Страница 4 из 6
Сказка в том, что я не всегда был респектабельным интеллигентом с очочками на носу. Когда-то я был загорелым красавцем с бугристо-мускулистым телом. В 16 лет легко мог закинуть на плечо мешок муки в 70 кг. и донести от магазина до дома километра два.
Быль в том, что я не занимался спортом, не баловался гирями и штангой – меня тренировала жизнь. С десяти лет каждое лето (оно у нас продолжается месяцев 9), месил глину, формовал кирпич-сырец, нанимался подмастерьем в бригаду строителей-калымщиков и зарабатывал себе на одежду и пр., лепил для нашей семьи тандыр. Поэтому мой рассказ «Пахсу бьют, а кирпич-сырец льют» и др. – не плод фантазии или калька с чужих рассказов.
Там я забыл рассказать один эпизод. В летнюю жару невозможно было работать днём, поэтому мы работали утром и вечером, иногда прихватывая лунные ночи.
Мой мастер, «красавец-старец в белой чалме с белой же бородой», любил говорить иносказаниями. Как-то он замечает сверху, со стены, своему помощнику:
– Акбар, на сегодня хватит! А то у Фархада луна светится.
В горячке Акбар не понял Мастера:
– Какая луна?
В это время я в своей яме доскрёбывал последнее ведро глины. На дне ямы, на зеркале воды, отражалась луна. Я тоже не сразу заметил: только не отражение, а крота, который с деловым видом пристроился на краю лужи. То ли хотел пить, то ли любовался Луной....
Ноябрь 2021 г., Сочи
Они не сдались или Богатыри – не мы?
Мамад урус – моего деда так звали за рыжие волосы, голубые глаза и неукротимый характер – долго не мог выдать замуж старшую дочь. А дочь была всем хороша – миниатюрная (не больше метра шестидесяти) черноокая красавица (её так и звали – Хосния). И домовитая к тому же. Недостаток один: такой же неукротимый, как у отца, характер, подкрепленный Аллахом недюжинной (не девичьей!) физической силой: ударом маленького кулачка могла свалить здорового мужика. Я сам помню, как она могла даже пальцами своей ножки словно клещами зажать какую-нибудь доступную часть тела и заставить человека просить пощады – большую часть года она бегала босиком.
Прослышав о первом достоинстве будущей невесты, сваты собирались с богатыми дарами, а узнав о втором – сами женихи заворачивали сватов назад. Их, скорее всего, пугало еще одно испытание: мой дед своих дочек безумно ревновал. Если даже даст своё согласие, мог поколотить новоиспеченного жениха прямо на свадьбе. Потом, правда, с ног до головы одаривал и всю оставшуюся жизнь поддерживал. Только для самого старшего зятя (о нем чуть ниже) и самого младшего сделал исключение. Моя младшая тётя Хасият познакомилась на работе с водителем Абибом (мы его звали дядя Алик). Он был сиротой, его воспитала фельдшер детдома, русская женщина из блокадного Ленинграда. По рождению он был таджиком, но, в силу воспитания, говорил только по-русски. Он ещё успел повоевать за кубинскую революцию (об этом мы узнали через много лет) и получить ранение. Деду парень полюбился – он его усыновил и потом женил на младшенькую.
Вернемся к старшей дочери, Хоснии. Подростком, в годы Великой Отечественной войны, она работала на Самаркандском консервном заводе, откуда её и направили на строительство Фархадской ГЭС (об этом читайте рассказ «Как строилась Фархадская ГЭС?»), Как она рассказывала, там, на заводе, от русскоязычных подруг получила второе имя – Зоя.
Потом, когда кончилась война, помогала отцу в колхозе. Дед в голодные годы со спокойной душой мог оставить ей сад и по ночам. А в саду росли богатый урожай винограда нескольких сортов, гранаты, фруктовые деревья, обильно плодоносили даже лимоны и апельсины. Мои яркие воспоминания детства – вкусные ночевки под звездным небом на втором ярусе чайла (в Средней Азии с начала времён – сплетенное из ветвей, камыша и соломы летнее жилище, укрытие от солнца).
Такая боевая невестка, естественно, не была избалована вниманием сватов и женихов. Когда пришли сваты от Очила кузнеца10, который 29-летней невесте годился в отцы, дед Мамад дал согласие: «Этот – справится».
И справился: они душа в душу прожили до последнего дыхания. Мать опасалась (не боялась!) своего мужа в редкие моменты, когда тот с какой-нибудь свадьбы возвращался домой под градусом. Помню, как-то на суннат тойи (торжество по случаю обрезания) сына моего дяди Исмаила отец на спор одним залпом выпил целое ведро вина и пошел домой (он не ночевал нигде, всегда возвращался домой). Своей клешней кузнеца вцепившись в руку восьмилетнего сына (мою, то есть), не шатаясь, молча прошел километров пять и только у порога нашего дома рухнул. Мама сначала на некотором удалении чуток пошумела, потом, осмелев, подошла, привела мужа в порядок и уложила спать.
Мать, непримиримая спорщица со всеми соседями и родственниками, не конфликтовала только с одним человеком – своим мужем. Даже тогда, «когда он, по профессии кузнец, богатырской комплекции человек с железной хваткой, неумолимо превращался в беспомощного слепца – солдатские раны дали о себе знать» (рассказ «Я хочу, чтобы война не кончалась»), для неё он был мужчиной и главой семьи.
Ещё один отрывок приведу из того рассказа:
«Я знал каждый рубец на его теле – водил в баню, брил бороду и голову. Помню ямку за его левым ухом, в которую можно было уложить куриное яйцо. Помню две рваные раны от пули, которая попала ему в щёку и, срезав две ряда зубов, вышла через плотно сжатые губы. Помню след от раны осколком снаряда на ноге, где так и сидел кусок железа…
Помню боль от его железной хватки, когда он, держась за мою руку, делал первые шаги в темноту…
Помню свою досаду, когда он не хотел рассказывать о своем военном героическом прошлом, но упорно не хотел сдавать позицию главной опоры и кормильца семьи. По его просьбе мы укладывали рядом разные коряги и он ножовкой пилил дрова для нашей печки. А что крупнее, мы распиливали с ним двуручной пилой.
Он не сдался».
Они не сдались.
Сентябрь 2021 г.
Пальцы
Он видел взрывы, неизлечимые раны земельки от них, фонтаны камня и песка, металла, кровавых ошмётков, но уже ничего не слышал. Прямо в их траншее разорвался снаряд, разбросав и размешав с землёй солдата-киргиза, его друга, от которого остались только пальцы с ногтями, полные бурой земли. Как в немом замедленном кино он с трудом выпростался из мгновенно объявшей его могилы и не мог оторвать взгляда от этих пальцев, которые только что…
После этого отец провоевал ещё два года, выбирался с полугодового окружения, был неоднократно ранен, со своим «Максимом» дошёл до Варшавы. Но он всегда помнил тот бой. И пальцы своего друга-киргиза.
Через много лет после войны он окончательно ослеп, но продолжал видеть во сне тот бой. И пальцы…
Как-то моя мама по ташкентскому радио услышала рассказ старого бойца, который слово в слово оживил картину того боя. Скорее всего, он был тогда рядом с моим отцом, попал под один снаряд, и так же остался жив. Я пообещал отцу и матери, что позвоню в Ташкент, на радио, или напишу, попробую найти того солдата. Но так и не собрался.
Ушли из жизни и мой отец, скорее всего, и его товарищ по оружию, и моя мать. Но та картина по наследству перешла ко мне.
Теперь я вижу тот бой, те пальцы. Только к ним прибавились многотрудные, многократно обмороженные в холодных окопах пальцы отца с ороговевшими ногтями, которые можно было только спиливать – никакие ножницы их не брали.
Сегодня тоже стриг ногти на своих ногах и видел пальцы отца, пальцы того солдата-киргиза…
Хорошо, что это наследство не достанется моему сыну, внукам.
Сентябрь 2021 г., Сочи
Я сам себя чуть не утопил беЗшумно
Когда какую-то ерундовую ошибку допускаешь случайно, и она не приносит вреда ни окружающим, ни тебе лично («эффект бабочки» трогать не будем!), не стоит об это бумагу марать. А вот если ерундовую ошибку, которая может перевернуть всю твою жизнь, совершаешь сознательно, тут мало самокритично покрутить у виска. В самом начале своей самостоятельной жизни я сморозил одну глупость, которая чуть не стоила мне всей дальнейшей карьеры.
10
Родом он был из села Чортут за Дальним лагерем, до женитьбы, как мама потом показывала, работал в кузнице где-то рядом с нынешним пединститутом. Оттуда до родового дома Салима бакалейщика, моего прадеда, рукой подать (Ориентир – дом 95 по Спитамена, весь куст. Там остались дети моей тёти Махбуба, сестры матери и потомки деда Исака, младшего брата моего деда Мамада). Диагональный переулок проложили уже в моем детстве. Он проходит как раз там, где раньше стоял главный дом прадеда. Позже отец работал грузчиком в сельпо – люди его помнят в этом качестве – рассказ «Как я семилетним мальчишкой взрывал танк».