Назову своей

– Понимать должен, – коротко, недовольно ответил Фёдор. – Блуд это. Не позволено.

– Да что ему, в девственниках ходить?

– Созрел, пускай женится.

– Какой «женится»? Ни образования, ни профессии, ни ума, считай, нет. Рано!

– Раз рано, значит, хотелки надо поприжать. Потерпеть.

– Сам-то много терпел, Федь? – Игнат остановился. – До первой жены, помнится, дотерпеть не смог, – усмехнулся он.

– Потому и развелись, что ни терпения, ни уважения, ни смирения в нас не было. Если до свадьбы дотерпеть не может, то и после терпеть не станет.

– Строг, – покачал головой Игнат. И ведь «справедливым» не назвать, сам по юности гулял так, что отец здоровенного амбала вдоль хребта ремнём охаживал.

– И потом, – вздохнул Фёдор. – Натешится, ославит, уедет, а девку потом отец со света сживёт. Старшую дочь от семьи отлучил, среднюю на порог не пускает, а всё, что она сделала – вышла за мирского, не старовера, местного. Сбежала к первому, кто позвал. Теперь за Александру примется?

– Ого… Лёшка-то сам, что говорит?

– Ничего, говорит, нет промеж ними, ничего. Помогает по дружбе, они же вот с такого все вместе хороводились, – Фёдор показал рукой куда-то ниже колена. – Она ему какой-то ободок-кокошник сделает для матери. Бартер у них.

– И чего ты на парня взъелся, если «бартер»? Полина, я уверен, кокошнику этому обрадуется.

«Кокошник» из какого века словечко? Кто сейчас ко-кош-ники носит? Хотя… Сейчас девицы платья под горло не застёгивают, колени не прячут, глаза, краснея, не отводят. Женщины голову не покрывают, сарафаны традиционные по праздникам не надевают. А Игнат здесь, в Кандалах, за несколько дней всё это своими глазами наблюдал и не удивлялся, будто явление это обыденное, каждый день встречается.

– Отеческий наказ всегда на пользу, – степенно ответил Фёдор. – Кто знает, что в головах молодых варится, – совершенно по-светски продолжил, став тем, кого Игнат знал, помнил, понимал. – Ещё раз приструнить лишним не будет, чтоб не наворотил дел.

Вечером, уже потемну, зашёл к Бархановым, позвал Любу на прогулку. Пётр одобрительно крякнул, видя вежливое обращение Игната, Елена Ивановна расплылась в улыбке. Кирюшка деловито поздоровался с гостем за руку, видимо, недавно выучил жест, потому что «здороваться» он подходил несколько раз, смеясь, убегал, чтобы снова вернуться. Игнат лишь улыбался, с готовностью протягивая ладонь. Смешной пацан, хороший.

Снова чувствовалась скованность, отупляющая неловкость. Язык словно прирос к нёбу, слово выдавить сложно. Хотелось развернуться, уйти в комнату на втором этаже дома Фёдора, втыкать в телефон, впитывая новости цивилизации. Утром смыться домой, плюнув на все формальности и карьеру, которая летела в тартарары без вожделенного штампа в паспорте и живой, из плоти и крови, жены.

С поцелуями дело обстояло лучше, Игнат ступал на свою территорию, чувствуя однозначный ответ. Страстный, чувственный – неплохой задел на будущее. На завуалированное предложение съездить на базу отдыха, на рыбалку, Люба помолчала, потом произнесла:

– Не торопишься, Игнат?

– Ты можешь отказаться, – он пожал плечами, – неволить не стану, но ты должна быть в этом заинтересована не меньше меня. Сексуальное несовпадение – не мелочь. Семья не на пару лет создаётся, неужели самой неинтересно проверить?

Он пытливо посмотрел на будущую жену. Приятная, красивая.

– Я подумаю.

Подумала. Через четыре дня ранним утром отправились в райцентр на Патриоте Фёдора в Детский мир, купить Кирюшке игрушечное ружье, стреляющее шариками. Уж очень пацанёнку хотелось своё оружие, дедушка играть с воздушкой не позволял, а какой же из внука охотник вырастет, если ружья своего не имеет.

Глава 5

В номере-домике приятно пахло деревом, травяной свежестью из приоткрытого окна, женской туалетной водой и сексом. Игнат растянулся на простыне, накинув вторую до пояса, заодно укрыл Любу, та лежала рядом, спокойно и глубоко дыша.

Слишком рано? Возможно. Только Игнату держащаяся зубами за собственное целомудрие невеста не нужна, никаких выводов из скорой близости он делать не собирался. Вернее, сделал: Люба – подходящая ему женщина. Разумная, умеющая отстаивать собственные интересы и границы, твёрдо понимающая, что именно хочет, от кого. И, что немаловажно, чувственная, готовая к жаркому, жадному ответу.

Конечно, долгое воздержание со счетов скидывать не следовало, у самого Игната едва не подкосились ноги, когда только завёл Любу в домик, нагнулся за поцелуем, но всё-таки темперамент был виден и не мог не радовать. Сама же Люба призналась, что у неё не было никого со времени развода. Сначала не до романов было, потом работы лишилась, сынишка бесконечно болел, подалась к родителям, в Кандалах не разгуляешься.

Не верить у Игната причин не было. Да и какая разница? С человеком жить, а не с его прошлым связями. В телегонию он не верил, как в любой псевдонаучный бред.

Люба заворочалась, перекинула руку через Игната, удовлетворённо вздохнула, он обнял в ответ одной рукой, другой взял женскую ладонь, поднял на свет. Небольшая кисть с коротковатыми пальцами с парочкой скромных колечек.

Вспомнились руки Риты – узкие, с длинными, музыкальными пальцами, которые венчал ухоженный, яркий маникюр. Не признавала его Ритка пастельных тонов, невзрачных нарядов, тонких цепочек, колечек, ей подавай броские, эксклюзивные вещи. Летела, как пчела на цветок, вернее, сама была цветком – экзотическим, издающим яркий, дурманящий аромат.

Люба неуловимо похожа на Риту, наверное, оттого глаз и задержался на ней, когда бездумно смотрел социальные страницы потенциальных невест. Молоденьких, до двадцати восьми-тридцати лет, отмёл сразу. Хотел бы нянчиться с детским садом – взял бы малыша из детского дома. Нужна женщина, которая родит ему ребенка, а не сама будет сопливым дитём. Остальные никакого интереса не вызывали, некоторые вовсе отталкивали, а на Любе взгляд задержался: красотка в красном заливисто смеялась, открывая ряд ровных, белых зубов.

Формально – ничего общего. Люба – светло-русая, волосы крашеные, однако заметно, что тон выбирала натуральный. Широковатое лицо, небольшой, уточкой, нос, полные от природы губы. Какая Рита от природы, не помнила уже она сама, Игнат тем более. Кажется, когда они только познакомились, она щеголяла копной каштановых волос, потом была блондинкой, теперь же жгучая брюнетка с волосами до пояса. Точёные, высокие скулы на худом лице, разлёт бровей, пухлые губы – всё следствие косметологических процедур, а не милости природы-матушки. Ритке шло, словно вся индустрия красоты специально под неё подстраивалась, на неё равнялась. Игнату оставалось оплачивать и пользоваться.

В Кандалах Игнат встретил совсем другую женщину, не ту, что видел на фото, но когда слетел повязанный платок и платье в пол, под ним обнаружился кружевной комплект белья и та самая красотка, что вызывающе смеялась на фотографии. Что сказать? Повезло!

– Игнат, домой пора, – заворочалась Люба, поглядывая недовольно в окно.

День подбирался к вечеру, с утра можно было купить целый арсенал оружия, они же отправились за одним-единственным пластиковым ружьём для Кирюшки.

– Подожди.

Игнат перевернулся на бок, вжал в себя женское, податливое, мягкое тело, провёл ладонями по спине и ниже, мужской организм отреагировал ожидаемо. Вдавился сильнее, оставил влажный след от языка на шее, давая понять, что не выпустит без финального аккорда.

– Люба… какая ты, – проговорил он, продолжая настойчиво поглаживать разомлевшую женщину, готовую вот-вот сорваться в ответном порыве.

– Нравлюсь? – промурлыкала в ответ Люба.

– Очень, – честно признался Игнат, не покривив душой.

Накрыл собой отзывчивую на ласку, уже готовую Любу. Она тоже стремилась впитать больше, насытиться наперёд, будто верила, что это возможно, что поутру организм не взбунтуется сильнее обычного, требуя своего.

Приехали в Кандалы, когда солнце катилось за линию горизонта. Попрощался чинно у калитки с Любой, вежливо кивнул выглянувшей Елене Ивановне, проигнорировал недовольный взгляд Петра. Таёжный охотник – не юная девочка, которую не стоит смущать лишними знаниями, переживёт.