Страница 4 из 10
Единственное, чего он мне за всю дорогу так и не назвал – своей фамилии.
2
Дом, представший перед моим взором, был впечатляющим. И это еще слабо сказано. Едва увидев это поместье, похожее на небольшой дворец, я поняла – семья Глеба носит фамилию одного из месяцев. И это было неприятным для меня открытием, ведь это значит, что они – дворяне. А где дворяне, там и король…
Глеб помог мне выбраться из кареты, а потом провел в дом, здороваясь по пути со слугами. Никто из хозяев нас не встречал. Очевидно, нашего прибытия не ждали.
Внутри дом оказался несколько мрачноватым по цвету мебели и многочисленным картинам, изображающих батальные сцены и морские сражения. Но все компенсировали большие окна и обилие живых цветов в вазах и горшках. Это навело меня на мысль о принадлежности семьи к Весеннему Двору – только весенние лорды и леди так сильно любят цветы.
Но я могла ошибаться. Ведь и зимние лорды по какой-то причине питают необъятный интерес к сражениям и войнам, но, к счастью, лишь теоретический. На моей памяти в королевстве пока не случалось войн и серьезных конфликтов. Надеюсь, так будет и впредь.
В одной из комнат в уютном кресле сидела немолодая женщина. У нее были светлые с проседью волосы и зеленые глаза. Типичная представительница Весеннего Двора.
Когда-то моя подруга Лана хвасталась, что может определить, к какому роду относится тот или иной человек лишь по оттенку его глаз и волос. Конечно, она лукавила. Не было никаких закономерностей во внешности дворян, тем более, что очень часто они заключали династические браки друг с другом, смешивая внешние черты. Но тем не менее, принято считать, что представители зимних родов – голубоглазые брюнеты, весенних – зеленоглазые блондины, летних – кареглазые шатены, а осенних – сероглазые рыжие.
И пусть в моем случае данное правило сработало идеально, в остальном же это полная чушь! Достаточно посмотреть на Глеба, чтобы понять, как сильно он не похож ни на весенних, ни на зимних лордов.
Женщина пила чай и смотрела в окно, погруженная в глубокие раздумья. Настолько глубокие, что Глебу пришлось несколько раз повторить приветствие, чтобы привлечь ее внимание.
– Здравствуй, матушка!
– Ох! Мальчик мой! – Катерина наконец заметила нас, вскочила на ноги и захватила в объятия. – А почему вы здесь? Вы же должны были уехать отдыхать.
– Возникли непредвиденные обстоятельства…
Тут женщина посмотрела на меня и защебетала:
– Инночка! Солнышко! Как же я рада тебя видеть! А почему ты такая бледная? Что-то случилось?
– Мама, успокойся, – поспешил вмешаться Глеб, пока Катерина не затискала меня до смерти. – Давай присядем. У нас не очень приятные известия.
Катерина удивилась, но сделала так, как предложил ее сын.
Стоило женщине выслушать объяснения Глеба на счет моего состояния, как сочувствие полилось рекой. И что самое главное – оно было искренним. Было видно, что Катерина давно знала Инну и очень ее любила. В этот момент я почувствовала горечь сожаления и укол вины, будто это я своими руками по собственной воле забрала тело Инны, ее жизнь.
А еще меня съедала зависть.
Всю жизнь я была сиротой. Даже когда король Леонард принял меня в свою семью, я не получала семейного тепла и родительской любви ни от него, ни от его жены. У меня была няня, но и она не проявляла ко мне никаких чувств, лишь четко выполняла свои обязанности, заботилась о моем комфорте и воспитании. Да, мне не давали голодать и мерзнуть – даже наоборот, окружали самыми дорогими и редкими вещами. Мне дали хорошее образование, даже пытались помочь развить магию. Но самого главного я не получила. И теперь чувствовала себя обездоленной.
Кажется, Катерина заметила, что со мной что-то не так, и предложила:
– Сынок, отведи Инну наверх. Ей нужно отдохнуть с дороги. И, наверное, лучше выделить ей отдельную комнату. Нужно время, чтобы прийти в себя, вернуть память. Я права, солнышко? – обратилась она ко мне.
От избытка чувств я не смогла ничего ответить и просто кивнула, вложив в этот жест всю свою благодарность. Мне и правда не хотелось спать в одной кровати с чужим мужем.
Мы поднялись в приготовленную для меня гостевую комнату и вновь остались вдвоем. Мне хотелось дать волю слезам, выпустить наружу все эмоции и переживания, что скопились за целый день. Но при Глебе я не могла себе этого позволить. Воспитание не позволяло. Да и могла ненароком сболтнуть лишнего…
– Ты как? – спросил он.
Я пожала плечами и подошла к окну.
Снаружи раскинулся чудесный сад, полный цветущих растений. Тут и там стояли разнообразные статуи, представляющие собой нечто абстрактное и совершенно невообразимое. Видимо, это тот самый «музей на дому» Дары, о котором рассказывал Глеб.
– У тебя замечательная мама, – сказала я, не оборачиваясь.
– Так странно снова слышать это от тебя, – заметил он. – Прости, хоть я и понимаю, что ты не помнишь своего первого знакомства с моей семьей, мне до сих пор сложно привыкнуть к этой мысли.
Я вдруг ощутила его руки на своей талии и невольно напряглась. Он обнял меня со спины и прижал к своей груди, как самое ценное и дорогое сокровище. А я чувствовала себя до нельзя неуютно и хотела отстраниться, но не позволила себе этого сделать.
Только сейчас вдруг осознала, насколько тяжело ему приходится. Как это, должно быть, больно видеть свою любимую женщину, находиться с ней рядом, но понимать, что она тебя совершенно не помнит. Не помнит первую встречу, первое свидание, первый поцелуй, признание в любви, свадьбу…
Поэтому я просто застыла и некоторое время позволила ему обнимать себя. Но когда почувствовала на своей шее его губы, не выдержала.
– А у меня есть родители?
Как и ожидала, романтичное настроение Глеба оказалось нарушено, и он с разочарованным вздохом выпустил меня из кольца своих рук.
– К сожалению, нет, – ответил он. – Насколько мне известно, ты жила без отца. Лишь с мамой. А она скончалась два года назад от какой-то тяжелой болезни.
Не могу сказать, что обрадовалась, но некоторое облегчение все же испытала. Если бы у Инны имелись родители, и Глеб предложил их навестить, я бы просто не смогла найти в себе силы так бессовестно их обманывать. А рассказав им правду, несомненно причинила бы боль…
С усилием отгоняя прочь пессимистичные мысли, я обернулась и прищурилась.
– И все-таки. Какая у тебя фамилия?
На лице Глеба расцвела хитрая улыбка.
– У нас, ты хотела сказать? – зачем-то уточнил он.
– Хорошо. Какая у нас фамилия? – исправилась я.
Некоторое время он загадочно молчал, навевая больше драматизма, и наконец выдал:
– Февральские.
– Не может быть! – пораженно выдохнула я.
Да уж, такого я не ожидала…
Глеб самодовольно ухмылялся в ответ. И тому имелось основание.
– То есть, ты родственник самого наместника?! – не могла поверить я. – Но как же так? Я думала, если вы живете в весенней части Эльтереса, то… К тому же, твоя мама… – от неожиданности я вдруг стала запинаться.
Но Глеб меня понял.
– Нет, моя мама не имеет никакого отношения в Весеннему Двору. Разве что очень отдаленное. Вполне возможно, кто-то из ее далеких предков имел связь с кем-то из его представителей. Сама понимаешь…
– Да-да, о любвеобильности весенней знати ходят целые легенды!
Кто ж об этом не знает! Говорят, барды в тавернах даже песни об их любовных похождениях слагают. Настолько они… неугомонные в этом плане. Это еще одна причина, по которой мне не хотелось замуж за Ясеня. Такому, как он, никогда не будет хватать одной спутницы жизни. Да и среди женщин не найдется той, кто смог бы ему отказать. И плевать, что он не свободен…
– Верно. Но в любом случае, фамилию весенних месяцев ни она, ни ее родители не носили.
– Зато теперь носит зимнюю… – я все никак не могла остановиться, продолжая вертеть в голове одну и ту же мысль. – Боже, ты родственник наместника!..