Амелия. Повёрнутое время

Впрочем, это открытие не сделало жизнь Амелии лучше. Мисс Торндайк после того случая стала ещё злее. За два года она превратила воспитанницу в подобие бледной тени, качающееся от недосыпания и голода и вздрагивающее от любого громкого звука. Девочка часто болела, но даже тогда гувернантка не позволяла ей пропускать занятия. Жалобы на плохое самочувствие учительница просто игнорировала, считая лишь предлогом, чтобы отлынивать от учёбы. Даже обмороки, начавшиеся у Амелии, гувернантка сначала не воспринимала всерьёз. Однако, вскоре произошла трагедия, изменившая привычный ритм жизни.

В тот день у девочки должно было состояться занятие по верховой езде. Конюх заметил, что Амелию качает от слабости, лицо её бледное до синевы, а под глазами пролегают тёмные круги. Он пытался предостеречь, что в таком состоянии молодой хозяйке лучше не садиться верхом на резвую норовистую кобылу, но мисс Торндайк отчитала его, заявив, что леди из высшего общества как раз и отличает от деревенщины белизна кожи. Пришлось конюху оставить своё мнение при себе и помочь Амелии забраться в седло.

Как не старалась девочка сидеть прямо, её всё время клонило вперёд и шатало из стороны в сторону при каждом шаге лошади. А когда кобыла перешла на галоп, Амелия не удержалась и выпала из седла. Гувернантка первой подбежала к рыдающей воспитаннице, и сразу заметила у неё неестественно вывернутую в сторону стопу правой ноги. Не говоря ни слова, тщедушная мисс Торндайк неожиданно легко подхватила бедняжку на руки и унесла в дом.

Впервые Амелия увидела на худом и вечно злом лице учительницы испуганное выражение. Уложив девочку на кровать в её спальне, гувернантка трясущимися руками стала снимать с неё костюм для верховой езды.

– Какая ты всё же упрямая! – ворчала женщина, и голос её дрожал не меньше, чем пальцы. – Зачем ты полезла на лошадь, если ощущала слабость? Ты должна была сразу сказать мне про своё недомогание!

– Я пыталась сказать вам об этом с утра, но вы же велели мне молчать, – тихо оправдывалась Амелия, чувствуя, как в ноге при малейшем движении вспыхивает боль.

– Вздор! Я запрещаю тебе болтать всякую ерунду или спорить со мной, но если у тебя обморок – это же совсем другое! – мисс Торндайк начала потихоньку стягивать с ноги девочки сапожок, и Амелия закусила губу, чтобы не закричать в голос. Ей показалось, что в лодыжку втыкают раскалённые металлические гвозди, и перед глазами вспыхнули яркие искры.

– Ну вот, ничего страшного, – осипшим голосом известила гувернантка и быстро укрыла подопечную одеялом. – Всего лишь вывих. Я раздобуду холодную воду и полотенца, чтобы сделать компресс. К вечеру всё пройдёт… Ещё принесу с кухни кусок пудинга. Кухарка сегодня расстаралась. Пудинг просто тает во рту. Ты только с кровати не вставай. Можешь даже поспать.

Амелия не могла поверить своим ушам и глазам. Мисс Торндайк вдруг потеряла всю свою строгость и стала приторно услужливой. Она даже спину перестала держать прямо, а вся как-то странно сжалась и сгорбилась, внезапно постарев.

В тот же миг за дверью послышались быстрые шаги, и в комнату без стука ворвался отец Амелии. Мистер Ричардс был не один. За его невысокой кряжистой фигурой, облачённой во фрак, маячил тот самый конюх, что помогал Амелии сегодня сесть на лошадь.

– Где моя дочь?! – громко вопросил хозяин, обводя широкое помещение грозным взглядом из-под сдвинутых густых бровей.

– Я тут, – девочка слабо вскинула руку, привлекая к себе внимание.

Мисс Торндайк стала пятиться к стене, пока не упёрлась в неё турнюром. Её лицо побелело, словно алебастровая маска.

– Мне доложили, что ты сегодня упала во время верховой езды, – мистер Ричардс подошел к кровати девочки. – Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь повредила себе?

Амелия ощутила, как её лодыжка болезненно пульсирует под одеялом. Это было очень неприятно, но ведь мисс Торндайк сказала, что её нога к вечеру перестанет болеть. Девочка украдкой посмотрела на гувернантку, та прижала руки к груди и едва заметно отрицательно помотала головой.

Конюх явно нажаловался отцу, сказал, что учительница заставляла маленькую госпожу забираться на лошадь. Если девочка сейчас подтвердит это, то наверняка гувернантку накажут. Несмотря на то что мисс Торндайк была строга с ней, а иногда даже жестока, воспитанница не испытывала к ней ненависти. А ещё Амелия очень боялась гнева отца. Девочке казалось, что он разозлится на неё за то, что у него такая неумелая и никчёмная дочь, и больше не захочет её видеть.

Нельзя было сейчас расстраивать папу. Сегодня вечером он должен был отплыть в Америку по поручению самой королевы Виктории, и лишние переживания для него были бы совсем некстати.

– Я сама виновата, – тихо проговорила Амелия. – Не удержалась за поводья – вот и упала. Немного ушиблась, но сейчас уже всё хорошо.

Мистер Ричардс с шумом выдохнул воздух. Его взгляд стал теплее, брови уже не хмурились.

– Я очень испугался за тебя, Амелия. Ты мой единственный ребёнок, и должна знать, что даже если я постоянно пропадаю на службе, то это не значит, что я не думаю о тебе. Обещаю, что как только вернусь из Америки, мы будем чаще проводить время вместе. А вы, – он повернулся к мисс Торндайк, – проследите, чтобы моя дочь лучше питалась. Эта глупая мода на болезненную аристократичность зашла слишком далеко. По всей Англии молодые девушки доводят себя до могилы, травмируя внутренние органы корсетами, или умирают от истощения в погоне за утончённостью.

– Да, сэр, – выдавила из себя гувернантка, сгибаясь в поклоне. – Всё сделаю, сэр.

Мистер Ричардс ещё хотел что-то добавить, но тут прибежал посыльный с каким-то срочным донесением, и отцу Амелии пришлось спешно удалиться.

После его отъезда, вечером, когда слуги уже не ходили по дому, мисс Торндайк привела в детскую странного бородатого мужчину, назвавшегося доктором Вудсом. Он имел неопрятный вид и был больше похож на извозчика, чем на доктора. От него неприятно пахло табачным дымом, луком и ещё чем-то кислым и забродившим.

Мистер Вудс молча осмотрел распухшую и покрасневшую лодыжку девочки, угрюмо покачал головой и отозвал мисс Торндайк в сторону. О чём они шептались, Амелия не поняла, смогла разобрать только несколько слов: «перелом», «опиум», «Лауданум» и «срастание». В обмен на несколько монет доктор передал гувернантке запечатанную бутылку и сказал, что придёт завтра.

Так началось лечение Амелии. Мисс Торндайк давала девочке лекарство «Лауданум», принесённое доктором. Сам мистер Вудс приходил по выходным поздно вечером. Гувернантка ждала, когда все слуги в доме улягутся спать, и тайно запускала доктора через чёрный ход в детскую комнату. Он прикладывал к ноге Амелии деревяшки и туго бинтовал.

Странное дело, но после снадобья девочка почти совсем не чувствовала боли. Всё окружающее начинало казаться ей каким-то размытым и нереальным. Она много отдыхала и ела, и даже была рада, что с ней произошло такое несчастье.

Иногда от горького лекарства девочку рвало, иногда она теряла сознание, но мисс Торндайк уверяла, что «Лауданум» самое лучшее средство, в нём много опия, который лечит любые болезни.

Последние дни гувернантка сильно изменилась, она уже не кричала на Амелию, не требовала учить уроки, приносила ей в комнату обеды и вкусную выпечку и просила лишь только одного – не вставать с кровати.

Будни Амелии теперь проходили скучно и уныло, она пребывала в каком-то непонятном состоянии между сном и явью. Часто она вспоминала умершую маму и однажды нашла способ поговорить с ней…

2

Когда Амелии было семь лет, няня учила её вышивать. Они садились возле окна, доставали корзинку с нитками, шкатулку с иглами и принимались мастерить. У няни в руках была большая льняная скатерть, а у девочки тонкий батистовый платок, натянутый на пяльцы.

Если у воспитанницы что-то не получалось, женщина откладывала своё рукоделие и терпеливо объясняла малышке, как правильно делать стежки или вдевать нить в иголку. Но ребёнку казалось скучным всё время сидеть на месте и выполнять однообразные действия. Девочка с нетерпением ждала, когда проснётся её мама, придёт к ней и позовёт на прогулку в парк, а потому цветочек на белом платке получался кривобоким и некрасивым.