Синтез

— У тебя пресс в четыре пальца, — Линкен с досадой хлопнул ладонью по земле. — А пробивается тычком. Тошно смотреть, как ты машешь руками. Шматок Би-плазмы — и тот быстрее! Тебе нужно тренироваться каждый день, атомщик. Убьют, и реактор не поможет.

— Реакторы… вообще не для этого, — вяло отозвался Гедимин, глядя на свою руку. Живот уже не болел — если сармат не пытался шевелиться — но слабость нарастала, и пальцы дрожали всё сильнее.

— Позор, — Линкен тяжело вздохнул и поднялся на ноги. — От тебя сегодня мало проку. Выходи к озеру, как отдышишься.

Гедимин посмотрел на его удаляющуюся спину и прикрыл глаза. Что-то было не так — какая-то серьёзная поломка в его теле, но тела чинить он не умел. «Надо отдохнуть,» — он откинулся на ствол дерева и прижался к нему затылком. «Минут десять-пятнадцать…»

Шагов он не услышал — сарматы ступали тихо, и он не замечал их, пока они не заговорили.

— Остался сидеть под деревом? Полчаса назад? — Иджес говорил быстро и взволнованно. — Лиск, ты дебил! Он хотя бы дышал?

— Я что, мог бросить его мёртвым? — огрызнулся Линкен. — Он дышал и говорил. Может, ушёл к самкам, на песчаные обрывы?

«Полчаса?» — Гедимин удивлённо мигнул, попытался встать, но не смог — тело не слушалось. Оно как будто растекалось комком Би-плазмы, и при каждой попытке шевельнуться сердце начинало биться быстро и громко.

— Эй! — Линкен обошёл дерево и остановился перед сидящим сарматом. — Вот ты где…

— Has-su, — выдохнул Иджес, опускаясь рядом с Гедимином и хватая его за безвольно свисающую руку. — Эй, атомщик… Да он не может встать!

— Не может?! — Линкен склонился над ним, встряхнул его за плечо. Гедимин стиснул зубы — голова, мотнувшись, ударилась о ствол. Линкен вполголоса выругался.

— Что не так? Внутри больно? — он притронулся к нижним рёбрам ремонтника. Тот хотел оттолкнуть его, но рука не послушалась.

— Доигрался, псих с динамитом?! — Иджес с присвистом втянул воздух. — Бегом в медчасть!

…Дышать уже было не больно, но шевелиться не хотелось. Гедимин лежал на спине, разглядывая потолок и слушая тихий свист и хлюпанье дренажной системы. Он знал, что дренажные трубки торчат из его бока, и что их уберут ещё до того, как в нижнюю часть тела вернётся чувствительность, временно отсечённая разрядом станнера. А через день или два регенерация закроет раны, и швы начнут нестерпимо зудеть. Ещё пара шрамов на животе…

Дверные створки заскрежетали в очередной раз — ещё кто-то пришёл в медчасть и остановился на пороге. В этот раз скрежет был громче и продолжительнее — то ли пришли двое, то ли кто-то с трудом уместился в дверном проёме. «Опять все двери разболтались,» — с досадой подумал Гедимин. «Смогу встать — займусь ремонтом.»

— По делу или так? — отрывисто спросил недовольный сармат-медик у пришедших.

— Меня только что вызвали, — услышал Гедимин голос Константина. — Я — командир научного центра. Могу я узнать, что с моим сотрудником?

— А, ещё один, — пробормотал медик. — Будешь уходить — забери всех остальных сотрудников. К больному я их не пущу. Хватит уже, пообщались. Ему лежать тут две недели минимум.

Гедимин услышал свистящий вздох и недовольный шёпот. «Они что, все тут?» — он хотел поднять голову и посмотреть, кто из сарматов остался в приёмном покое, но помешал фиксатор поперёк груди.

— Две недели? Никак нельзя ускорить процесс? — судя по голосу, Константин был растерян и сердит. — У нас горит проект, больше никто с ним не справится.

— Об этом надо было думать до того, как избивать его до разрывов кишечника, — ровным голосом ответил медик.

— Я не знал, что так выйдет, — пробормотал Линкен. — Можно подойти к нему?

— Незачем, — отозвался медик. — Подойдёшь через неделю. Но я бы на его месте с тобой не общался.

— Лиск, выйди, — сердито сказал Константин. — Всё, что ты мог сказать, мы уже слышали. Что делать с реактором? Кто-то, кроме Гедимина, способен собрать стержни по его схеме?

Повисла тишина, только сармат-медик ехидно хмыкнул и, оставив сарматов на пороге приёмного покоя, подошёл к Гедимину.

— Тебе ещё повезло, теск. Мог бы вовсе истечь кровью, — он посмотрел на дренаж, довольно кивнул и сменил одну из ампул в дозаторе. — Завтра, если не мутируешь, подстегнём регенерацию. Дней через семь посмотрим — возможно, выйдешь отсюда досрочно. Что там у вас за проект?

— Да так, — неохотно сказал Гедимин. Думать о брошенном на произвол судьбы реакторе было очень тяжело. «Не справятся,» — он стиснул зубы и отвернулся к окну. «И лучше бы не трогали.»

— Скажи им, чтобы ни к чему не прикасались, — прошептал он. — Целее будет. Выйду — доделаю.

Гедимин толкнул дверные створки в стороны, развёл их до упора, утопив в стене, и шагнул в сторону, отпуская их. Они выехали из пазов с тихим свистом и так же тихо столкнулись.

— В Ураниуме что, больше нет ремонтных баз? — спросил сармат, недовольно щурясь на медика.

— Никогда не проверял, — отозвался тот. — Заявки на плановый ремонт уходят раз в полгода. А что и как должно работать… Ну как, не устал? Иди в душ. Ещё раз посмотрю, что у тебя внутри, и если всё нормально — позову твоих приятелей.

— Они здесь? — удивился Гедимин.

— С утра бродят под окнами, — кивнул медик. — Видимо, заняться нечем. Хотя бы амбал-мутант в этот раз не с ними…

«Бьорк обычно ко мне не ходит,» — удивление сармата усилилось. «А, это он не ко мне. Он с Константином. А Константин переживает из-за реактора. Определённо, Ведомство уже на связи…»

«Лифэн» ждал его за углом, там, где раньше была общественная душевая, а сейчас — ровная площадка, на которой иногда стояли глайдеры, а иногда собирались патрульные. Хольгер стоял у машины, Линкен сидел за штурвалом. Увидев их, Гедимин хмыкнул.

— Странно, что Бьорка нет…

— Там все ходят вокруг твоего реактора, — махнул рукой Иджес — единственный, кого пустили в госпиталь, и то неохотно. — Константин прислал всех за тобой. Очень уж невовремя ты… А, при чём тут ты?! Этот псих…

«Плохо, когда только у тебя прямые руки,» — думал Гедимин, занимая место в глайдере. Хольгер крепко сжал его руку; Линкен оглянулся через плечо и тут же отвёл взгляд. Гедимин успел заметить, как потемнели его глаза, из белесых став серыми.

— С Конаром не связывался? — спросил он у Хольгера. Тот смутился.

— Поговорили немного о сигма-излучении. Цензура, всё-таки, чудовищно мешает!

Гедимин кивнул.

— Когда откроют территории, будет легче.

…«Скафандр» из защитного поля для него сооружали вдвоём Хольгер и Константин — самому Гедимину это не доверили. Химик настроил систему воздухообмена и придирчиво проверял звукопроницаемость, пока уже сам сармат не начал недовольно щуриться — никакой необходимости в том, чтобы что-то слышать во время работы, он не видел.

— До сигнала отсек не открывать! — отдал последнее указание Константин, быстрым шагом направляясь к «чистой» лаборатории. Гедимин остался в одиночестве посреди коридора, озадаченно оглядываясь по сторонам. «Что они успели сделать с реактором, что так шарахаются?!» — думал он.

Под потолком коротко прогудело, и сармат открыл массивную дверь «красного отсека». В первые секунды ему показалось, что защитное поле разрушилось, и в лицо ему ударил горячий ветер. Но всё было цело — только по поверхности нематериального экрана плыли красные разводы, а к коже, беспрепятственно пройдя сквозь все барьеры, прикасались десятки тёплых волокон. Гедимин, оторопев, стоял на пороге и смотрел на резервуар с разобранными стержнями — секунд пять, не меньше, пока не вспомнил об открытой двери и гудящей в коридоре сирене.

— Хватит уже, — буркнул он, приводя в действие блокировку. Сирена замолчала, тёплые нити как будто стали тоньше и слегка отодвинулись, но всё равно казалось, что воздух наполнен ими, — как будто сармат плыл сквозь огромный ком тины.

«Работать. Не отвлекаться,» — Гедимин привычным движением убрал защитный экран с резервуара, сверился с маркировками, извлёк несколько цилиндров и поставил их под поток горячего воздуха. Ирренций источал ощутимое тепло, уран и плутоний ощущались сквозь защитное поле так же, как любой кусок металла, — никак, и это немного успокаивало.