Страница 2 из 62
И только Китай, потерявший территории на севере, юге и западе, был занят своими внутренними делами – после смерти императрицы Цыси в конце 1908 года в Пекине никак не могли поделить власть…
А Великая война, подобно лесному пожару, охватывала все новые и новые территории Земли, постепенно превращаясь в мировую…
На земле, в небесах и на море
На земле, в небесах и на море
Самая лучшая война — разбить замыслы противника;
на следующем месте — разбить его союзы;
на следующем месте — разбить его войска.
Самое худшее — осаждать крепости.
Сунь Цзы. «Планирование нападения»
Дневник императора Николая II
20-го сентября 1909 г. Среда. Недолго погулял. Принял офицера, унт.-оф. и рядового 41 пех. Селенгинского полка, кот. взяли в бою и привезли мне знамя 2-го Тирольского полка. В 12.30 поехали к молебну. Миша завтракал. В 2.30 простился в поезде со своими дорогими и поехал в действующую армию.
Бельгия. Льеж. Сентябрь 1909 г.
Город Люттих по-немецки, он же для бельгийцев и французов – Льеж, был не просто крепостью. Построенный на холмистом левом берегу Мааса, этот город, окруженный пятидесятикилометровой цепью фортов, считался в Европе наиболее грозным оборонительным рубежом. В сущности, его можно было считать этаким стратегическим тет-де-поном[1], преграждавшим путь германцам в бельгийские земли. Пушки его фортов держали под контролем все пространство между голландской границей и поросшим лесом холмистым подножием Арденн. Поэтому мосты этого города являлись единственной удобной для войск переправой через Маас. Железнодорожный узел, соединявший Бельгию с Германией и северной частью Франции, был необходим для снабжения наступающих германских армий. Не захватив Льежа и не обезвредив его форты, германское правое крыло не смогло бы продвинуться вперед.
И это понимали и бельгийцы, и немцы… Именно поэтому для взятия города было выделено два армейских корпуса из состава первой армии, усиленные полком осадной артиллерии. А бельгийцы, кроме девятитысячного гарнизона крепости, оставили в городе все пять полков третьей пехотной дивизии, добавив к ним карабинерный и гренадерский полки из четвертой (брюссельской) дивизии и кавалеристов второго уланского полка.
Но даже такое усиление и четыре сотни орудий крепости не давали бельгийцам превосходства над атакующей германской армией. Сведения об этом немцы получили от сумевшего выехать из города германского предпринимателя. Но командующий специальной Осадной армией (а заодно и Десятым корпусом) генерал фон Эммих больше переживал о том, что бельгийцы за время сосредоточения успели создать полевые укрепления в виде окопов, люнетов и прочих редутов между фортами. А еще – о запаздывании осадной артиллерии, которую подвозили поезда только к ближайшим железнодорожным станциям. А дальше их приходилось везти по имеющимся дорогам к крепости, что оказалось не столь просто, как планировалось. Особенно трудно оказалось транспортировать единственную изготовленную к этому времени «короткую морскую пушку», а точнее сорокадвухсантиметровую мортиру «Толстушка Берта». Названное в честь владелицы фирмы орудие оказалось капризным во время транспортировки, как женщина. Поломка следовала за поломкой. Ломались паровые и бензиновые тягачи, разваливались, подпрыгнув на кочке, колеса, рвались тяги и постромки. Но колонна артиллеристов с упорством муравьев, тащивших гусеницу в муравейник, постепенно приближалась к Льежу. А кроме этого монстра туда же волокли несколько береговых двадцативосьмисантиметровых гаубиц, для которых специально выделенные саперные батальоны уже готовили несколько позиций, заливая бетоном площадки. Причем, что удивительно, бельгийцы по саперам не стреляли, даже когда они работали днем и в зоне обстрела фортов.
Однако фон Эммих решил не ждать полного сосредоточения осадного парка и испытать в боевых условиях метод ускоренной атаки крепости, предложенный баварским генералом фон Зауером.
Поэтому, едва солнце приподнялось в небе, чтобы артиллеристы могли наблюдать цели, загрохотали орудия. Пушки, в полном соответствии с идеями Зауера, обстреливали ближайшие к ним форты шрапнельными снарядами, чтобы затруднить передвижения внутри ограды укрепления. Легкие же и тяжелые гаубицы били по полевым укреплениям, занятым бельгийской пехотой. Эффективность обстрела фугасами из стопяти- и стопятидесятимиллиметровых орудий повышалась и из-за слабого учета бельгийцами опыта недавней русско-японской войны. Именно там было впервые наглядно продемонстрировано, что наземные укрепления типа редутов и люнетов под огнем современной артиллерии с ее мощными снарядами превращаются из укрытий в ловушки для войск. Не прошло и четверти часа, как наблюдавшие за работой артиллерии генералы приказали начать штурм. И передовые густые цепи пехоты, вслед за которыми шли колоннами поддержки устремились вперед. Орудий продолжали грохотать, вселяя в сердца идущих почти как на параде пехотинцев в фельдграу и синем, что бельгийцы уничтожены и подавлены… Но тут в фортах начали подниматься башни с орудиями, а замаскированные и потому уцелевшие от поражения пулеметы уже открыли огонь. Одновременно из окопов, которые все же были вырыты, пусть и в недостаточном количестве, и прекрасно защитили сидящих в них бойцов, начали стрелять залпами из винтовок. В атакующей стрелковой цепи германцев начали появляться обширные разрывы. В колоннах, попавших под огонь, выкосило первую шеренгу. Но германские солдаты, подчиняясь командам уцелевших офицеров и унтеров, продолжали идти вперед, словно не обращая внимания на крики раненых и дергающиеся в агонии тела. Но вот раздался грохот выстрелов неприятельской артиллерии. К стрелковому огню добавились облачка шрапнели, а свои орудия неожиданно прекратили огонь.
Пехота, как оказалось, уже потрясенная понесенными потерями, под шрапнельным огнем залегла, а к артиллерийским батареям побежали посыльные. Но большинство орудий стояло на открытых позициях, в зоне обстрела дальнобойных орудий фортов. Поэтому ответного огня от поддерживающей артиллерии пехота не дождалась и, пролежав под свинцовым дождем несколько минут, побежала. Бельгийцы тотчас же прекратили стрельбу.
Остановить бегущих и заставить их слушаться уцелевшим в бою офицерам удалось только перед позициями батарей. На которых, надо признать, трупов валялось относительно немногим меньше, чем на полях перед фортами. А кроме убитых, позиции артиллерии «украшали» множество разбитых орудий и туши убитых лошадей.
Окончательно полный порядок навели только ближе к вечеру. Что не помешало не участвовавшим в атаках кавалеристам и нескольким пехотным полкам переправится через Маас и за ночь завершить полное окружение крепости.
Но до того, как уланы перерезали телеграфные провода, соединяющие Люттих с Брюсселем, корреспондент «Сан» Джошуа Браун успел передать в редакцию газеты телеграмму с описанием первого штурма крепости. Знаменитую телеграмму «две тысячи слов», так как заплатил он именно за такое количество слов в тексте. В ней цитировались неоднократно потом публиковавшиеся слова одного из пулеметчиков, участвовавших в отражении атаки: «Немцы шли на нас, казалось, плечом к плечу, цепь за цепью, и, как только одни падали, сраженные пулями, на их месте возникали другие, чтобы тут же упасть и пополнить собой все возраставшее перед нами жуткое нагромождение из мертвых и раненых».
Генерал фон Эммих решил снова атаковать, теперь уже ночью. Планировалось под покровом ночи пройти линию внешних фортов и на рассвете занять укрепления. Каждая колонна наступала по своему направлению, пользуясь фортовыми дорогами, проходящими между фортами. Вслед за передовыми дозорами, разведывавшими путь, шли главные силы колонн. Винтовки были не заряжены. Огонь разрешалось открывать только по команде офицеров. Для распознавания своих на левый рукав мундира каждого пехотинца надели белые повязки и все войска при встрече должны были произносить пароль «Кайзер». Темная осенняя ночь и разразившаяся над районом боев гроза, казалось, должны были помочь успеху наступления. Однако расчет германского командования на внезапность не оправдался. Первые атаки, направленные в промежутки между фортами, были отбиты. Лишь на одном направлении германцы подошли к городу и им удалось захватить старый форт Шартрез, расположенный на окраине Льежа. Обстрелянное до этого сосредоточенным огнем всех имевшихся батарей двадцатиодносантиметровых мортир. Оказалось, что построенные в прошлом веке и рассчитанные на сопротивление старым чугунным снарядам с менее мощной взрывчаткой, укрепления не могут противостоять огню современной артиллерии. Полуразрушенное, не имеющее не единого пулемета, укрепление пало к утру. Однако ценой этого успеха стали большие потери атакующей пехоты, из полка осталось всего три потрепанные роты.