толку и бередил душу глупыми домыслами. Да, он воображал для себя новую жизнь, но к такому готов не был. Судьба сделала крутой поворот, совершенно неожиданный для всех, и юноша никак не мог с этим свыкнуться. Сам он и члены семьи плохо понимали, что ждет их впереди. Они почти ничего не знали о месте под названием Дренгс-Ферри. На что оно похоже? Отнесутся ли тамошние с подозрением к новоприбывшим или проявят радушие? А само хозяйство? Насколько обещанный епископом суглинок годится для обработки? Может, там не рыхлая почва с песком, а плотная, непокорная и тяжелая глина? Растут ли там груши, летают ли дикие гуси, водятся ли робкие олени? В семействе Эдгара была привычка все продумывать заранее. Папаша частенько говаривал, что надо построить лодку целиком у себя в голове, прежде чем браться за первую доску.

Было ясно, что работы по заброшенному хозяйству предстоит непочатый край, и эта мысль вовсе не внушала Эдгару восторга. Он мысленно хоронил все свои упования. Никакого собственного стапеля, никаких собственноручно выстроганных лодок. Да и жениться он вряд ли когда-либо женится.

Юноша пытался отвлечься, глядя по сторонам. Никогда раньше он не совершал столь долгих пеших переходов. Один-единственный раз проплыл много миль от Кума до Шербура и обратно, но не видел, по сути, ничего, кроме воды. А сейчас он впервые открывал для себя Англию.

Кругом, куда ни посмотри, обильно произрастал лес, совсем как тот, в котором его семья рубила деревья столько лет, сколько Эдгар себя помнил. Порой встречались деревни и даже крупные владения знати. Чем дальше Эдгар и его родичи отходили от берега, тем холмистее становилась местность. Лес делался все гуще, но жилища продолжали попадаться – то охотничий домик, то известковая яма, то шахта, где добывали олово, то хижина коневода; разок они наткнулись на семейку углежогов, потом приметили виноградник на южном склоне очередного холма и стадо овец на макушке другого.

Навстречу двигались редкие путники – толстый священник на тощем пони, хорошо одетый серебряных дел мастер с четырьмя угрюмыми телохранителями, коренастый крестьянин, что вел на рынок здоровенную черную свинью, согбенная годами старуха, несущая на продажу корзинку коричневых яиц. С каждым встречным затевали обстоятельную беседу, обмениваясь сведениями и выспрашивая подробности о дороге впереди.

Всех, кого встречали, они предупреждали о набеге викингов на Кум: именно так, от путников, люди узнавали новости о событиях окрест. Матушка обычно излагала историю разорения города достаточно сжато, но в зажиточных поселениях приходилось рассказывать все целиком, чтобы их четверых накормили и напоили.

Шагая вдоль реки, они махали проплывавшим мимо лодкам. Мостов на реке не было, только брод в местечке под названием Мьюдфорд-Кроссинг. Пожалуй, можно было бы заночевать там на постоялом дворе, но погода стояла отменная, поэтому решили спать на улице, сберегая скудные семейные средства. Впрочем, расположиться предпочли недалеко, в пределах видимости постоялого двора.

9

Согласно представлениям той эпохи, один акр равнялся по площади участку земли, который человек был в состоянии вспахать за один день при помощи плуга.