Страница 2 из 25
чем изысканно дополнили его и без того неформальный образ. Это не говоря уж об опоздании минут на 10, и ворвавшейся в павильон поперек программы всей его команды, не привыкшей к столичным пробкам, что опять же дорисовыаало его благонадежность не хуже татуировок на лице.
А потом он вдруг, сам себе не успев удивиться, отозвался на корявый призыв-провокацию шапочного знакомого по музыкальной тусовке, и вдруг не дожидаясь очереди своей программы, пошёл в подтанцовку к чужой песне… Виртуозность которой поймут только дэнсеры: смысловая лингвистичность которой… ну слегка преувеличена. Зато приличность – непреодолима. Не «медуза», конечно, но почти… И одна сплошная провокация, как и он сам!
А все эти «шевеления», когда отпускаешь себя – так помогают не думать! Не размышлять. Не понимать… Отрешиться!
Так что да, пошел «по старинке», по своему обыкновению – фигачить хопчик. Позабыл, что вообще-то пришёл петь сюда свои серьёзные тексты серьёзным голосом – иногда ему таааак хотелось сеять разумное-доброе-светлое голосом, словами и примером, только кто б ему в этом верил..!
А пошёл – вот, вдруг пошло-дэнсить (тут – только пожать плечами), хотя в последнее время от этого своего прокаченного медиа-скилла признанного хопера с завидными сотне-тысячными просмотрами – сам настойчиво открещивался, крепко прицелившись на статус серьёзного музыканта с широким диапазоном
и крепким потенциалом. Тьфу ты, опять!
А все почему – повелся-то на шуточный призыв? И исполнил перформанс-фальстарт? А просто потому, что до коррекции зрения пару лет назад он был очкариком, с самой школы, и привык, что чтоб рассмотреть, надо подойти поближе.
К трибунам.
Там среди суровых и пафосных взросляков, исполненных громких статусов, заряженных упругими взглядами исподлобья и словесными патронами…
сидела Брук Шилдс из Голубой Лагуны. Только одетая и заплетенная косичками, словно на 1 сентября, пускай и без банта. И смотрела. Прям на него. Эпизодически.
Эпически.
А еще, не опоздай они (на представление гостей), он знал бы её имя. Наверняка. Он подслушал, конечно, позже, но не был уверен, мог и перепутать. Маша? Даша?
Глаша, епта?
Ну да, успей они вовремя, была бы девочка с именем. И биографией. Было б за что зацепиться. Уму. И фантазии. А так – просто смотрела и слушала. Тааааак… с высоты… своего второго ряда.
И неизвестых титулов и регалий. Воображаемых. Теперь. Им. Неистово.
Потом она вдруг сама заговорила с ним. С того ж самого второго ряда. По столь неуловимому поводу, что даже оооон – сразу не просек «первого шага». Проявила интерес, потом стерла его со своего лица, словно ластиком, и превратилась в изваяние, которое не удостоит взглядом миражи, в скользящее мима создание Природы. Аленушка в современной редакции, да и только. Даже в его машине она оказалась вроде как не по своей воле.
Спасибо «фее-крестной».
Всю дорогу он краем глаз следил за ней. Любовался строгим профилем, достойным фильма про принцессу, и столь же нейтральным поведением. Теперь к неизбывному вопросу про её зрелость прибавился второй: она специально держит дистанцию, или у неё просто так получается, по привычке? Незаметно жмется к двери и ждет избавления от его присутствия, или он уже и это надумал себе? Она не выглядела высокомерной, но от неё исходила царственная неприступность, вгоняющая в оцепенение. Неприкасаемость в облачении хрупкости, не боящаяся тишины. Он не смел беспокоить её в её замершей гордой «птичьей» задумчивости. А она была непроницаема. Как древнегреческое изваяние в музее. Строгая. Аристократка.
Только вот эти комично-важно чуть картинно трогательно поджатые губки в сочетании с этой образцовостью прически на прямой пробор, и безупречностью в манерах гимназистки, зарумянившиеся щечки… Милый ребенок.
Или нет? И как, будучи оснащенной губами Кристи Тарлингтон и такими карими глазами с реснииииииицаааами, можно удержать такой кроткий ускользающий облик?? Неужто она не умеет таким богатством пользоваться??? Или… Только для работы, как он сам? Или… Все же… Маленькая ещё?
Часом позже поднялся на свой 15й этаж, и захлопнул дверь за спиной. В этом доме его уже начали узнавать, и он был рад, что сегодня в этот поздний час уже никого не встретил. Хотя обычно он от этого удивления или осторожной комичной приветливости незнакомцев почти кайфовал. Ну, в целом.
В прихожей он глянул на свое растиражированное теперь отражение. И попробовал отследить в себе – нравится ли оно ему? На сколько?
Ну, вроде – да, в целом. Стильный. Решительный. Стремительно успешный. Изрядно «отутюженный» апгрейдом. И даже где-то – с лоском, хотя он всегда относился к своей внешности, умеющей быть и класной и сомнительной одновременно – всегда довольно неоднозначно. Но что «его», то – его, он давно принял себя, научился с этим вполне эффективно (и даже эффектно!) жить. И работать.
И теперь он в целом был доволен эффектом. Хотя зловещего в свой мощный облик, в потемневший зеленый взгляд под рваной черной челкой, он нарочно не добавлял. Хотя и отрицать что-то в себе давно отвык.
Просто… Сейчас он всё чаще сравнивал себя с собой же, но других образцов. И ему порой не хватало в последнее время своей беспечности и задора, своей натуральной неудержимой басшабашности, наивности и даже глуповатости еще 2–3-летней давности. Вот то был – полет… Сейчас – тоже. Но другой. Из аэроплана – в Боинг…
Из этих мыслей он плавно перетек в другие вопросы: нравится ли ему жить «на высоте», в этой идеальной геометрической «коробке»? И тут ответ был тоже – спокойным «скорее да». Он всю жизнь жил в частном доме на окраине. С банькой и огородом, и лабиринтами частных дворов и тупиков. Отец вообще никогда не понимал квартир, да и мама – тоже.
А теперь отец – ушел на квартиру. А мама – мечтает о ней.
Он туманно думал об этом, застыв на входе в свою ошеломляющую Обитель, в которую влюбился с первого взгляда – фигурный, застекленный от самого потолка в пол тонированный снаружи балкон с потрясающим, полным воздуха и простора, панорамным видом на скайлайн – резной горизонт из высоток, из-за которых через пару часов появится Солнце. Перед его ногами лежал мощный матрац высотой сантиметров в 40. И звал его. Преклонить колено. И уронить голову.
И ему сложно было сопротивляться. Он почти извинился перед ним за промедление, что заставляет его ждать.
Ортопедииииический. Который он купил себе и приволок сюда одержимый идеей Восходов. Или он не Звезда, не может позволить себе Солнце? И хороший ортопедический матрац? Эх, жаль, ему сюда теперь даже привести некого. Бывшую жену – не успел. Эта новая квартира с супругой – чуточку разминулись. Ну а на новую в его теперешнем положении он в ближайшее время надеяться не смел. Предвидел понятные сложности. Как он сказал друзьям – трофей теперь – он сам… Так что пока матрацу – придется поскучать…
Интересно – а какая у неё кровать? – мелькнуло в его голове вирусом.
И тут же трусливо сбежало.
Он рывком развернул себя в ванную, скинул яркий новенький утепленный спортивный костюм, разлохматил волосы, грубовато как пес, наскоро ополоснулся в прохладе, и прицелился размашистой походкой к матрацу, наслаждаясь собой и привычным ощущением послушности своего крупного жилистого тела, которое в последнее время старался баловать достаточным сном.
И ортопедическим матрацем. Который настойчиво звал. В свои объятия.
Но у того нашелся опасный конкурент. Который незаметно исподволь поместился в ладони. Как обычно, всерьез и на долго.
– Макс! Не спишь? – пульнул он в окошко безграничного неонового пространства.
– Неа! Ты уже дома?
– Ага. Чет вымотался немного.
Странное признание от покорителя спортзалов, привыкшего хвастать с экранов неиссякаемой энергией.