(не) Желанный мужчина

Напрягало, что я абсолютно не знала, чего ожидать от нашей встречи в имеющихся обстоятельствах. Хороший ли знак? Или же положение, в котором я оказалось, нещадно усугубилось?

Еще в тот вечер, на даче, его настрой по отношению ко мне был далек от настроя других друзей Олега, которые хотя бы не кидали в мою сторону подозрительные взгляды.

— Так и будешь в молчанку играть? — приподняв бровь, осведомился он.

— Что я должна сказать? — опустила голову, избегая зрительного контакта.

Его взгляд не выражал с трудом сдерживаемую ярость, презрение или нездоровое удовольствие от своего положения, при котором я в более слабой позиции. Нет.

Он смотрел ровно и спокойно, будто мы случайно столкнулись на улице, и я не сижу перед ним в наручниках в следственном изоляторе. Я не понимала, как относится к нему. Как к другу? Или как к врагу? И это пугало, вынуждая кусать губы от напряжения.

— Например, объяснить мне, откуда у тебя это? — передо мной на стол приземлился небрежно брошенный маленький сверток с чем-то белым внутри. Нехорошая догадка пронзила разум как заряд тока, от которого перехватило дыхание.

— Это, — неверующе прошептала, стрельнув расширившимися глазами на мужчину, — наркотики?

— Это не просто наркотики. Это — яд замедленного действия. Правда умирают от него с удовольствием, — обыденно ответил, и бровью не поведя. — Если учесть размер, в котором их у тебя изъяли, срок тебе светит внушительный.

— Но это не мое! — выпалила срывающимся голосом, подавшись вперед. Сердце бешено заколотилось, ударяя по ребрам в приступе паники. Я не хочу в тюрьму! Перед глазами встал образ двух женщин из камеры, на таковых уже непохожих. Не хочу превращаться в них!

— Я слышу подобное каждый день и не по одному разу, — произнес скучающе, давая понять, что мой возглас не произвел на него должное впечатление.

— Вы мне не верите? — стон отчаяния вырвался из груди, в глубине которой разгоралась жгучая обида. До одури было обидно за себя!

— А должен? Пока что все против тебя, девочка, — покачал головой, будто от досады.

В следующий миг с него слетела маска равнодушия и спокойствия. Подобравшись, он наклонился вперед, облокотившись о стол, и тем самым оказался слишком близко. Настолько, что я тут же отпрянула, неосознанно прижав руки к груди под цепким взглядом пытливых глаз, считывающих каждое движение и каждую эмоцию, что несдерживаемым потоком выдавали мое состояние.

— Как складно получается: мы носом роем, чтобы найти ту мразь, которая толкает эту дрянь, — кивок в сторону свертка, — и тут внезапно рядом с Олегом появляешься ты с наркотой в машине. Именно с той, поставщика которой мы ищем. Для чего же ты появилась? Подставить его? Или собрать информацию? А может и то, и другое, чтоб не мелочиться?

— Нет, нет! — судорожно замотала головой, не отводя округлившихся глаз в надежде, что он увидит в них правду. — Я же даже не знала ничего! Ни про какие наркотики! Я их вообще первый раз в жизни вижу!

Приступ паники сковал все внутри, закручиваясь спиралью в районе солнечного сплетения, заставляя нервничать до непроизвольной тряски ногой под столом. Губы, нещадно искусанные и воспаленные, опухли и ныли. Но боль отрезвляла, не позволяя окончательно забиться в истерике, сорваться до судорожных, абсолютно бесполезных рыданий, от которых, к тому же, раскалывается голова.

В ужас приводила и мысль о том, что Олег может прийти к таким же выводам. Если и он мне не поверит? Это будет крах! Крах всего! С памяти еще не стерся его с друзьями разговор на даче у Ильи. Я запомнила ту ненависть и ярость, которыми были прописаны их голоса. Олег не был исключением.

Когда на запястьях защелкнулись тугие наручники, я знала, что Олег будет на моей стороне. Даже когда меня допрашивал следователь, даже в той заплесневелой камере моя уверенность не пошатнулась ни на миг. Я держалась за эту мысль, как за спасательный круг, что не позволил утонуть в творящемся вокруг меня кошмаре. В голове как аксиома крутилось: "Когда Олег узнает, вытащит меня отсюда!". Ни мама, ни папа, никто бы ни было другой не вселял в меня такую надежду, как мужчина, с которым я знакома чуть больше недели. Удивительно, но факт.

Сейчас же… В моем спасательном круге, возможно, образовалась огромная дыра, проделанная Павлом, что открыл глаза на реальное положение дел, в котором я, увы, занимала далеко не самую выгодную позицию.

— У тебя один шанс переубедить меня, Аня, — положил подбородок на скрещенные руки, опирающиеся локтями о стол, и задумчиво скользил по мне взглядом. — Рассказывай все. От начала и до конца. Как? Где? Когда? Где была? Откуда и куда ехала? Буквально все. Предупреждаю, в твоих интересах не врать. Если у меня возникнут хоть малейшие сомнения в правдивости сказанного, я решу, что тебе есть, что скрывать. И тогда, поверь, та камера, которой тебя пытался напугать Фролов, покажется номером пятизвёздочного отеля.

***

В кабинете Хазара, как и во всем доме, царила помпезность и вычурность. Все эти многочисленные картины известных художников, статуэтки, вазы и прочий антиквариат Олег считал бесполезной мишурой.

Мать воспитывала его одна, наотрез пресекая любые разговоры об отце. Было тяжело, он знал. Чувствовал. Когда неделю на завтрак, обед и ужин одна гречка, сложно не понять. Или при виде маминых пальцев, исколотых иголкой, которой она в сотых раз зашивает одежду, не имея лишних средств на покупку новой. Даже малым все подмечал.

Глупо думать, что дети ничего не понимают. Полная чушь. По крайней мере, он отчетливо понимал. До такой степени, что сейчас, будучи взрослым и разменяв четвертый десяток, иной раз удивляется, как в три года мог по маминым синякам под глазами определить, работала ли та в ночную, пока он безмятежно спал, или нет.

До хрена времени прошло с тех пор. Все круто поменялось в их жизни. Можно сказать, перевернулось на все триста шестьдесят. Дома, квартиры, машины — не в мечтах, а в реальности. Теперь он, как и мечтал когда-то подростком, может дать матери все, что ей требуется и даже больше. Да и сам давным-давно забыл вкус ненавистной гречки, сменив изношенную одежду на дорогой костюм. Однако, пить кофе их позолоченных чашек — через чур.

— Надеюсь, он не откинется раньше времени? — буднично поинтересовался хозяин дома, сделав глоток ароматного напитка. Черные глаза, обрамленные густым веером ресниц, останавливались то на Олеге, то на Диме, что сидел в соседнем кресле, расслабленно откинувшись и вытянув вперед ноги.

— А кто ему позволит? — задорно ответил последний, засмеявшись в свойственной ему манере. — Пока я не узнаю, кто посылает барыг в мой клуб, он сдохнуть права не имеет.

Резкая смена тона с беспечно-веселого на убийственный могла бы напугать кого угодно, кто не был близко знаком с Макаровым и не знал, что не стоит доверять первому впечатлению.

— Бесспорно, — согласился Хазар, постукивая пальцами по столу в нетерпении. — Однако, брат, я надеюсь, ты позволишь мне заняться им? Все же стрелял он в меня.

— По рукам, — кивнул Дима. — В конце концов, я не жадный.

На последующий тихий смех Олег отреагировал легкой ухмылкой, покачав головой. Шут, как есть. Даже после такого количества дерьма в жизни. Ни служба в армии, ни работа в спецназе, ни годы после него, в течение которых им всем пришлось выгрызать зубами свой авторитет и свое имя, доказывая, что с ними придется считаться, — ничего не выбило из Макарова его вечные шуточки, за которые первое время он нехило получал. А потом ничего, подружились. Нормальным парнем оказался, хотя сначала думали, что мажор хренов.

Спустя некоторое время дверь наконец открылась, впуская охранника, сообщившего, что «гость» очнулся. Хазар, уже давно дошедший до нужной кондиции, почувствовав которую все предпочитали оказаться подальше от хозяина дома, не медлил ни секунды и, в тот же миг подорвавшись, стремительно вышел из кабинета.

В подвале, привязанный к стулу, дожидался своей участи неудавшийся снайпер. От боли в простреленной ноге по лбу текли крупные капли пота, а челюсти были сжаты до проступивших на скулах желваков, на что мужчины смотрели с абсолютным равнодушием. Не надо было пытаться убежать. Тогда бы раньше времени не калечили.