Страница 8 из 164
Она останавливалась перед каждым магазином и заглядывалась на выставленные в окнах кушаки, косынки, серьги, перчатки и другие безделушки, беспрестанно вертелась, глазела во все стороны и оглядывалась назад. «Ты, голубушка, моя!»— говорил с самоуверенностию Пирогов, продолжая свое преследование и закутавши лицо свое воротником шинели, чтобы не встретить кого-нибудь из знакомых. Но не мешает известить читателей, кто таков был поручик Пирогов.
⠀⠀ ⠀⠀
Но прежде нежели мы скажем, кто таков был поручик Пирогов, не мешает кое-что рассказать о том обществе, к которому принадлежал Пирогов. Есть офицеры, составляющие в Петербурге какой-то средний класс общества. На вечере, на обеде у статского советника или у действительного статского, который выслужил этот чин сорокалетними трудами, вы всегда найдете одного из них. Несколько бледных, совершенно бесцветных, как Петербург, дочерей, из которых иные перезрели, чайный столик, фортепиано, домашние танцы — все это бывает нераздельно с светлым эполетом, который блещет при лампе, между благонравной блондинкой и черным фраком братца или домашнего знакомого. Этих хладнокровных девиц чрезвычайно трудно расшевелить и заставить смеяться; для этого нужно большое искусство или, лучше сказать, совсем не иметь никакого искусства. Нужно говорить так, чтобы не было ни слишком умно, ни слишком смешно, чтобы во всем была та мелочь, которую любят женщины. В этом надобно отдать справедливость означенным господам. Они имеют особенный дар заставлять смеяться и слушать этих бесцветных красавиц. Восклицания, задушаемые смехом: «Ах, перестаньте! не стыдно ли вам так смешить!» — бывают им часто лучшею наградою. В высшем классе они попадаются очень редко или, лучше сказать, никогда. Оттуда они совершенно вытеснены тем, что называют в этом обществе аристократами; впрочем, они считаются учеными и воспитанными людьми. Они любят потолковать об литературе; хвалят Булгарина, Пушкина и Греча и говорят с презрением и остроумными колкостями об А. А. Орлове.[46] Они не пропускают ни одной публичной лекции, будь она о бухгалтерии или даже о лесоводстве. В театре, какая бы ни была пьеса, вы всегда найдете одного из них, выключая разве если уже играются какие-нибудь «Филатки», которыми очень оскорбляется их разборчивый вкус.[47] В театре они бессменно. Это самые выгодные люди для театральной дирекции.
Они особенно любят в пьесе хорошие стихи, также очень любят громко вызывать актеров; многие из них, преподавая в казенных заведениях или приготовляя к казенным заведениям, заводятся наконец кабриолетом[48] и парою лошадей. Тогда круг их становится обширнее; они достигают наконец до того, что женятся на купеческой дочери, умеющей играть на фортепиано, с сотнею тысяч или около того наличных и кучею брадатой родни.[49] Однако ж этой чести они не прежде могут достигнуть, как выслуживши, по крайней мере, до полковничьего чина. Потому что русские бородки, несмотря на то что от них еще несколько отзывается капустою, никаким образом не хотят видеть дочерей своих ни за кем, кроме генералов или, по крайней мере, полковников. Таковы главные черты этого сорта молодых людей. Но поручик Пирогов имел множество талантов, собственно ему принадлежавших. Он превосходно декламировал стихи из «Димитрия Донского»[50] и «Горе от ума», имел особенное искусство пускать из трубки дым кольцами так удачно, что вдруг мог нанизать их около десяти одно на другое. Умел очень приятно рассказать анекдот о том, что пушка сама по себе, а единорог сам по себе.[51] Впрочем, оно несколько трудно перечесть все таланты, которыми судьба наградила Пирогова. Он любил поговорить об актрисе и танцовщице, но уже не так резко, как обыкновенно изъясняется об этом предмете молодой прапорщик. Он был очень доволен своим чином, в который был произведен недавно, и хотя иногда, ложась на диван, он говорил: «Ох, ох! суета, все суета! что из этого, что я поручик?»[52] — но втайне его очень льстило это новое достоинство; он в разговоре часто старался намекнуть о нем обиняком, и один раз, когда попался ему на улице какой-то писарь, показавшийся ему невежливым, он немедленно остановил его и в немногих, но резких словах дал заметить ему, что перед ним стоял поручик, а не другой какой офицер. Тем более старался он изложить это красноречивее, что тогда проходили мимо его две весьма недурные дамы. Пирогов вообще показывал страсть ко всему изящному и поощрял художника Пискарева; впрочем, это происходило, может быть, оттого, что ему весьма желалось видеть мужественную физиономию свою на портрете. Но довольно о качествах Пирогова. Человек такое дивное существо, что никогда не можно исчислить вдруг всех его достоинств, и чем более в него всматриваешься, тем более является новых особенностей, и описание их было бы бесконечно.
⠀⠀ ⠀⠀
Итак, Пирогов не переставал преследовать незнакомку, от времени до времени занимая ее вопросами, на которые она отвечала резко, отрывисто и какими-то неясными звуками. Они вошли темными Казанскими воротами в Мещанскую улицу, улицу табачных и мелочных лавок[53], немцев-ремесленников и чухонских нимф. Блондинка бежала скорее и впорхнула в ворота одного довольно запачканного дома. Пирогов — за нею. Она взбежала по узенькой темной лестнице и вошла в дверь, в которую тоже смело пробрался Пирогов. Он увидел себя в большой комнате с черными стенами, с закопченным потолком. Куча железных винтов, слесарных инструментов, блестящих кофейников и подсвечников была на столе; пол был засорен медными и железными опилками. Пирогов тотчас смекнул, что это была квартира мастерового. Незнакомка порхнула далее в боковую дверь. Он было на минуту задумался, но, следуя русскому правилу, решился идти вперед. Он вошел в комнату, вовсе не похожую на первую, убранную очень опрятно, показывавшую, что хозяин был немец. Он был поражен необыкновенно странным видом.
⠀⠀ ⠀⠀
Перед ним сидел Шиллер, — не тот Шиллер, который написал «Вильгельма Телля» и «Историю Тридцатилетней войны»[54], но известный Шиллер, жестяных дел мастер в Мещанской улице. Возле Шиллера стоял Гофман, — не писатель Гофман, но довольно хороший сапожник с Офицерской улицы[55], большой приятель Шиллера. Шиллер был пьян и сидел на стуле, топая ногою и говоря что-то с жаром. Все это еще бы не удивило Пирогова, но удивило его чрезвычайно странное положение фигур. Шиллер сидел, выставив свой довольно толстый нос и поднявши вверх голову; а Гофман держал его за этот нос двумя пальцами и вертел лезвием своего сапожнического ножа на самой его поверхности. Обе особы говорили на немецком языке, и потому поручик Пирогов, который знал по-немецки только «гут морген»[56], ничего не мог понять из всей этой истории. Впрочем, слова Шиллера заключались вот в чем.
«Я не хочу, мне не нужен нос! — говорил он, размахивая руками. — У меня на один нос выходит три фунта табаку в месяц.
И я плачу в русский скверный магазин, потому что немецкий магазин не держит русского табаку, я плачу в русский скверный магазин за каждый фунт по сорок копеек; это будет рубль двадцать копеек; двенадцать раз рубль двадцать копеек — это будет четырнадцать рублей сорок копеек. Слышишь, друг мой Гофман? на один нос четырнадцать рублей сорок копеек! Да по праздникам я нюхаю рапе[57], потому что я не хочу нюхать по праздникам русский скверный табак. В год я нюхал два фунта рапе, по два рубля фунт. Шесть да четырнадцать — двадцать рублей сорок копеек на один табак. Это разбой! Я спрашиваю тебя, мой друг Гофман, не так ли? — Гофман, который сам был пьян, отвечал утвердительно. — Двадцать рублей сорок копеек! Я швабский немец; у меня есть король в Германии. Я не хочу носа! режь мне нос! вот мой нос!»
46
…хвалят Булгарина… Греча и говорят с презрением и остроумными колкостями об А. А. Орлове. — Булгарин Фаддей Венедиктович (1789–1859), Греч Николай Иванович (1787–1867) — литераторы и журналисты, издатели газеты «Северная Пчела»; их нравоописательные романы пользовались успехом у широкого читателя. Орлов Александр Анфимович (1791–1840) — автор многочисленных повестей и романов, часть из которых была написана как продолжение булгаринских романов о Выжигине. Произведения Орлова в 1830-х гг. служили мишенью для насмешек литературных критиков, особенно Булгарина. А. С. Пушкин иронически сравнивал двух «гениев» — Булгарина и Орлова в памфлетах «Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов» и «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем», напечатанных в 1831 г.
47
…какие-нибудь «Филатки», которыми очень оскорбляется их разборчивый вкус. — «Филатки» — популярные водевили из простонародной жизни «Филатка с детьми» П. И. Григорьева 1-го (поставлен на сцене Александрийского театра 23 ноября 1831 г.) и «Филатка и Мирошка— соперники, или Четыре жениха и одна невеста» П. Г. Григорьева 2-го (поставлен 30 ноября того же года). Особенно большим успехом у демократического зрителя пользовался второй из названных водевилей, продержавшийся в репертуаре до 1850-х гг.
48
Кабриолет — одноконный экипаж, управляемый самим седоком.
49
…кучею брадатой родни. — Т. е. родственников купеческого сословия. Носить бороду чиновникам, состоящим на государственной службе, запрещалось.
50
…превосходно декламировал стихи из «Димитрия Донского»… — «Димитрий Донской» — трагедия в стихах В. А. Озерова (1769–1816); поставлена в 1807 г.
51
…анекдот о тому что пушка сама по себе, а единорог сам по себе. — В записной книжке князя П. А. Вяземского этот анекдот звучит следующим образом: «“Никогда я не могла хорошенько понять, какая разница между пушкою и единорогом», — говорила Екатерина II какому-то генералу. “Разница большая, — отвечал он, — сейчас доложу Вашему Величеству. Вот изволите видеть: пушка сама по себе, а единорог сам по себе”. “А, теперь понимаю”, — сказала Императрица» (Вяземский П. А. Старая записная книжка. Л., 1929. С. 93). Единорог — старинное русское артиллерийское орудие, получившее свое название от изображенного на нем мифического зверя с одним рогом на лбу. (См. также коммент. П. Г. Паламарчука в изд.: Гоголь Н. В. Арабески. М., 1990. С. 414.)
52
«Ох, ох! суета, все суета! что из этого, что я поручик?» — Герой вспоминает известное изречение из Книги Екклезиаста: «Суета сует… — всё суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?» (гл. 1, ст. 2–3).
53
…улицу табачных и мелочных лавок… — Мелочная лавка — лавка, где продавались хозяйственные товары. В записной книжке 1846–1851 гг. в разделе «Черты городов» Гоголь отметил: «Мелочные лавчонки, где продавался чай, деготь, сахар и хомуты».
54
…не тот Шиллер, который написал «Вильгельма Телля» и «Историю Тридцатилетней войны»… — Шиллер Иоганн Фридрих (1759–1805) — немецкий поэт, драматург, теоретик искусства Просвещения; автор «Истории Тридцатилетней войны»(1793) и народной драмы «Вильгельм Телль» (1804).
55
…не писатель Гофман, но довольно хороший сапожник с Офицерской улицы… — Гофман Эрнст Теодор Амадей (1775–1822) — немецкий писатель-романтик, композитор, художник. На Офицерской улице (ныне улица Декабристов) в доме Брунста Гоголь жил в 1831–1832 гг.
56
…знал по-немецки только «гут морген»… — Гут морген (искаж. нем.) — Доброе утро.
57
Рапе́ — высший сорт французского нюхательного табака.