Страница 10 из 20
Вот так закатилась моя карьера медным пятаком под кровать. Но если бы удалось устроиться в какой-нибудь салон сейчас, мои душевные потребности и художественные способности были бы реализованы полностью.
После месяца скитаний по друзьям и подругам я, наконец-таки, разрулила все свои жилищные и экономические вопросы. С работой вот-вот наклевывалось. Меня брали барменом в одно неплохое кафе, разумеется, с перспективой менеджера кафе. А один знакомый моего знакомого сдал мне комнату, что называется, в кредит. Комната находилась за тридевять земель от центра и будущей работы, но главное – принцип дальности от Белохвостовых – был соблюден.
Ну, и что?..
В голое окно отсвечивала лампочка Ильича, корявые ветки громадного тополя царапали стекло и хлестали листьями – шум по ночам стоял невероятный. Голые стены с обоями в ужасный горошек и коричневый дощатый пол начисто вышибали весь энтузиазм каждый раз, как я заходила в эту комнату.
После уроков заведывания бутылками, открывашками, стаканами, кружками и фужерами домой я появлялась к полуночи. А ведь это было только обучение. Что будет, когда встану за барную стойку, неизвестно…
Но мне и тут «повезло»! В кафе стали захаживать знакомые лица: друзья Кирилла, его знакомые, знакомые его знакомых и т.д., и т.п. Они, как истинные джентльмены, тыкали в меня пальцем и насмехались над моим теперешним положением. Конечно, это было деликатно, культурно, сквозь ангельскую улыбку.
Не удивлюсь, если об этом докладывалось Кириллу и госпоже Белохвостовой. Уж она-то не преминет указать сынку на то, как он ошибался, взяв меня в жены, и похвалить, что вовремя одумался и развелся.
Как бы мне хотелось размазать по ее лицу килограммы заморской косметики!
После третьей встречи уже с сестрой Кирилла (которая пришла, якобы, просто отдохнуть, а на самом деле убедиться в правоте сплетен обо мне и посмеяться в лицо) я, не дожидаясь, когда она подойдет и покажет змеиный язык, тут же заявила директору кафе, что место бармена свободно.
Нет, все это было не по мне! «Вороньём» меня не испугать, да и понимала я, что ухватилась за это предложение только из-за безысходности: деньги заканчивались, и за жильё надо было платить. Комната ужасала своим комфортом, и, кажется, у меня начиналась аллергия на Екатеринбург, город, в котором я выросла…
После всех поисков, встреч, разговоров, упреков, собственных размышлений решение переехать к матери пришло само собой и даже показалось самым рациональным из всех тех, что приходили в голову.
Ну, чем был плох берег Черного моря: вечная зелень (ну, почти вечная), свежие овощи – фрукты и тепло? Много тепла! А главное, я буду рядом с мамой и, наконец, перестану волноваться за то, что она волнуется за меня. Ведь в прошлом из-за своего несносного характера я столько всего натворила и заставила бедную женщину переживать. Помнится, в такие игры играла, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А теперь я буду под присмотром, занята полезным трудом, не буду тратить время на поиски семейного счастья.
Алушта – это не какая-нибудь деревня, а целый «минимегаполис» (да, маленький, уютный, теплый и родной мини-мини…). Мне будет там хорошо с мамой и Сенькой…
О своем решении я рассказала только сестре. Она уговаривала меня остаться и не выдумывать проблем, связанных с жильем и работой.
– Все как-нибудь бы устроилось, и работа нашлась бы,– говорила Анна, но меня это не убеждало.
Возможно, одной из главных причин моего твердого решения была мимолетная встреча с Кириллом. Мы даже не разговаривали, но то, как он посмотрел на меня и то, как двинулся ко мне, огибая очередь в торговом центре, настроило решительно. Я не хотела грубить ему и не хотела сдерживать себя, поэтому быстро скрылась из виду.
Он не посмел бы меня укорить, он никогда бы себе этого не позволил после разрыва отношений. Гордый орел! Но в тот момент я и не могла ничего ждать, кроме укоров. А на упреки у меня всегда была одна реакция: выстрел по самолюбию небывалым красноречием.
А что еще больше убедило в совершенстве идеи переехать к маме, это то, что, садясь в поезд на Ялту (самолет я уже не могла себе позволить), я ни разу не задалась вопросом: зачем Кирилл тогда шел ко мне? Мне было неинтересно: не собиралась возвращаться в прошлое!
Мой неожиданный приезд, а точнее переезд, для мамы был шоком. Но приятным шоком, хотя несколько дней она осторожно допрашивала меня: не случилось ли что-то, о чем я молчу, не натворила ли чего-нибудь такого, что еще догонит меня, где бы ни спряталась? Но я поступила мудро: сказала, что нигде мне не будет так хорошо, как здесь, с мамой.
А разве это была неправда?
Устроившись в Алуште, прописавшись и встав на учет в службу занятости, я сразу почувствовала, как это – жить на ограниченные средства. Я не была избалованной девчонкой или изнеженной женой нового русского. Я всегда имела тот необходимый минимум, чтобы оставаться довольной своей жизнью. И теперь у меня всего было вдвое меньше, но, как ни странно, я не чувствовала себя лишенной благ.
Почти пять лет у меня было все, хотя я мало, в чем нуждалась. Но еще студенческая привычка – обходиться тем, что есть, спасла после расставания с жизнью, полной удобств, шика и возможностей.
Как все было полярно в моей жизни с Кириллом! У меня было все, и одновременно я испытывала ужасный дискомфорт, будто должна была платить за то, что имею больше, чем другие. А на самом деле не имела ничего, кроме иллюзий о собственном счастье.
Нет, я не осуждаю Кирилла за то, что он почитал свою мать, как богиню. Но никогда не могла понять, почему любовь ко мне не перевесила всё? Ведь он любил меня. И еще как! Я помню это здоровское ощущение, когда тебя любят, холят и носят на руках. Только все это спряталось за продолжительными периодами нравоучений Натальи Андреевны и все реже проглядывало сквозь суровые будни. Все, что у меня оставалось, – это семейные праздники. И то я быстро их возненавидела, потому что его семья диктовала настроение. Моя же семья вообще не принималась в расчет.
Первое время после развода даже с подругами не ходила на вечеринки, дни рождения – у меня срабатывала защитная реакция. Но в отпуске все наладилось само собой, и я вернулась к прежнему ритму жизни: веселушка, хохотушка, задира и немножко бандитка.
Ну вот, я все время возвращаюсь к мыслям о жизни с Кириллом. Конечно, это часть моего прошлого, громадная и значимая часть, и я не могу так сразу об этом забыть. Был получен колоссальный опыт, который, несомненно, сделал меня еще сильнее.
Итак, я переехала в Алушту. Родина матери стала и моей родиной. Я всегда любила этот край.
А как его можно было не любить? Триста солнечных дней в году!
Я, наконец, устроила себе на чердаке комнату, которую сто лет не могли привести в божеский вид. В отпуске не хватало на это времени: все отдыхали да развлекались. Но теперь-то у меня его было, хоть отбавляй.
Вместе с мамой мы подготовили сад к осени, а по сути, и к зиме тоже, закрыли рекордное количество солений и варений, заготовили овощи и насушили фрукты. Наш подвал кряхтел от переполненности.
И все, казалось бы, хорошо: и мама в настроении, да что там – счастлива от моего присутствия рядом, и я воодушевилась на планирование новой жизни, и даже Сенька, как будто заново на свет родился. Но вскоре вопрос о трудоустройстве встал сам собой. Предложений от службы занятости не поступало. А я – здоровая, сильная, предприимчивая – могла бы вывести нашу с мамой жизнь на более высокий уровень. Моя совесть не позволяла расслабиться и повиснуть на «тонкой» пенсии мамы.
К тому же я не могла сидеть за маминой спиной: быть домохозяйкой – это полностью противоречило моему образу жизни. Мамочка не понимала, что заставляло меня все время куда-то стремиться, бежать, искать. Мне всегда требовалось гораздо больше общения, чем, например, Анне и самой маме. Почему я не могла успокоиться на чем-то одном? Почему всегда вызывала огонь на себя, и все вокруг меня кипело и крутилось в бешеном ритме? Даже Лизка была намного тише и скромнее, но тоже впитывала в себя все прелести этой жизни, как губка.