Страница 2 из 9
Гаманец очень переживал этот разрыв. Благодаря Мосиной он мог вернуться в уголовный розыск, откуда его турнули за бездарную работу. Или же сделать карьеру здесь, на женской зоне, проявить себя лучше, чем подполковник Корешков, и занять его место.
И вот Мосина ведет себя в высшей степени странно. А он даже не знает причину. Но сейчас он все поймет. Он и шмон в первом отряде устроил исключительно для того, чтобы в числе других вызвать свою агентку.
Фая стояла на пороге, сцепив руки за спиной и глядя куда-то в сторону. Ну прямо Зоя Космодемьянская блин. Майор поставил на стол тарелку с бутербродами. С колбасой и с сыром. Вскипятил чай, в вазочке лежали любимые конфеты Фаи – каракум.
– Садись. Чего, как неродная?
– Спасибо, постою.
Гаманец подошел к женщине совсем близко. И тут же отстранился. От женщины пахло табаком и утренними кислыми щами.
– Что происходит, Фаечка?
Мосина смотрела в глаза начальнику спокойно и твердо.
– Хватит, попользовался.
Ах, вот оно что! Решила соскочить.
– А жить тебе не надоело? – мягко спросил Гаманец.
– Надоело, – резко отвечала Фая.
– Ну и в чем дело? Действуй! Кто тебе мешает?
– Попробую сначала так, без эксцессов.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю.
– Ладно, иди. Подумай еще.
Мосина в дверях обернулась:
– Ты меня знаешь. Между нами все кончено.
На утренней планерке Гаманец доложил о результатах обыска в первом отряде. Сообщил, что у него есть оперативные данные, подтверждающие, что Мосина и Агеева воруют ткань на швейной фабрике, а потом обменивают его у лагерных барыг на чай и теофедрин. Для проведения следствия необходимо посадить обеих в штрафной изолятор минимум на семь суток. Такого же срока заслуживает и Каткова за систематическое нарушение формы одежды.
– Отстал бы ты от нее, – сказала Ставская.
– А что ты так за нее переживаешь? – вскинулся Гаманец.
– Я за всех переживаю. И на Мосину с Агеевой у тебя одни только сигналы. Не из космоса сигналят? Я понимаю, подозрительность – хлеб твой, но надо же меру знать.
– Подозрительность – добродетель каждого, кто работает в нашей системе, – назидательно произнес Гаманец. – И вообще, здоровое недоверие – хорошая основа для совместной работы. Это еще Сталин говорил.
– Я, конечно, понимаю, – ядовито заметила Ставская, – каждый должен показывать, что не зря деньги получает. Но не до такой же степени.
– Во-первых, давайте без «ты» – сделал замечание начальник колонии подполковник Корешков. – А, во-вторых, давайте без цитат. Теперь слушайте сюда. Из областного управления пришло положение о конкурсе «Мисс очарование». Будем выбирать самую красивую осужденную. Приедет начальство, гости из Москвы. Конкурс сложный. Это вам не смотр художественной самодеятельности. Надо серьезно готовиться.
Все присутствовавшим стало ясно, что без участия Мосиной, Катковой и Агеевой никакого конкурса быть не может. Лариса и Лена играют на фортепиано, а Фаина и Лена еще и поют на два голоса. Ну, как их теперь держать в изоляторе впроголодь, в холоде?
Не везло сегодня майору Гаманцу по полной программе. А он так надеялся на этот шмон. Так ему надоела эта бабская зона, кто бы знал.
– Ответственной за проведение конкурса назначается капитан Ставская, – сказал начальник колонии. – Есть возможность отличиться, Тамара Борисовна.
Глава 2
Михаил Леднев обедал в столовой издательского дома. Когда-то здесь хорошо готовили. Старых поваров сманили в соседний ресторан японской кухни, а молодые не умели ни борщ сварить, ни котлеты пожарить.
Сдав в посудомойку едва тронутую еду, Леднев пошел в кофейню. Там, слава богу, все оставалось по-старому. В воздухе стоял головокружительный аромат. Буфетчицы закладывали зерна в кофемолки от души, на совесть.
Леднев взял к чашке кофе пару бутербродов и рюмку коньяка. Озадаченно осмотрелся. Все столики были заняты. Попыхивая сигаретами, журналистская братия мыла косточки политикам.
– Миш, иди к нам! – позвала Нэля Сароян из отдела социальных проблем.
Чернобровая Нэля сидела с женщиной лет сорока. Каштановые волосы, челка, серые глаза, мешковатая одежда юнисекс. Очертания фигуры скрыты, в окружающей среде не выделяется. Ну, разве что цепкими глазами. Может, так надо?
Нэля перешла на английский:
– Миш, познакомься. Это Мэри Иствуд, моя подруга из Штатов. Мы как раз тебя поджидаем. Ты ведь у нас специалист по женской преступности.
Леднев усмехнулся:
– Ну, почему только по женской? И почему только по преступности?
– Ах, ну да, конечно, – согласилась Нэля. – Ты у нас знаток женской души.
Леднев изобразил, что такая оценка его больше устраивает.
– Он так описывает преступников, будто сам сидел, – сказала Нэля американке.
– Ага, в женской зоне, – Леднев, отправил в рот коньяк, вкусно зажевал бутербродом с копченой колбасой.
– Там, говорят, чего только не бывает. И как только ты уцелел, – поддела Нэля.
– Я лесбиян, – пошутил Леднев. – Разве ты этого не почувствовала? – последний вопрос он задал по-русски.
Год назад после вечеринки в редакции он проводил Нелю сначала до станции метро, потом до автобусной остановки, а потом и до квартиры. Но эта была первая и последняя их постель. Служебный роман – что может быть банальнее? Хотя настоящая причина была, конечно, другая. Искра не пробежала. Не искрилась кровать, хоть убей. Каждому типу мужчины соответствует определенный женский тип, действующий возбуждающе. Нет, Нэля не его тип.
– Н-да, там надо быть очень осторожным, – заметил Михаил, переходя к бутерброду с сыром.
В глазах американки промелькнуло беспокойство.
– Считаешь, туда опасно соваться? – спросила Нэля.
– А зачем вам это надо? – спросил Михаил. – Все, что можно было сказать о женской преступности, я уже сказал. Тема закрыта.
Нэля и Мэри переглянулись.
– Нужен не текст, а фотографии. Мэри – фотомастер. Она издает большие фотоальбомы. Ее знает весь мир. Кроме тебя.
– А я тогда зачем? – поинтересовался Михаил.
– Мэри пускают в женскую зону, но только на пару часов. Этого мало. И самого интересного не покажут. А если сама увидит, то не разрешат снимать.
Леднев отставил в сторону пустую чашку.
– Девушки, я-то тут при чем?
Нэля взволнованно сказала:
– Миш, не придуривайся. Ты видел то, чего не видели другие. Значит, тебе разрешали видеть. Если ты сидел в зонах неделями, значит, у тебя там связи. Вот ты их и задействуешь. И получишь за это благородное дело баксов пятьсот.
– Тысячу, – поправила Мэри.
Леднев закурил сигарету и задумался. Что и говорить, предложение заманчивое. Хотя осуществить его будет не так просто, как кажется этим сорокалетним девушкам. Тысячей долларов американка не отделается. Надо дать и в ГУИНе, и в областном управлении внутренних дел, и в самой колонии. А самое главное: он-то что будет делать? Ходить и договариваться насчет взяток? Дорогу прокладывать?
Михаил первый раз внимательно посмотрел Мэри в глаза:
– А что, для вашего фотоальбома никакого текста не нужно?
Ответила Нэля:
– Ну, как ты не поймешь? Мэри все выражает в фотографиях. Вот, взгляни.
Американка вынула из своей просторной сумки большой фотоальбом. Он был посвящен наемникам Иностранного легиона. Почти сплошь – выразительные крупные планы. Особенно любопытны страницы с изображением быта, досуга, пирушек. Среди легионеров явно процветал гомосексуализм. Некоторые выряжались в женские платья, густо накладывали косметику и снимались в довольно непотребных позах. И ни одной подписи. Действительно, все ясно без слов.
– Интересно, – сказал Леднев.
Американка слегка зарделась. Ей было приятно.
– Ну, что? Работаем? – напирала Нэля.
Леднев покачал головой.
– Мэри будет снимать, а я?
Нэля смотрела на него с осуждением и надеждой одновременно. Взгляд у американки стал тяжелым.