Точка

Он принялся раздавать маячкам решительные команды, пару из них повесил на слежку за объектом, тройку поднял повыше для наблюдения за периметром, а сам поспешил к транспортной платформе, на которой у него был припаркован личный и достаточно шустрый дрон.

На всякий случай он не стал выбрасывать свой трофей – голову ложного, как оказалось, Бодеакурра Тсуфдрака. При этом, как назло, вспомнилось, что он читал про оксуломорфов, что даже близнецы у них рождались заметно непохожие друг на друга, с разницей по биометрии, доходящей до двадцати процентов, не говоря уже о комбинации ложных глаз. А вот отрыв по этому показателю того Бодеакурра, которого он убил с тем, за которым сейчас летел, составляла менее процента. С точки зрения физиологии этого вида – практически невозможное совпадение. Значит, ужаснулся Иван, этот инопланетный кощей использовал двойника. Это объясняло его столь вялое поведение и лёгкость прогнозирования его маршрута передвижения. Простоту, с которой Иван получил его жизнь.

За прозрачной частью оболочки дрона словно прибитые к воздуху, неподвижно висели попутные летательные аппараты, за ними мелькал встречный поток, медленно расступались, как гигантские двери, обрамлявшие транспортный коридор жилищные конструкции. Это называли здесь домами, хотя больше всего они походили на столбы, будто бы поднимавшиеся из самой глубины туманной бездны городского дна и уходившие так высоко в небо, что сливались с ним. Если задрать голову, втянув шею в плечи, можно было бы вообразить, что дома не поднимаются от земли к небу, а наоборот, падают на неё, или спускаются подобно волосам, словно огромные, густые, слегка изогнутые струи, лоснящиеся разноцветными окнами, искрящиеся и переливающиеся, и будто прядь этих космических волос падает вниз и тонет в мутной пелене бесконечного и бездонного океана, в который мподы превратили практически всю поверхность планеты, пригодную для строительства.

Где-то были сады, просторные парки, широкие прогулочные ёмкости без построек и мельтешащих между ними очумевших дронов. Иван точно знал, что они были, то есть существовали в принципе, но где именно, понятия не имел. Мподы скрывали от мигрантов свою настоящую жизнь. Другие виды, другие потребности, другая система ценностей, философия бытия и содержания удовольствий. Не нравится – тебя никто не держит. Нет денег или достоинства – существуй как-нибудь, или не существуй. Никто не расстроится, скорее наоборот.

Дрон Ивана свернул в сторону, стабилизовал положение и начал снижаться. Самый неприятный момент, легкая невесомость и напоминание о прежних днях, до перелета сюда. Как будто со дна приподнимались какие-то камни, тяжело ворочались в голове и снова укладывались на место. Напоминали о себе, мерцая серыми боками, ворчали о чем-то старом и страшном. О прошлом, конечно, что оно еще живо и как будто ждёт его. Ждет. Никуда не делось, ждет.

Иван досадливо вздохнул и вывел на визоре изображение с камеры одного из дронов, что следили за целью. Запросил вычисление вероятностных траекторий перемещения, экран отозвался целой россыпью, Иван отметил самую жирную ветку и мысленно пожелал себе удачи. А двуликому Бодеакурру, мать его, Тсуфдраку – смерти. Еще одной. «Тогда и разберемся, какая из его голов подлинная».

Наиболее вероятная траектория его перемещения тянулась от выхода из бара (вторая версия Бодеакурра также проводила время за напитками), а затем виляла по закоулкам донных улиц среди каких-то чумных лавок с искрометными вывесками и отвратительным запахом. Иван направил по ней маячок, переключив его на максимальный угол обзора. Пространство словно сжалось у него перед глазами, измельчало, зато ничего не упустишь. Понадобится небольшой кривой переулок или тупик. Бодеакурр, тем временем, выбрался из бара и потащился именно так, как предсказывалось самой жирной веткой распределения вероятностей. По мере его продвижения ветка слегка уточнялась, ёрзала и пульсировала, будто устраиваясь поудобнее, но в главном оставалась неизменной. Сердце Ивана снова заколотилось. На камере походящее место. Иван оставил по маячку на входе и на выходе из переулка, чтобы отогнать случайного прохожего. Оксуломорф неуклюже подбирался к ловушке. Иван переключился на управление собственным дроном. На мгновение визор стал прозрачным. Даже не весь, а лишь верхняя его часть. Этого оказалось достаточно, чтобы увидеть собравшихся вокруг него полицейских. Иван вздрогнул, в голове зашумело.

Рыжие рубленные контуры, тревожные позы… по образу мпода, его характеру и выражению. Ивана взяли. На двойнике попался. Впрочем, это не самое страшное, подумалось ему, – в конце концов этого несчастного Бодеакурра, сколько бы у него ни было двойников, все равно достанут. Ему не помогут ни обманчиво точные клоны, ни полицейское наблюдение, ни технологические уловки. Его заказали весьма серьёзные гады, из тех, что доводят дело до конца. Просто, цена теперь станет чуть выше. В очередной раз, и уже не в первый, как было до Ивана, и продолжится после, цена будет повышаться всякий раз после чьей-либо неудачи, и наемники не иссякнут, их станет только больше. Выше цена – выше мотивы. Этот оксуломорф обречен, только еще не знает об этом. И тут, глядя на рыжие огоньки полицейских дронов, похожие на блики Аури с высоких эшелонов, Ивану неожиданно подумалось, что и сам он, и его собственная жизнь существенно не отличаются от жизни несчастного Бодеакурра. Он так же ползёт по самой жирной линии своего вероятностного поведения, и эта линия точно так же, уточняясь, подрагивает на экранах у следящих за ним полицейских, и так же они устраивают ему засады, и ловят. И, наверное, следят уже давно, так что его тюрьма началась задолго до того, как жирные линии его поведения привели к ней его самого. Иван следовал по ним, предполагая, что успеет вовремя соскочить, но и такая вероятность, наверняка, была учтена чьей-то славной, славной программой.

Иван не боялся тюрьмы. Там тоже можно было жить, причем по некоторым параметрам даже лучше, чем он жил сейчас. Мподы были максимально гуманны, никого не убивали и не мучали. Тюрьма у них – это слишком правильная, слишком скучная жизнь. Существо, нарушающее правила общества, просто перемещали в такую среду, где невозможно было нарушать. Подразумевая видимо то, что не все мигранты способны соблюдать многочисленные местные условия, и в этом не особенно виноваты. Другая цивилизация, другой мир, другая реальность – можно понять. Общество не подходит. Так вот вам другое… тюремное, здесь всё значительно проще. Но это спасение нравилось не всем. Почти никому. Свобода и самоубийство – это личный выбор. Умирать не запрещено.

Иван думал об этом, пока его дрон, следуя командам полицейского перехватчика, тащился сквозь заросли домов, словно вошь по густой шевелюре. Удивительная оптимизация, теперь он выберется наружу сразу в тюрьме. Вина его так же очевидна, как и результат выполнения какой-нибудь простой функции.

Тяжело вздохнув, Иван запросил камеры со своих маячков, но ни один не отозвался. Определены как оружие и изъяты, мысленно процитировал Иван адаптированное для людей заключение полиции. Он бросил маячки и перешел в телефон. Задумался немного, сосредоточенно рассматривая имена в записной книге, пролистал вверх-вниз пару раз и остановился на имени «Икар».

– Привет, не на работе?

– Нет, – усталый голос.

Иван сделал небольшую часть своего транспорта прозрачной и пространство за ним наполнилось движением, строгим хаосом среди вертикальных громадин домов.

– Как поживаешь? – спросил он.

– Обычно. Давно тебя не слышал, – тяжелый вздох. – И не видел.

– Давай включу камеру… – предложил Иван, полиции рядом уже не было.

– Включи, но я не в форме.

– Не в форме, – ехидно повторил Иван, – не боишься, что в этой «не в форме» так и останешься. Помнишь отец говорил, если долго корчить рожу, она такая может и прилипнуть.

– Вань, ты серьёзно? – вздох. – Ну да, да… смеешься.

– Да, я смеюсь. У меня сейчас такая смешная ситуация, и я в ней смеюсь.