Лето мажора

– Сем, ты сейчас со мной такой, какой ты есть на самом деле. Такой, какой ты уехал из Москвы сюда.

Я ощупал свое лицо. Пальцами я ощутил легкую щетину. Ну да, значит мне снова 27. Семнадцатилетний я еще не был наделен такими изысками.

– Мам… Почему я здесь? – я не знал, что еще спросить. А вопрос «Как дела?» был бы сейчас минимум некорректен.

– Ты ведь хотел этого, – весело ответила она. – И ты сам согласился пойти со мной. А я помогла тебе.

Ты пойдешь со мной?

Этот вопрос, который я услышал тогда в клубе, пронзил мою голову. И то видение с воротами… А ведь я тогда был искренне уверен, что мне Серхио в коньяк наркоты подсыпал. Мог ли я только представить…

– Но зачем? Почему именно так? Почему надо было обязательно закидывать меня непонятно куда и оставить меня одного в растерянности и непонимании без каких-либо подсказок? Неужели нельзя было помочь мне с моими желаниями как-то более… Человеческим образом?

– Семен, – хихикнула мама. – Ты ведь помнишь, как в детстве я читала тебе «Янки при дворе короля Артура»? Разве ты не мечтал тогда о путешествиях во времени?

– Да, но…

– Ну вот видишь, – она мило улыбнулась. – И потом – разве сейчас в Москве ты бы был так счастлив? Неужели тебе ни разу за все это время не показалось, что это место, этот мир, куда ты попал, – идеален для тебя?

– Знаешь, закидывать сюда Димона было совершенно не обязательно, – беззлобно хмыкнул я.

– Я не хотела этого, – лицо у мамы на миг стало печальным. – Поэтому и старалась выйти с тобой на связь. Зубной порошок, яблоко… Я пыталась поговорить с тобой. Этот мир, этот лагерь – он проецирует все самые яркие воспоминания, мечты. Как хорошие, так и плохие. Видимо, поэтому тот мальчик и появился здесь вместе с тобой. Он не был частью моего замысла. Он просто был спроецирован твоим самым худшим воспоминанием. Я не должна была этого допустить, Сем, прости меня…

Мне стало стыдно. Я совершенно не хотел, чтоб мама расстраивалась. Тем более сейчас, в такой момент… Когда я впервые увидел ее спустя около двадцати лет. Такой, которой я ее запомнил. Молодой и счастливой.

– Мам, – я старался вложить в свою интонацию как можно больше любви. – Все в порядке. Я не злюсь. В конце концов, меня это даже немного стимулировало.

Мама слегка улыбнулась. Складывалось ощущение, будто ее улыбка озарила не только остров, но и весь «Совенок». Того и гляди сейчас сбегутся пионеры, посмотреть на таинственное свечение с «Ближнего». Но я понимал, что сейчас здесь только мы.

– А те тени? – спросил я, чувствуя легкий холодок. Эти бесформенные тела, которые бесчувственным механическим голосом повторяют одну и ту же фразу. И так же без каких либо эмоций забирают человека в неизвестность…

– Это всего лишь твои альтернативные исходы событий… – мама слегка нахмурилась, будто подбирая нужные слова. – Это трудно объяснить. Я сама не знаю, как это работает. Есть огромное множество альтернативных реальностей и…

– Ладно, проехали, – я уже чувствовал, что полученная информация будет слишком сложна для восприятия. Я и так уже понял, что все мои представления о мире и устройстве Вселенной за последнюю неделю расшатались до состояния нестабильности рубля, так что я был уверен, что обойдусь и без этих подробностей. – Ты мне лучше скажи… Этот лагерь… Он реален?

– Реален ровно настолько, насколько ты позволишь ему таким быть, – задорно сказала мама.

– Я встретил тут девушку… – неуверенно начал я. – Она именно та, которую я искал всю жизнь. Мам… Мне суждено вернуться назад или нет?

– Ты боишься потерять ее? – спросила она.

Я молча кивнул. В голове всплыли все наши моменты. От знакомства. И ее надменное «Челюсть с пола подними». А мне ведь тогда и в голову не могло прийти, что спустя каких-то три дня мы уже будем увлеченно целоваться в медпункте. До нашего вчерашнего вечера. Полного искренней любви, неподдельной страсти и веры в то, что все у нас будет хорошо.

– Мне не столько важен лагерь, сколько она… Мам, я могу вернуться домой с ней?

– Я не могу тебе этого обещать, – грустно ответила она.

– Пожалуйста! – взмолился я.

– Сема, мальчик мой, не разрывай мне сердце, – казалось, что мама сейчас заплачет. Я взял себя в руки. Нельзя допускать такого.

– Она-то хоть реальна? – с надеждой спросил я.

– Ты правда ее любишь? – спросила мама.

– Безумно, – кивнул я.

– Тогда она будет реальна, просто поверь, – ее голос звучал настолько успокаивающе, что буквально не оставлял мне иного выхода.

Некоторое время мы были в тишине, лишь изредка нарушаемой порывами ветра. У меня было столько вопросов… Но я сомневался, что действительно хочу знать на них ответы. Я и так знал уже слишком много. Казалось, что приоткрой я завесу тайны еще хотя бы на миллиметр, то меня засосет туда, откуда уже окончательно не будет выхода. И что мне будет намного легче, если я просто постараюсь насладиться моментом общения с той, которую любил. И на защиту которой, здесь ли, или в XXI веке, я могу рассчитывать всегда.

– Я так рад тебя видеть, – прошептал я, стараясь сохранить самообладание.

– Я тоже этому рада, мой ангел, – засияла мама. – Наконец-то поговорить с тобой, после стольких лет – это настоящее счастье.

– С этим не поспоришь, – улыбнулся я.

– Как там папа? – как бы невзначай спросила она.

– Как-как, – хмыкнул я. – Весь в бизнесе, занятой. Но твоя фотография на его рабочем столе как стояла, так и стоит. Протирает каждый день. Вспоминает.

– А между вами как, все хорошо? – с небольшой ноткой волнения уточнила мама.

– Да, мам, все хорошо, – успокоил ее я. – Может мы с батей и не самые близкие на свете люди, но мы семья, и мы это помним.

– Это все, что я хотела знать, – умиротворенно ответила она. Затем перевела взгляд куда-то в сторону. Я молча смотрел на нее. Мне хотелось сказать что-то, выразить всю ту бурю эмоций, которая кипела во мне. Но я даже не знал с чего начать. Я просто как завороженный смотрел на нее.

Какая же она была красивая! И как можно было просто смириться с той мыслью, что этот мир, этот гребаный мир забрал ее у меня. Просто так. Ни с того, ни с сего. Онкология никогда никого щадила. Особенно в 90-е годы…

– Мне пора, – грустно сказала она. – И тебе тоже. У тебя все будет хорошо, сынок. Ты главное помни – этот лагерь и эта девочка… Они реальны. Но только если ты им позволишь быть реальными.

Я молча кивнул. Слова были лишними. Мне все стало ясно. И ей. Свет сиял все ярче с каждой секундой, забирая с собой мамин силуэт.

– Я буду скучать по тебе, мам… – я все же нашел в себе силы сказать хоть что-то.

– Я тоже, ангел мой, – в последний раз я увидел ее улыбку.

Мгновение – и мир вокруг погрузился во тьму. И лишь другой голос возвращал меня к реальности:

– Сема! Сема!

– Сема! Проснись, лежебока.

Мягкий голос Алисы наконец-то вывел меня из мира снов. Я сначала не сразу понял, где нахожусь – вокруг было темно, и только из-под двери пробивался тусклый свет.

– Доброе утро, – потягиваясь, улыбнулся я. – А который час?

– Не знаю, но Шурик с Электроником еще не приходили, – ответила Алиса. – Хорошо спалось?

Я вспомнил все, что мне снилось. Это спокойствие, безмятежность… Лучезарная улыбка мамы. И ее слова – Алиса реальна настолько, насколько я позволю ей таковой быть. Это вселяло надежду. Надежду на то, что я ее не потеряю.

– Лучше, чем когда-либо, – ответил я. – Я бы тебя сейчас поцеловал, но я тебя не вижу.

– Ну иди тогда на мой голос, – хмыкнула Алиса.

В темноте я наконец-то нащупал ее губы. Ее поцелуй… такой же прекрасный, как и всегда. Я просто растворялся в ней.

– Надо уже потихоньку уходить, – тихо сказала Алиса, когда мы наконец смогли оторваться друг от друга.

– Зачем? – лично я уходить пока совершенно не собирался. – Можем остаться здесь, напугать кибернетиков, уверен, что они будут в восторге.