Страница 4 из 10
Закончил он минут через пять.
– Так, для начала принеси-ка мне кофе, деточка, – сказал он хмуро, вглядываясь в какой-то документ.
Я вылупилась на Волкова, как будто бы у него вдруг выросла вторая голова.
– Вы.. что…вообще… себе позволяете?! Я вам тут не секретарша! – с возмущенным придыханием и едва ли не начиная ронять слезы, сказала я. – В мои обязанности не входит кофе вам приносить!
Волков с ледяным спокойствием отложил бумагу, и так же хмуро пронаблюдал за мной, раскрасневшейся, дышащей тяжело и возмущенно, лишь затем добавил:
– Ты в больнице, Соловьева. У меня через десять минут операция, которая продлится не меньше трех часов. Это просто моя просьба. Вот и всё.
Я покраснела ещё гуще. Я всё-таки всё слишком близко принимаю к сердцу. Мда, кажется, ему действительно нужна помощница покондовее, чем я.
– Прошу прощения, – пробормотала я, вставая из-за стола. – Я…Конечно…
– У раковины в углу полка, там кружка и остальное, – сказал Волков. – Воду лучше в кулере бери.
Я рассеянно поднялась со своего кресла и, теряясь в мыслях, направилась к бытовому уголку в кабинете. Он был совсем небольшой, но очень аккуратный, находился за ширмой. Так его и не заметишь сразу. Чистая раковина, маленький икейный буфет, островок с небольшим количеством утвари.
Чайник здесь был, но он был убран вниз и отключен, поэтому за водой – ну да, только к кулеру.
– Сколько ложек кофе? – спросила я. – Сахар нужен?
– Две ложки, – ответил Волков. – И сахара тоже две.
Кружка у Волкова была одна – видимо, самая любимая. Красивая, с травяными узорами и с волком, держащим во рту цветок. Волк для Волкова. Мило. Но чашка, правда, красивая.
Я вышла из кабинета и направилась к кулеру. Любаша махнула мне и качнула головой, мол, ну как. Я ей показала чашку Волкова, и та закатила глаза, улыбаясь.
Заварив кофе и по дороге растерянно размешивая сахар, я возвращалась в кабинет Дмитрия Романовича. Волков всё так же сидел за своим столом, но уже убирал бумаги в папку, собираясь идти готовиться к операции.
Нет, сегодня не мой день! Я это поняла в следующую секунду после того, как прошла половину пути к столу Дмитрия Романовича с его же чашкой кофе. Вот оно! По закону всех неудачных первых дней на работах, я, конечно же, споткнулась и полетела. Я уткнулась рукой в стол, удерживая равновесие, чашка же в моей руке подпрыгнула в воздух, и всё её содержимое красивыми художественными брызгами полетело на стол Волкова и на все его бумаги. Слава Богу, не на него самого. Хотя белоснежному халату тоже досталось пару кофейных узоров.
Волков, сидя на стуле, качнулся к стене и в ужасе уставился на то, что произошло. Я, зависнув перед его столом, на одной ноге и с вытянутой рукой, держащей чашку, взирала на то, что произошло с ещё большим ужасом, чем он.
Но если Волков через секунду взял себя в руки и посмотрел на меня, не скрывая колоссального гнева в глазах, то я, пропищав извинения, лишь попятилась к своему столу, всё быстрее сжимаясь в комочек и покрываясь краской от корней волос до самых ключиц.
– Это случайность… – только и смогла прошептать я.
– Ума не приложу, как можно быть такой бестолочью, – рявкнул Волков, вскакивая со стула. Он взмахом руки, указал на стол. – Чёрт подери, у меня операция через две минуты, и что мне с этим теперь делать!
– Я всё уберу, – пообещала я.
– Ничего ты не уберешь, тут половину документов переделывать надо, – возмутился Волков. – Ты ещё более бестолковая, чем все остальные, даже, чем дурында Таня! Тьфу ты! Отправишься к Котовскому работать, как только он из отпуска выйдет, раз ты так Степановой понравилась. Ему всё равно помощница нужна, а мне здесь такие бестолочи не нужны. Так ей и скажу сейчас.
– В конце концов, я вам не официантка! – в отчаянии крикнула я, ощущая, как сердце рвется на части. – И не для того меня сюда работать пригласили!
Я заревела. Волков равнодушно приподнял бровь, глядя на меня. Закатив глаза в раздражении, он лишь сказал:
– Если ты даже такой мелочи сделать не можешь, то чего от тебя ждать в большем.
Он снял халат и кинул его в джутовую корзину за фикусом, снял с крючка запасной и переоделся. Я продолжала тихонько реветь, сидя на своем месте, и думая о том, за что мне всё это после всего, что я пережила.
– Позовёшь уборщицу, заменишь все документы. Через два часа зайду и проверю. И хватит реветь.
Волков вышел в коридор, я подхватила со стола блокнот и кинула в дверь. Тот с небывалой точностью пролетел туда, куда был направлен и с глухим звуком влетел в дверное полотно, после чего благополучно шлепнулся на пол.
***
Честно говоря, мне хотелось прямо сейчас взять и уйти. Просто сказать, что увольняюсь, закрыть за собой дверь клиники, оказаться на осенней улице и пойти домой. Но потом мне стало стыдно – как же я оставлю в таком виде стол и документы Волкова? У него и так операции сплошняком, а я ему еще все испортила с этими документами, на которые у него и так времени не было… Потому и помощника всё ему и искали. А второе… Я вдруг представила, как через месяц буду проходить мимо этой клиники, смотреть на неё и вспоминать этот день – буду ведь жалеть, не иначе…
Что ж. Ладно. Пойду к девочкам в картотеку, попрошу помощи. Может, смогу как-то поправить то, что случилось. Но вот всё-таки насчет увольнения… Наверное, сделаю всё, и решусь уйти. Вряд ли я смогу работать с Волковым.
За два часа мы с Оксанкой и Любой все привели в порядок. Документы девчонки по-быстрому заменили, я сбегала, проставила печати, собрала подписи. Волков зашел через два часа, он был в специальном халате и шапке, которые собирался сменить после короткого перерыва – это была форма для работы в операционной. Быстро все проверив, он остался весьма доволен тем, что я все успела поправить. Дав мне пару заданий по картотеке и договорам, он снова ушел. Через час пришел, и получил их выполненными в полном объеме, чем снова остался весьма доволен.
До самого вечера Дмитрий Романович появляться больше не собирался. Он ушел, а я вдруг подумала о том, куда это интересно со своего рабочего места пропала Таня.
Хорошо, конечно, что она мне мозги не выносит, но всё это странно. Я продолжила работать, занимаясь документами. И как раз, когда мой рабочий день начал подходить к концу в комнату вдруг ворвалась эта самая Таня.
Глава 4
– Значит так, мышь ты серая, если ты удумала к Волкову подкатывать, то я тебе быстро кое-что пообламаю, поняла? – язвительно пропищала Таня тонким голоском, захлопывая за собой дверь и тыча в меня пальцем. – Он мой! У нас с ним любовь! Мы спим с ним, ясно?
– Да пожалуйста, – ровно ответила я, складывая бумаги в папку. – А при чем тут я? Я сюда на работу пришла, и помимо работы меня здесь ничего не интересует.
Таня взмахнула наманикюренным пальчиком.
– Вот и отлично! Даже не думай! А то знаю я вас…Мышей!
Я вдруг посмотрела на свои руки, и поняла, что внутри меня снова начинает сжиматься то старое, но ещё не зажившее страдание – эта липкая боль после всего пережитого. Это всё сейчас мне напомнило то, что было тогда. Я почувствовала, как ком из слез подкатывает к горлу. Нет. Я не смогу здесь работать. Не получится ничего. Ни с этой Таней, ни с Волковым, нет-нет. Ещё слишком мало времени прошло, а раны ещё не зажили.
– Я должна уйти, – прошептала я, роняя слёзы прямо на папку.
– Ну и уходи, – удивленно пожала плечами Таня, глядя на меня. – Кто держит?
Дверь открылась, и в кабинет вошел Волков.
– Ой-ой, Дмитрий Романович, – побледнев вдруг, залепетала Таня. – Ой, я вас так ждала – у меня очень важный вопрос. Вы уже освободились после операции?
– Помолчи-ка, – брякнул Волков, и Таня сразу затихла. Дмитрий Романович посмотрел на меня. – Соловьева, ты закончила?
Я уже совсем не сдерживала слёз. Хватит, и так всё понятно – не смогу я здесь работать. Пусть зарплата высокая, пусть престиж, пусть хоть что… Но я все ещё слишком разбита после того, что со мной произошло, чтобы терпеть всю эту гадость, всё это давление в этом лощёном серпентарии.