Страница 79 из 85
Глава 39
Ночь – точнее, уже почти утро – раздалась во все стороны. Темнота не то, чтобы исчезла, но в одно мгновение стала чем-то незначительным. Пренебрежимо малым, неважным и совершенно не мешающим видеть. Во все стороны – и даже там, куда мои глаза не смогли бы заглянуть и в самый солнечный день. Будто вместо пяти жалких чувств у меня вдруг появилась целая тысяча, и каждое работало в сверхчеловеческих диапазонах. И вместе они показывали все.
Вообще все.
На мгновение я увидел центр Страсбурга словно с высоты птичьего полета… или на карте – со всеми нужными отметками: патрули, пулеметные расчеты, орудия на больших перекрестках вдалеке, грузовики и панцеры, неторопливо ползущие на север. Тысячелетнюю громадину собора на острове, который будто обнимали рукава темной реки. И дворец рядом – резиденцию наместника. Казалось, до них можно было дотянуться рукой, а не идти еще полтора километра по улицам.
Картинка мелькнула и тут же пропала: все-таки я пока еще не добрался до подвластных лишь кому-то вроде Багратиона или деда высот. Только коснулся недосягаемой пока второй ступени магического мастерства кончиками пальцев… в прыжке. Впрочем, и этого оказалось достаточно: подробная схема исчезла, но верный путь остался в памяти, будто отпечатавшись пунктирной красной линией на внутренней стороне век. Теперь я, пожалуй, смог бы добраться до нужного места даже без оружия и с закрытыми глазами.
Но был способ и поинтереснее.
Громыхающий по бульвару панцер сначала замедлился, а потом и вовсе почти остановился, будто под его гусеницами асфальт вдруг сменился болотом. И даже натужный рев мотора разделился на тягучие глухие удары – детонации топлива в цилиндрах. Дар подхватил легкое, как перышко, тело и бросил вперед. Так быстро, что я сам не успел заметить, как оказался рядом с машиной. Взлетел наверх, едва коснувшись брони – и через мгновение уже засовывал руку по самое плечо в распахнутый люк. Пальцы тут же наткнулись на что-то мягкое: то ли одежду, то ли волосы. Разбираться я не стал – ухватился изо всех сил и потянул, выдергивая солдата наружу. Он даже не упирался – только коротко вскрикнул, когда я швырнул его вниз на чей-то заботливо выставленный штык.
Оболенский тоже не сидел без дела. Даже под Ходом он изрядно уступал мне в подвижности – зато силищу обрел не то, что медвежью – слоновью. Я краем глаза увидел, как рослая фигура на мгновение застыла у панцера со стороны кабины – а потом под скрежет металла то ли открыла, то ли вообще вырвала тяжелую бронированную дверь и взялась за экипаж. Хрипящее тело в серой форме пролетело по воздуху шагов двадцать-тридцать, врезалось в стену дома – и кулем сползло вниз, оставив на кирпичах темное влажное пятно.
Одаренные из посольства и местные дворяне сработали, как положено, и все заняло секунд десять, вряд ли больше. И прошло почти в абсолютной тишине – самыми громкими звуками вокруг так и остались тоскливо воющие где-то на площади сирены и мерное грохотание мотора панцера. Могучая машина изрядно шумела даже снаружи, а внутри и вовсе казалась гигантской консервной банкой с болтами. Зато над удобством экипажа немецкие инженеры поработали как следует. Замковая часть пушки, хоть и занимала чуть ли не половину кабины, ничуть не мешала водителю: и кресло, и рычаги с педалями удачно втиснулись между гусеницей, ящиком со снарядами и толстенной лобовой броней.
– Занятная штуковина. – Я обернулся к ополченцам, отыскивая взглядом Жан-Поля. – Как думаешь, сможешь с ней управиться?
– Проще простого, – отозвался задорный голос. – Тут все почти как в “Ситроене”.
Пожалуй – для того, кто начал крутить баранку чуть ли не до того, как научился ходить. Жан-Поль отлично водил все, что имело колеса – и с гусеницами, похоже, тоже нашел общий язык за считанные мгновения. Еще троих из самых толковых ополченцев я загнал внутрь панцера а сам полез обратно наверх – к пулемету.
Сверху обзор получше.
– Ваша группа следует за моей, князь. Поглядывайте по сторонам. – Я свесился из люка к Оболенскому. – И в тыл, конечно же. После того, как мы прорвемся на остров – сворачивайте налево и двигайте вдоль канала. Занимайте и перекрывайте мосты, а потом выходите к префектуре и телефонной станции… Вы ведь помните, что где находится?
– Как таблицу умножения. – Оболенский усмехнулся и постучал себя по лбу кончиком пальца. – Вряд ли центр города сейчас защищают так уж надежно… И все же ваша работа будет куда сложнее нашей, князь.
– Зато у нас есть пара козырей. – Я опустил ладонь на холодный металл пулемета. – И никто здесь не ждет удара изнутри.
– Лишь благодаря вам, друг мой. – Оболенский перехватил винтовку и отступил от панцера на пару шагов. – Да хранит нас всех Господь, князь.
– За мной! – Я взялся за тяжелую скобу пулеметного затвора. – Пора нанести визит господину наместнику.
Лязг оружейного металла еще не успел стихнуть, а мотор уже ревел, разворачивая бронированную машину к улице, ведущей в центр. Жан-Поль несколько раз неуклюже бросил панцер из стороны в сторону, но потом, похоже, привык к рычагам – и ломанулся на всех парах. Конечно, это мало напоминало лихую езду на лимузине герцогини по дорогам Лотарингии – и все же мы двигались куда быстрее пеших солдат. Через сотню метров пришлось даже чуть снизить скорость, чтобы ополченцы хоть как-то успевали за панцером.
– Там впереди машины!
Голос Жан-Поля кое-как пробился сквозь рев двигателя и грохот металла. Я уже успел разглядеть впереди первую преграду – на повороте к мосту дорогу все-таки охраняли – загородили стоящими поперек автомобилями, возле которых дежурили солдаты, человека два или три.
– Жми вперед! – заорал я. – И не вздумайте стрелять!
Не знаю, услышали ли меня ополченцы сзади – мы снова набрали ход и изрядно оторвались от пеших. Жан-Поль явно сообразил, что к чему, и выжимал из мотора все соки. Панцер буквально подпрыгнул, задрав орудие кверху, и загрохотал по улице прямо на кордон.
– Halt! – Один из солдат в сером выскочил навстречу, размахивая руками. – Черт бы вас, побрал, остановитесь! Вы там что, спятили?!
Бедняга так и не успел сообразить, почему боевая машина, со всех сторон отмеченная строгими черными крестами армии Рейха, не спешит на северные рубежи, а на полном ходу несется к центру города. Немцы не стали стрелять – только с дикими воплями и руганью разбежались во все стороны.