Страница 1 из 8
Черное Дерево
Светлана Солнцева
Пролог
Хорг лениво взирал на окрестности в лучах заходящего Светила. Узкий проем, вырубленный в скале, заменял Большому Залу окно и был единственным источником света в замке. Орки не боялись света, но и лишний раз находиться в лучах дневной звезды желания не испытывали: солнце причиняло дискомфорт привыкшим к полумраку глазам.
Первый Орк — мощный и мускулистый — наблюдал, как тренировались внизу, на каменном плато, его верные подданные. Заключенное с эльфами и гномами прежним правителем перемирие не продлится долго: свирепая кровь бушует в венах Орды; она толкает орочье племя на бесконечные сражения, требует свежего, вкусного мяса, прекрасных дев, способных зачать и выносить сыновей.
Золото и драгоценности — дань за мир, откуп жителей Леса и Подземелий, мало значили для Пожирателей. Хорг принял очередную требу для отвода глаз: дать время Орде собрать новые силы. Несколько лун назад он клыками и когтями вырвал право на трон и скоро поведет свой род к славе и господству.
Помимо свежатины, было чем еще поживиться в Тривинде. Орки ценили прочную сталь гномов. Мечи и топоры, палицы и секиры, выкованные подземными мастерами, стоили гораздо больше бесполезного желтого металла. Сравниться с ними могли только редкие, закаленные магией, клинки эльфов. И самки. От скрещивания пожирателей с эльфами или гномами рождались более сильные, стойкие и жестокие воины.
Придет время, и все, что рождает Светило, будет принадлежать оркам. А потом Хорг найдет вход в человеческие угодья — в загадочный Ньезфилд, о котором слагают легенды — и даст Орде поживиться на славу сладким и мягким мясом, посеять орочье семя в телах нежных дев.
Он не будет ждать, когда Черное Дерево, Мать Всего Сущего, даст этому миру свежих пришлецов. В последние годы Древо являло их все реже и реже. И исчезали иноземцы все чаще, лишь изредка появляясь вновь.
Большая удача — заполучить пришлеца в свое распоряжение, прежде чем эльфы и гномы не забрали его, или Стражники Дерева не предъявили права на нового человека. Захватить Ньезфилд — иметь тысячи тысяч пришлецов, не оглядываясь на циклы Древа и на то, кого оно явит в этот раз.
Всего-то и нужно перехватить раньше остальных новичка. Изучить, исследовать, разрезать вдоль и поперек его слабое тело. Понять, что заставляет его пересекать миры, и запустить этот процесс вспять, в другую сторону — открыть дверь в обетованные пастбища.
– Повелитель, – круглоухий раб прервал Хорга от размышлений; сгорбленный и жалкий, он упал на колени и ползком, не переставая кланяться по пути, устремился к гранитному трону в глубокой нише тронного зала.
Предводитель Орды с серо-голубой кожей, чертой принадлежности к знати, длинноухий, острозубый и лысый, молча взирал на раба, ожидая его у своих ног, не злясь и не торопя немощного человека.
– Повелитель, – старик поцеловал обнаженную огромную ступню, – вороны разлетаются с Древа.
– Сколько? – прохрипел Хорг.
– Два, мой господин.
– Скоро прибытие. Будьте наготове.
Глава 1
Ньезфилд, январь
– Зотова! Глашка!
Увесистый снежок сбивает мне с головы шапку.
– Иванов, ты совсем дебил?! – Отряхиваю голубую шерсть от свежих пушистых хлопьев, поджидая подбегающего ко мне парня.
– Тебя не дозовешься – в облаках витаешь! – Задорная улыбка, румянец во все щеки. Красавчик! Как злиться на такого?
– Вышку сделала? Дай списать.
Ну вот, как всегда. Только «дай списать» и дождешься, а я-то, дура, надеялась, что к себе позовет. Днюха, вечеринка. У нас с ним день разницы – сегодня ему восемнадцать, а завтра я собираю своих друзей потусить. Мы с Игорем бывшие одноклассники и снова вместе на одном потоке в универе. Вращаемся в разных компаниях. И хотя я вздыхаю по красавчику-брюнету втихомолку, наше общение ограничивается только словами «привет» и «как дела».
– Держи, – протягиваю ему тетрадь и роняю шапку назад в снег. Вот овца неуклюжая!
– Спишу и отдам.
Игорь натягивает мне шапку на растрепавшиеся локоны. Его заледенелые перчатки царапают щеки. Не торопится убрать руки и смотрит, как будто видит в первый раз.
– Фигасе, какие у тебя глаза! Золотистые!
Сокурсники окликают его, и он убегает, оборачивается, словно хочет что-то сказать, но так ничего и не говорит.
Обидно немного. Так долго знаем друг друга, что внешний вид прочно отпечатался на затворках разума, и мозг воспринимает облик далеко не так, как выглядит человек на самом деле. Ладно еще веснушки – я рыжая и им «полагается» быть. Многие так считают и искренне удивляются потом, что это не так. Нет, не то чтобы веснушек не было совсем. Они есть, но только весной, а потом исчезают. Но глаза! Лучше бы совсем молчал, чем расточать сомнительные комплименты. Или дальтоник, или сказать больше нечего. Обычные серо-зеленые глаза, как у мамы и бабушки.
Бреду на семинар.
Мормоновна, как всегда, забрала все мобильники – издевается над первым курсом, как над школьниками. Под монотонный голос Соколовой, читающей бесконечный реферат, хочется клевать носом. Дашка, мой верный товарищ, прогуливает пары – ни поболтать, ни поржать тихонько. Пялюсь в окно на падающий снег и спешащих по своим делам прохожих. Скучно…
Из полудремы меня выводит противный звук, как ногтем по стеклу. До мурашек. За окном большая черная птица. Не видела никогда таких крупных ворон. Сантиметров семьдесят, не меньше. Пальцем царапаю гладкую поверхность, приглашая внезапного приятеля к дальнейшему диалогу. Птица еще раз проводит по стеклу клювом с раздражающим скрежетом.
– Глафира! – Мормоновна отвлекает меня от изучения странного создания. – Ты следующая.
– Да, Валентина Мироновна.
Плетусь читать вслух свою работу, по пути размышляя, сколько в природе птиц с желтыми глазами, и желтые ли они у ворон.
***
Дома меня ждет мой любимый супчик – грибной. Вкуснятина! Грибы бабушка собирает и сушит, а потом мы всю зиму ароматные кушанья едим.
Скидываю сапоги и прямо с порога, не снимая куртки, как Рокфор за сыром, на запах желанного блюда, прусь на кухню, водя носом в предвкушении.
Бабушка смеется, а мама кричит:
– Разденься сначала!
Я уговорила целую тарелку супа и попросила добавки под одобрительный бабушкин взгляд. Они с мамой сидят вместе со мной за столом и обсуждают, что приготовить в субботу, когда съедутся родственники, чтобы отпраздновать мои восемнадцать. Я молча жую и иногда киваю им, соглашаясь на то или иное яство. На самом деле день рождения у меня завтра, в пятницу, и мы с подружками идем в кафе, а тетя с кузенами нагрянут в выходные.
Довольно потираю живот:
– Спасибо за суп, бабуль!
– На здоровье, дочь наша!
Улыбаюсь бабушке – люблю, когда она меня так называет, как в старой сказке про царевну Будур.
– Может, еще половничек?
Делаю вид, что размышляю над вселенской проблемой.
– Не, не вместится уже.
– Да ты и так кожа и кости! – Ну конечно, совсем тощий ребенок, по мнению бабушки.
– О, солнышко выглянуло, наконец-то! Всю зиму без солнца, – вздыхает мама.
Солнышко – это хорошо. И на улице красиво, и витамин Д. Но сижу перед окном, и редкие в этом январе солнечные лучи светят в глаза, заставляя щуриться.
– Я к себе, – встаю из-за стола.
– Глаааш! – Голос мамы настолько встревоженный, что я плюхаюсь назад на стул.
– Чего?
– Мам, посмотри на нее!
Бабушка застывает с половником в руках, не отрывая от меня взгляда.
– Да чего? Что случилось-то?
Я почти в панике жду от них ответа. Но мои два самых близких человека молчат в ступоре.
– Ну? – Перебираю в голове варианты, где могла накосячить. Руки помыла, в домашнее переоделась. Реферат не завалила.
– Глаш, умойся сходи, – «отмирает» мама.