Страница 172 из 175
«Теперь я понял, почему “Старосветских помещиков” считаете вы лучшею повестью своею в “Миргороде”…» (письмо от 20 апреля 1842 г.). Переоценку критиком гоголевской повести вызвала глубоко пережитая им за неделю до отправления письма к Гоголю смерть жены А. А. Краевского. 13 апреля 1842 г. Белинский писал В. П. Боткину о том чувстве, которое он испытал в присутствии смерти: «Я один; ужас, ужас, трагический ужас полился по моим жилам… Она умерла в беспамятстве… Когда опустили в могилу, сложив руки, он (А. А. Краевский. — И. В., В. В) как будто готов был рвануться туда, но, махнув рукою, скоро пошел прочь. Вообще его горесть не отчаянная, я даже не умею тебе характеризовать ее; но она объяснила мне, почему Гоголь считает “Старосветских помещиков” лучшим своим произведением. И оно, точно, лучшее его произведение».
Текст повести для настоящего издания подготовлен заново по автографу и прижизненным изданиям.
Тарас Бульба
Впервые напечатано в сб.: Миргород. СПб., 1835. Ч. 1. Во втором томе своих Сочинений 1842 г. Гоголь дал повесть в новой, коренным образом переработанной редакции. Помимо тщательной стилистической отделки произведения, в нем появились новые эпизоды и персонажи. В результате переделки объем повести увеличился почти вдвое (вместо девяти глав первой редакции — двенадцать), существенно обогатился весь ее идейно-художественный замысел.
Начало работы над «Тарасом Бульбой» исследователи относят к концу 1833 г. В это время писатель увлеченно занимается изучением всеобщей истории, задумывает «Историю Украйны и юга России» (письмо к А. С. Пушкину от 23 декабря 1833 г.). Идейно-тематически повесть связана с двумя другими произведениями Гоголя из истории Украины и казацко-польских войн — повестью «Страшная месть», вошедшей в цикл «Вечера на хуторе близ Диканьки», и оставшимся незавершенным историческим романом «Гетьман», над которым он работал в 1831–1833 гг.
При создании повести Гоголь широко использовал исторические источники своего времени: мемуары, летописи, научные труды. Особенно важное значение для него имела «История Русов, или Малой России», приписывавшаяся свт. Георгию (Конисскому), архиепископу Могилевскому и Белорусскому. Составленная в конце XVIII или начале XIX в., она была впервые опубликована в 1846 г., однако задолго до этого получила широкую известность благодаря многочисленным спискам. Среди других источников следует назвать «Историю Малой России» Д. Н. Бантыш-Каменского (первое издание вышло в 1822 г.), «Описание Украйны» Г. де Боплана, изданное в 1832 г., украинские летописи Самовидца, Грабянки. Работая над второй редакцией повести в 1841–1842 гг., Гоголь расширяет круг исторических источников, в частности обращается к «Истории о казаках запорожских, как оные из древних лет зачалися, и откуда свое происхождение имеют, и в каком состоянии ныне находятся» князя С. И. Мы-шецкого. «История», впервые опубликованная в 1847 г., до этого времени имела широкое распространение в списках.
Помимо исторических Гоголь также привлекал фольклорные источники. Он пользовался такими изданиями, как «Запорожская Старина» И. И. Срезневского (Ч. 1. Вып. 1–2. Харьков, 1833), «Малороссийские песни, изданные М. Максимовичем» (М., 1827), «Украинские народные песни, изданные М. Максимовичем» (Ч. 1. М., 1834), «Малороссийские и червонорусские думы и песни, изданные П. Лукашевичем» (СПб., 1836) и др. Именно в песнях находил Гоголь отражение подлинной народной жизни. «Это народная история, живая, яркая, исполненная красок, истины, обнажающая всю жизнь народа», — писал он в статье «О малороссийских песнях». В повести Гоголь сознательно использует поэтику фольклора, из героических народных дум черпает образы, краски, приемы. Как показывает специальное исследование, в «Тарасе Бульбе» нет ни одного сколь-либо значительного эпического или лирического мотива, который не имел бы своей аналогии в украинских народных песнях и думах (см.: Карпенко А. И. О народности Н. В. Гоголя. Изд-во Киевского ун-та, 1973).
Создавая картину минувшей эпохи, Гоголь весьма свободно обращается с историческими фактами, мало заботится о хронологической точности. В начале повести события отнесены к XV в., затем встречаются указания на XVI в.; ряд деталей (обучение сыновей Бульбы в Киевской академии, осада Дубно и др.), а также исторические имена (коронный гетман Николай Потоцкий, Остраница) позволяют приурочивать ее действие к середине XVII в. Столь же безуспешными оказались попытки исследователей отождествить главного героя повести с тем или иным конкретным историческим лицом. Тарас Бульба — художественный тип, собирательный образ казацкого героя, олицетворяющий собою многие лучшие черты национального характера, хотя наибольшее место при создании повести занимали размышления Гоголя над эпохой Богдана Хмельницкого (см. в т. 7 наст. изд. коммент. к <Наброскам и материалам драмы из эпохи Богдана Хмельницкого>).
В. Г. Белинский видел в «Тарасе Бульбе» образец художественного эпоса. В 1833 г. он писал о гоголевской повести: «Если в наше время возможна гомерическая эпопея, то вот вам ее высочайший образец, идеал и прототип!..» [Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 1. М., 1976. С. 181). Позднее было отмечено, что картина битвы запорожцев под стенами Дубно (появляющаяся во второй редакции) написана во многом под влиянием перевода Н. И. Гнедича «Илиады» Гомера [Брюсов В. Я. Испепеленный: К характеристике Гоголя // Соч: В 2 т. М., 1987. Т. 2. С. 131–132).
Подробнее об источниках текста повести, истории ее создания, публикации, восприятия, книжных иллюстраций, театральных постановок, экранизаций и музыкальных интерпретаций см.: Гоголь Н. В. Тарас Бульба. Автографы, прижизненные издания. Историко-литературный и текстологический комментарий. Издание подготовил И. А. Виноградов. М., 2009. Текст печатается по этому изданию.
Академия — здесь: Киевская Духовная академия, первое выс- кстр. зоз шее учебное заведение в Южной России, основанное в 1632 г. Киевским митрополитом Петром Могилой; крупнейший образовательный и культурный центр Украины, Белоруссии и России в XVII–XVIII вв.
В академию принимались главным образом дети казацкой старшины, шляхты, зажиточных горожан и духовенства. Курс обучения продолжался 12 лет и давал богословскую и общеобразовательную подготовку, знание языков. Гоголь не разделяет понятий «академия», «семинария» (среднее учебное заведение) и «бурса» (среднее или низшее учебное заведение с общежитием) и называет своих героев — выпускников Киевской академии, то семинаристами, то бурсаками.
Вий
Впервые напечатано в сб.: Миргород. СПб., 1835. Ч. 2. Начало работы над повестью принято относить ко второй половине 1834 г. В 1842 г. при подготовке Собрания сочинений Гоголь значительно переработал произведение. Правка была сосредоточена на сокращении пространных описаний «гномов», — оцененных в 1835 г. критиками, С. П. Шевыревым и В. Г. Белинским, как неудачных. В эпизоде первой ночи Хомы у гроба панночки снято упоминание о том, что незадолго до петушьего крика на церковь «как будто что-то налегло… и сквозь стекла окон начали показывать какие-то безобразные образы», а подробное описание гномов во второй ночи заменено кратким упоминанием о том, что «несметная сила… хотела вломиться» в церковь (тем самым исключенный в 1842 г. эпизод первой ночи стал эпизодом второй). Согласно редакции 1842 г., только на третью ночь гномы врываются в церковь. Описание их здесь в свою очередь было значительно сокращено. Из четырех «портретов» подземных гномов (не считая Вия) оставлено лишь два («огромного чудовища в… перепутанных волосах» — сквозь которые «глядели страшно два глаза», и «огромного пузыря» — «с тысячью протянутых из середины клещей и скорпионных жал»).
Приведем большой отрывок с описанием «гномов», снятый Гоголем в 1842 г.: «Он, потупив голову, продолжал заклинания и слышал, как труп опять ударил зубами и начал махать рукой, желая схватить его. Возведши робкий взгляд на него, он заметил, что он ловил совершенно не там, где он стоял и что труп не мог его видеть. Неуспех, казалось, приводил мертвую в бешенство. Она хлопнула зубами и, ставши на середину, опять топнула своею ногой. Этот звук раздался совершенно беззвучно; уста ее искривились и, казалось, произносили какие-то невнятные слова. И философ услышал, что стены церкви как будто заныли. Странный ропот и пронзительный визг раздался над глухими сводами; в стенах окон слышалось какое-то отвратительное царапанье и вдруг сквозь окна и двери посыпалось с шумом множество гномов, в таких чудовищных образах, в каких еще не представлялось ему ничто, даже во сне. Он увидел вдруг такое множество отвратительных крыл, ног и членов, каких не в силах бы был разобрать обхваченный ужасом наблюдатель! Выше всех возвышалось странное существо в виде правильной пирамиды, покрытое слизью. Вместо ног у него было внизу с одной стороны половина челюсти, с другой другая; вверху, на самой верхушке этой пирамиды, высовывался беспрестанно длинный язык и беспрерывно ломался на все стороны. На противоположном крылосе уселось белое, широкое, с какими-то отвисшими до полу белыми мешками, вместо ног; вместо рук, ушей, глаз висели такие же белые мешки. Немного далее возвышалось какое-то черное, всё покрытое чешуею, со множеством тонких рук, сложенных на груди, и вместо головы вверху у него была синяя человеческая рука. Огромный, величиною почти с слона, таракан остановился у дверей и просунул свои усы. С вершины самого купола со стуком грянулось на средину церкви какое-то черное, всё состоявшее из одних ног; эти ноги бились по полу и выгибались, как будто бы чудовище желало подняться. Одно какое-то красновато-синее, без рук, без ног протягивало на далекое пространство два своих хобота и как будто искало кого-то. Множество других, которых уже не мог различить испуганный глаз, ходили, лежали и ползали в разных направлениях: одно состояло только из головы, другое из отвратительного крыла, летавшего с каким то нестерпимым шипением. Хома зажмурил глаза и не имел духу уже взглянуть. Он слышал только, что весь этот сонм ищет его и прерывающимся голосом, собрав всё, что только знал, читал свои заклинания. Пот ужаса выступил на его лице. Ему, казалось, что он умрет от одного только страха, когда нога какого-нибудь из этих чудовищ прикоснется до него отвратительною своею наружностью. Уже он видел, как одно из чудовищ протянуло свои длинные хоботы и уже один из них проникнул за черту… Боже… Но крикнул петух: всё вдруг поднялось и полетело сквозь двери и окна».