Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 9



Теодор Адорно

Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни

The translation of this work was supported by the Goethe-Institute.

© Suhrkamp Verlag Frankfurt am Main 1951

All rights reserved by and controlled through Suhrkamp Verlag Berlin

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2022

Кирилл Чепурин

Невозможность мира

Minima moralia (Малая этика) Теодора Адорно – книга, которая смещает привычную оптику взгляда и мысли. Фрагментарность этой книги программна. Опубликованная в 1951 году и составленная из заметок и афоризмов, написанных большей частью в эмиграции в США во время и непосредственно после Второй мировой войны, Minima moralia самой своей формой будто осуществляет деконструкцию «тотального государства» и «тотальности» современной массовой культуры, ставшей индустрией[1]. В то же время эта книга представляет собой нечто большее, чем собрание проницательных критических фрагментов о литературе, культуре и философии. Несводима она и к уже ставшему общим местом «критической теории» сочетанию критики тоталитаризма и капитализма – сочетанию, проистекающему у Адорно из критики буржуазной культуры (начиная с эпохи Просвещения) и одновременно пронизанному чувством утраты и явной ностальгией по высоким образцам этой культуры. Minima moralia – это одна из редких книг, которая учит тому, чтобы не принадлежать целиком миру как он есть.

Тем самым это не только «книга-сирена» (по выражению Роберто Калассо), увлекающая читателя необычностью и глубиной философского анализа, это еще и книга-отказ, говорящая нет невыносимой негативности мира, а также книга-утопия, обнажающая зазор, через который просвечивает свобода от требований мира. Несмотря на ее фрагментарность и открытость нелинейному чтению, Minima moralia нужно хотя бы раз прочитать от начала до конца. Только внимательное следование композиции книги позволяет понять, почему Адорно заканчивает ее не просто более абстрактными философскими фрагментами, а указанием на избавление (Erlösung) как точку, где замыкается диалектический круг философской мысли, но и где истинная философия важным образом начинается: «Единственной философией, за которую перед лицом отчаяния можно нести ответственность, была бы попытка рассматривать все вещи так, какими они представлялись бы с позиции избавления».

Мотив избавления не только сближает мысль Адорно с мыслью его друзей и соратников Вальтера Беньямина и Гершома Шолема. Избавление указывает на тот утопический зазор, ту утопическую дистанцию мысли по отношению к миру, которая служит истоком и пределом негативности самой мысли, того, что Адорно назвал «негативной диалектикой», или диалектикой, предпочитающей синтезу свободу от синтеза, свободу от вписывания единичного в тотальность всеобщего. В гегельянской традиции, которой следует Адорно, мысль негативна, поскольку мыслить – значит отрицать наличное положение вещей и выходить за его пределы. Только в таком отрицании рождаются постижение и свобода. Постепенно, фрагмент за фрагментом, Адорно в Minima moralia показывает, как мысль рождается из мира и в неразрывной связи с миром, но, будучи негативной по отношению к миру, никогда не принадлежит ему целиком. Этот зазор мысли позволяет обнажить раны мира и деабсолютизировать тотальность притязаний, которые мир предъявляет человеку. Адорно сам словно бы обитает в этом зазоре, в своего рода не-месте (одно из значений слова «утопия») между нацистской Германией, которую он покинул, и капиталистической Америкой, которую он не смог принять. Это придает тексту Minima moralia, написанному из не-места по отношению к миру, особую утопическую напряженность.

Адорно – марксист, пусть и не целиком ортодоксальный, и оптика избавления – это материалистическая оптика, но особого толка. Это, можно сказать, непроизводственная оптика, направленная против продуктивности и освобождающая вещи от императива производства, от вписанности в какую бы то ни было индустрию. Оптика избавления оставляет как единичного человека, так и единичные вещи в их свободе, без стремления их ассимилировать, овладеть ими, заставить их работать. В то же время именно потому, что Адорно – марксист, эта негативная утопическая оптика рождается у него изнутри бесконечной негативности ХХ века, одновременно как отражение этой негативности и как протест против нее.



Оптика избавления утопична или атопична, поскольку она не принадлежит миру, но это никоим образом не оптимизм. В ее основе – фундаментальный антагонизм. Это и антагонизм по отношению к миру беспрерывного труда, труда как самоцели, которому Адорно противопоставляет блаженство воскресного дня, блаженство Бога в седьмой день творения. И антагонизм по отношению к просвещенческому требованию серьезности и зрелости, за которым скрывается взгляд на мир в терминах производительности и полезности, а также буржуазное презрение к тому, что бесполезно и что не работает, – к детским забавам, к игре. Поэтому блаженство воскресного дня совпадает у Адорно с блаженством ребенка, который, «играя вещами, лишает их опосредованной полезности», и с романтическим блаженством того, чтобы «лежать на воде и мирно глядеть на небо», которое Адорно провозглашает как предел диалектического движения в одном из ключевых теоретических фрагментов Minima moralia, носящем название Sur l’eau (На воде).

Современный мир, указывает Адорно, основывается на исключении всего, что объявляется ленивым, непродуктивным, стоящим на месте, а не движущимся вперед, в направлении всё большего господства над реальностью и всё большего развития производительных сил. Современный мир – мир, который по-прежнему с нами, – видит идеал в непрерывной деятельности, в бесконечном саморазвитии и круглосуточной гонке продуктивности, в постоянном труде ради якобы благой, неотчужденной жизни в будущем, которое так никогда и не наступает. Вместо этого человечество погружается всё глубже в негативность поистине планетарного масштаба. «Возможно, – пишет Адорно, утверждая утопию непроизводительности и непродуктивности как единственное избавление от этого мира, – истинное общество пресытится развитием и, имея на то свободу, оставит возможности неиспользованными, вместо того чтобы под безумным принуждением бросаться на штурм чуждых звезд» (курсив мой). Разве не этот штурм мы видим сегодня в космической гонке? И разве не пронизан мир позднего капитализма невротическим страхом перед упущенными или неиспользованными возможностями, страхом, из-за которого человек вновь и вновь попадает под власть императивов этого мира вместо того, чтобы сказать им «нет»? По-детски минимальная свобода от этого страха и блаженство такой свободы – в этом и состоит «малость» «малой этики» Адорно. Этой малости взгляда и мысли, тому, чтобы уметь стать бесполезным и увидеть несвободу мира полезности (пожалуй, одна из самых трудных задач для современного субъекта), и учит книга Адорно. Только с этой утопической точки, или изнутри этого утопического зазора, и может начаться философия, несводимая лишь к оправданию мира как он есть.

Максу

c благодарностью и обещанием

Посвящение

Печальная наука{1}, из запасов которой я кое-что предлагаю своему другу, имеет предметом своего рассмотрения область, с незапамятных времен считавшуюся вотчиной философии, однако, с тех пор как философия обратилась в метод, переставшую представлять интеллектуальный интерес, подвергшуюся сентенциозному произволу и в конце концов обреченную на забвение, – учение о правильной жизни. То, что когда-то философы называли жизнью, превратилось в сферу частного интереса, а затем и вовсе лишь в сферу потребления, которую материальный процесс производства волочит за собой как привесок, лишенный автономии и собственной субстанции. Тот, кто желает познать истину непосредственной жизни, должен исследовать отчужденную форму этой жизни, изучить объективные силы, определяющие индивидуальное существование вплоть до самых потаенных его уголков. Если непосредственно ведешь речь о непосредственном, твоя манера мало чем будет отличаться от манеры романистов, обвешивающих своих героев-марионеток имитациями былых страстей, точно дешевыми побрякушками, и заставляющих персонажей, которые суть не что иное, как элементы общей машинерии, действовать так, словно они в принципе способны действовать как субъекты и словно от их действий что-то зависит. Взгляд на жизнь стал частью идеологии, которая уверяет нас, что жизни больше не существует.

1

См. также: Хоркхаймер М., Адорно Т. Культурная индустрия. Просвещение как способ обмана масс / пер. Т. Зборовской. М.: Ad Marginem, 2016.

1

Печальная наука – аллюзия книгу Ф. Ницше Веселая наука (1882), которой автор противопоставляет свою теорию. – Т. З.

* Комментарии составлены Александром Белобратовым (А. Б.), Татьяной Зборовской (Т. З.) и Кириллом Чепуриным (К. Ч.).