Страница 14 из 22
Мы шли по дорожкам сада мимо голых деревьев. Обнажённая земля чуть-чуть парила под осенним солнцем. Вчера выпал снег, но сегодня от него не осталось и следа.
– Детка… вы с мужем всегда обедаете со слугами за одним столом?
– Да, милый, и обедаем, и ужинаем за одним столом всегда всей семьёй. Завтракаем не вместе, каждый завтракает тогда, когда ему удобнее. Скажем, когда мы возвращаемся с конной прогулки, домочадцы, как правило, уже позавтракали и занялись своими делами. Ты с нами будешь кататься верхом?
Он рассеянно переспросил:
– Верхом? Не знаю, детка. Я пытаюсь понять, зачем принимать пищу за одним столом со слугами? Это неудобно. Слуги будут чувствовать себя свободнее, если будут обедать в своём кругу. А когда к вам приходят гости, ты и гостей рассаживаешь вместе со слугами?
Моё настроение испортилось, испортилось ещё и потому, что я и ждала этого разговора и всё же надеялась, что разговор не состоится. А надеялась потому, что тему эту мы уже обсуждали в Париже. Тогда вопрос возник из-за Стефана.
В день приезда Стефана в доме графа ничего не изменилось – стол к обеду, по-прежнему, был сервирован на трёх человек.
– Мажордом, наверное, ошибся. Стефан, садись, – сказала я, переставляя сервировку со своего места туда, где он собирался сесть.
Наблюдая за мельтешением моих рук, Стефан усмехался, но, к счастью, обиду высказывать не стал. Я вновь села на своё место, дожидаясь мажордома. В Серёжкиных глазах уже вовсю хороводились искорки, губы чуть подрагивали, сдерживая улыбку.
Горничная принесла супницу и растерялась, увидев отсутствие сервировки передо мной. Не зная, как поступить, она беспомощно оглянулась на стоявшего у дверей столовой мажордома.
«Какой несообразительный господин! – сердито подумала я. – Мог бы уже догадаться, что пора исправлять ситуацию! Или он думает, что Стефан сел за стол, чтобы полюбоваться, как мы едим?» Вняв молчаливому призыву горничной, мажордом подошёл ближе. Рассматривая его в упор, я поинтересовалась:
– Вы не умеете считать до четырёх?
Не понимая моей речи, мажордом перевёл взгляд на Андрэ. Граф глядел в свою тарелку и, не поднимая головы, тихим голосом отдал приказ:
– Принесите же, наконец, приборы, и мы начнем обедать. – И громче, уже с явным раздражением, хлёстко приказал: – Couvert!
Мажордом покраснел и бросился исполнять распоряжение. Андрэ взглянул на меня и печально улыбнулся.
– Простите, милая Лидия.
На следующий день, когда мы остались одни в гостиной, Андрэ спросил:
– Лидия, если бы я не позволил Стефану обедать с нами за одним столом, что бы вы сделали?
Я пожала плечами.
– К чему этот вопрос? К счастью, вы исправили ошибку мажордома.
– Вы же понимаете, что не было никакой ошибки.
– Понимаю.
– И всё же, что бы вы сделали?
– Покинула бы ваш дом. Полагаю, навсегда.
– Почему? Стефан не гость, Стефан предоставляет мне услуги, я ему плачу. Почему он должен обедать со мной и моими гостями?
– Потому что он не нуждается в ваших деньгах, а вы нуждаетесь в его услугах. Потому что его услуга больше, чем деньги, он приехал восстановить ваше здоровье, а здоровье, как известно, в деньгах не измеряется. Потому что Стефан откликнулся на просьбу о помощи, и я, в некотором роде, в долгу перед ним за его отзывчивость. И самое главное, потому что я считаю, что все люди равны.
– Вы ошибаетесь, Лидия, – насмешливо улыбнулся граф и покачал головой, – люди никогда не будут равны.
– Вы правы! Люди не равны в талантах, неравны интеллектом. Но что касается социального неравенства, так его придумали мы, люди. Это мы построили классовое общество. Но, милый Андрэ, вы же не будете утверждать, что люди не равны перед Богом или перед смертью? К тому же вы сами с собой лукавите. Скажем, если бы президент Франции посетил ваш дом… думаю, даже незваным, он бы наверняка получил самый радушный приём. А ведь вы ему платите. Да, не напрямую, в форме налогов государству, но ведь платите!
Андрэ усмехнулся.
– С вами трудно спорить. Неужели вы считаете равными Стефана и президента Франции?
Я покачала головой.
– Нет, не считаю. Я считаю, что Стефан лучше справляется с взятыми на себя обязательствами.
Мы оба рассмеялись, и я закончила:
– Но для того, чтобы сидеть за одним столом и преломлять хлеб, запивая его вином, и президент, и Стефан вполне себе равны…
И вот теперь мне предстоял ещё один безрадостный разговор на ту же тему:
– Детка, почему ты молчишь?
– Прости, милый, задумалась.
– Я спросил…
– Я слышала, Андрей. – Я остановилась и повернулась к нему. – Андрей, в моём доме нет слуг. В моём доме есть члены семьи. За моим столом все равны, и гости, и домочадцы.
Он криво усмехнулся.
– В твоей семье царит демократия?
Я поморщилась.
– В моей семье царят патриархальные отношения в полном смысле этого слова, где хозяин дома – заботливый отец всем членам семьи, да-да, не улыбайся, именно заботливый и именно отец. А каждый член семьи несёт ответственность за свой вклад в семью.
– Почему тебе показалась неприятной моя шутка?
– Потому что у меня трудные отношения с термином «демократия». В реальностях современного мира понятие утратило первоначальный смысл, и я считаю его оскорбительным. Теперь «демократия» – это грязная, заляпанная кровью простынка, которой прикрывают свержение неугодных правительств в суверенных государствах и последующий разбойничий отъём ресурсов этих государств в условиях создавшегося хаоса. И эта самая «демократия» столь щедро экспортируется, что того и гляди будет уничтожена цивилизация в целом, и человечество вернётся в архаику.
Андрэ снисходительно улыбнулся.
– Это твой муж вкладывает тебе в головку?
Пренебрежение, прозвучавшее в его тоне, рассердило меня. Я холодно спросила:
– У тебя есть основания подвергать сомнению мою способность думать самостоятельно?
На этот раз и он рассердился. Глядя на него в упор, я некоторое время ждала ответа, но он молчал. Сочтя разговор оконченным, я повернулась к нему спиной и пошла обратно к дому. Он сердито позвал:
– Детка, вернись!
Я остановилась.
– Вернись, – тон его смягчился, – обними меня. Я не хочу ссориться.
Я вернулась и прижалась лбом к его груди.
– Прости, Андрей.
– Я не думал, что ты интересуешься политикой.
– Не интересуюсь. Просто слышу и вижу то, что происходит. Вижу, как уничтожают мою страну, разворовывают ресурсы. Оболгав историю народа, крадут чувство национального достоинства. Вижу, что, в так называемых, развитых странах уничтожаются общечеловеческие ценности, примат большинства превратился в свою противоположность, и порочное меньшинство попирает права здорового большинства. Вижу, как олигакратия и плутократия управляют миром. И всё это мракобесие осуществляется под лозунгами развития демократии. Андрей, я не умею это изменить. Всё что я могу, это попытаться вернуть нормальные отношения между людьми, отношения, в которых нет места выгоде, а есть тепло и взаимная забота друг о друге. Кто-то скажет, что моё желание и несовременно, и утопично. Возможно. Но я собираюсь идти именно этим путём. – Я подняла голову и заглянула в его глаза. – И ты мне нужен, Андрей, мне нужен твой авторитет, нужна твоя мудрость и понимание сути вещей.
– Детка, я боюсь, что в попутчики ты выбрала не тех людей, эти люди с тобой не из идейных соображений, Сергей платит им.
– Тех самых я выбрала людей, Андрей! Любой путь нужно начинать с себя, следующая ступень – семья. Собирать с посторонними людьми кружки по интересам бессмысленно – всё начнётся и кончится болтовнёй. Да, члены моей семьи получают плату за свой труд. Но зарплата Маши не увеличится и не уменьшится в зависимости от того, понравится графу Андрэ её стряпня или нет. У Маши есть потребность готовить так, чтобы, как она выражается, «угодить», а правильнее было бы сказать, доставить удовольствие своей кухней. В этом всё – любовь к труду, щедрое служение, гордость мастера.