«Сварщик» с Юноны

Вскоре выяснилось, что верховодил командир абордажной команды из французского отребья. У них патент на каперство и грабят они всех подряд. Капитан сокрушался:

— Им безразлична судьба фрегата, а мне нет. Скажите месье командор, что Вы намерены предпринять?

— Любопытно, любопытно… Если и документы подтвердят… месье капитан, я Вас услышал, — подвел я итог.

Португалец, осознавая неминуемое приближение разоблачения, захлёбываясь заговорил. Выяснилось что он прекрасно знал на кого нападает. Ну кто бы сомневался! Просил высадить его на берег тут, в Испанских владениях для суда губернатора Калифорнии.

«Щас, — про себя ухмыльнулся я, — чтоб он тебя тут же отпустил, да ещё и с извинениями. А ты на меня поклёп возведешь? Дудки!»

Из гущи рядовых пиратов донеслись возмущенные выкрики:

— Каналья! Золото обещал…

Я внутренне похолодел: Кто-то всё-таки проболтался! Позже выяснилось, что о золоте португалец ничего не знал, а пустыми обещаниями разжигал алчность капитана и команды.

Из капитанской рубки притащили обитый медью ящик с судовыми документами. Из коих следовало, что инспектор французского Императора в Калифорнии вероломно подделал принадлежность «Юноны». По его выходило, что судно британское. А Наполеоновская Франция перехватывала торговые корабли англичан.

Глаза подлеца забегали.

Я шагнул кперилам и словно из любопытства вытащил из висевшей перевязи, отобранную при разоружении у него, пистолет. Экземпляр в самом деле знатный: дорогие костяные накладки, золотая и серебряная насечки, навершие рукояти инкрустировано крупным рубином. Словно изучая, открыл полку, затравка насыпана, взвел курок и потянул за спуск. Грохнул выстрел, пуля вырвала клок одежды из бока португальца и тот мгновенно захлебнулся словами, стоял бледный как накладки из слоновой кости на его пистолете, разевая рот будто рыба на берегу.

Но тут неожиданно внутри меня взъелся Резанов:

«Это бесчестно! Это недостойно русского дворянина!»

«Чего, чего!? — изумился я, — А, Вашбродь, достойно русского дворянина получить нож в спину от сего ублюдка?! Ему честь не помеха. Кстати, глянь-ка, как злорадно ухмыляются его подельники, видно он и им поднасолить успел».

«А всё-равно», — не желал сдаваться Резанов, — «пусть он бесчестный, а русский дворянин не имеет права поступать бесчестно».

«Нда? Ну ладно. Когда он продырявит нашу с тобою шкурку, как ты полагаешь кем этот „честный“ человек займётся? На кого он глаз положил? А-а-а, Николай Петрович, догадался. Всё правильно. А чьего ребёнка Кончита вынашивает? У? Вот то-то и оно. А что станет с твоими ребятишками в Питере? То есть мы с тобой сейчас поступим честно, сдохнем, а за нашу с тобою честность будут расплачиваться наши с тобою близкие? А ты, честный дворянин в это время будешь кормить рыб или червей! Я тебе не рассказывал, к слову не пришлось, что произошло с Кончитой после твоей гибели в мое время, так вот: она родила мертвого ребенка, а потом ушла в монастырь! Не-ет, Вашбродь, ты может и готов чтоб твою шкуру продырявил сей урод, а я против, это и моя шкура тоже! Так что, хочешь ты или нет, а я этого гада урою, я врагов за спиной не оставляю. Живых врагов. Так что прикинься ветошью и не отсвечивай».

«А?» — не понял Резанов.

«Под ногами, говорю, не путайся. Ну а я уж, так и быть, пойду тебе навстречу, и сейчас мы с этим жирным боровом устроим поединок, коли тебе претит простое убийство, так уж и быть, рискну и вызову его на дуэль».

Резанов что-то ещё бурчал, но я уже не слушал его словоизвержение, хищно ухмыльнулся португальцу, но делано развёл руки:

— Да, промахнулся. Хотел всадить пулю в твое жирное пузо, каналья! — с интонацией Д`Артаньяна в исполнении Боярского прорычал я устрашающе.

Португалец пошел бурыми пятнами.

Искать повод для драки не пришлось. Едва командор отвернулся, португалец шагнул к перевязи, сноровисто выхватил собственную шпагу и с ходу ударил ненавистного соперника в спину. Однако я был начеку. Чего-то подобного ожидал от этого скользкого как уж типа. Ну что ж, это как раз то, что нужно!

Чуть довернул корпус вправо, подприсел и, продолжая круговое движение подсек опорную ногу противника. Кончик оружия вспорол рубашку над моим плечом — сцуко! Португалец завалился кулем. Я пружинисто выпрямился, наступил на клинок, схватил врага за мочку уха и рывком, словно шкодливого котенка вздернул.

Подвывая тот выронил эфес и ухватился обеими руками за терзающую длань.

— Граждане пираты! — громогласно объявил я, — Этот мерзавец домогался моей невесты. А когда ему отказали, решил подставить вас, чтобы подло отомстить. Теперь по его милости вы все пленники. Что с ним делать? — обратился я к стоявшим.

— Вздернуть пса! — послышались гневные выкрики.

— Да, повесить бы такую мразь, да руки пачкать неохота, — я с брезгливой гримасой отшвырнул извивающегося португальца. — Есть желание подраться? Что ж, — я вытащил свою шпагу, после чего ногой подтолкнул к противнику его. — Вперед!

Среди пиратских абордажников прошелестел одобрительный гул. Как-никак все они солдаты, а этот русский поступает так как поступили бы они: просто и честно. А вот португалец хоть и как бы «свой», но сволочь редкостная. Однако это не мешало некоторым зорко следить за победителями и незаметно, как они думали, обмениваться особыми знаками.

А у меня теперь руки развязаны, теперь можно поиграть в «кодекс чести дворянина», потрафить камергеру.

— Коли желаете на шпагах, что ж, извольте, — моя улыбка больше походила на оскал медведя.

Шпагой я управлялся неважно, уроки Фернандо и Хвостова ещё не прижились. Ну разве что вспомнить, как в детстве, летом в деревне с пацанами насмотревшись популярной Советской кинокартины «Три мушкетёра», нарезали с лозинки прутиков и устраивали фехтовальные поединки. Много тогда ребятишек были луплены дедами, бабками за пропавшие бесследно капроновые крышки от стеклянных банок. А что поделаешь, раз они очень хорошо, будучи проткнуты посередине, изображали гарду шпаги.

И я тогда довольно часто побеждал. У меня имелся хитрый приём, своя коронная фишка. Которую я усиленно отрабатывал, загоревшись после фильма «Зорро» поразить пацанов трюком героя Алена Делона, повторить фирменный росчерк кончика шпаги букву «Z».

Я пошевелил шпагой, которая послушно затрепетала в руке. И у меня мелькнула хулиганская мысль: «А что, если!..»

Португалец в этот момент перекрестив стукнул мою шпагу. Резанов в моем теле шепнул что так начинают поединки. Ну как боксёры перед боем друг друга бьют в перчатки.

В следующее мгновение Португалец виртуозно взмахнул клинком описал сложную кривую с переливчатым свистом. Что, по-видимому было призвано поселить трепет в противника. Но я этого не знал, поэтому не испугался. А Резанов полностью положился на гостя в своём теле.

Португалец, по-видимому весьма неплохой фехтовальщик, сделал выпад. Да, я на шпагах не ахти какой мастак. Зато в защите мне, чемпиону Российской Федерации 1995 года по рукопашному бою мало нашлось бы равных в этом мире. И я просто качнул маятник влево.

Острие клинка недруга вспороло материю на правом боку. Я на это внимания не обратил и перекинул шпагу из правой руки, которой не очень-то хорошо управляюсь, в левую, ибо Левша.

Фокус удался: противник зачаровано проводил взглядом порхнувший в воздухе клинок.

Я, ловко ухватив эфес шпаги хлестнул кончиком гибкого оружие словно кнутом по локтевой косточке врага.

В мёртвой тишине хруст дробления кости прозвучал жутковато.

Шпага вывалилась из обмякшей кисти португальца и загрохотала по палубе. Но к его чести он ловко подцепил оружие носком штиблета, подкинул ногой и цепко подхватил левой ладонью, которой по-видимому также владел достаточно уверенно, потому что следующий же выпад был нацелен в живот русскому посланнику.

По возмущению Резанова, да и по осуждающему ропоту свидетелей схватки я понял, что это подлый, малоприемлимый в поединках удар. И я действительно еле-еле от него увернулся. Кровь вскипела в венах, глаза хищно сузились — внутри будто включился турбонаддув и я в долгу не остался.