Возвращение

– Никаких. Им приказали нас привезти, ну они и выполнили, как привыкли.

– Кто же этот человек, который отдаёт такие приказания?

– Иван Алексеевич, – сказал я, – у меня были кое-какие дела с Машеровым, а Люсю привезли, чтобы я был сговорчивей. Вам не надо во всё это вникать, просто поверьте, что я не делал ничего плохого.

– Папа, что вы хотите от Гены? – вступилась за меня Люся. – Он оказал услугу стране и помог Машерову. Вам нельзя об этом знать!

– А тебе, значит, можно? – переключилась на дочь Надежда.

– Когда они разговаривали, меня выпроводили на кухню пить чай.

– Ну нельзя, так нельзя, – покладисто согласился Иван Алексеевич. – Надя, прекрати. Вы хотите есть?

– Мы пообедали у Гены.

– Пойду, – сказал я. – Мне ещё объясняться со своими родителями. Завтра созвонимся.

Дома были примерно те же вопросы.

– Объясни, что всё это значит! – заявила мама. – У меня чуть не случился инфаркт! Может, хватит секретов?

– Мама, – сказал я, обнимая её за плечи. – Тебе нужны государственные тайны? Так это нужно давать подписку о неразглашении, а потом не выпустят за границу.

– При чём здесь заграница? – растерялась мама. – Какие тайны?

– Я не сделал ничего плохого, только помог. Меня не поняли и начали разбираться. Сейчас ко мне нет вопросов. Жаль, что так получилось, но я не могу отвечать за чужое хамство. Я же тебе сказал, что не нужно волноваться.

– Мало ли что ты сказал! А Люсю зачем возили?

– На всякий случай, чтобы я не сильно выпендривался. Я прошу, чтобы ты не говорила об этом со своими подругами. Тётя Нина точно всем разнесёт.

– Я не дура, – обиделась мама, – и не болтушка.

– Извини, сказал на всякий случай. Я обещал вам рассказать и расскажу, но не сейчас, а лет через пять. У вас будет больше веры моим словам.

– Я сейчас готов поверить во всё, – сказал отец. – Даже в то, что в тебя кто-то вселился, слишком уж ты изменился.

Мне надоело таиться от родителей и очень хотелось обо всём рассказать, тем более что они уже могли поверить. Но у меня не было уверенности в том, что всё закончилось. Как только Машеров оценит записи, меня не оставят в покое. Я сам ему говорил, что знаю больше того, что записано в тетрадях, да это и без моих слов должно быть понятно. Поэтому придётся давать консультации. Я не оставил бы такого человека без присмотра, даже если бы был в нём уверен. Никто не застрахован от случайностей, поэтому какую-то охрану ему обеспечил бы.

– Папа, поверь, что я твой сын и никто другой в меня не вселялся, – обратился я к отцу. – Я хоть сейчас всё рассказал бы, но потом у вас могут быть неприятности, а я этого не хочу.

– Но всё закончилось? – спросил он.

– Не знаю, – честно ответил я. – Могут обратиться за помощью, но такого хамства уже не должно быть.

– Можешь хоть сказать, с кем у тебя дела?

– С Первым секретарем ЦК Машеровым. А теперь я хочу отдохнуть.

Я действительно сильно устал. Я вёл себя нагло и вызывающе не только из-за злости и обиды, был ещё страх. Слишком велики были ставки, и слишком много власти в руках этих людей. И в дальнейшем нельзя было с лёгкостью поменять поведение и выполнять всё, что скажут, поэтому опять придётся с ними играть и что-то требовать для себя. Очень многие считают глупостью готовность помочь по первому требованию и ничего за это не получить. Ладно, остались два дня каникул, а потом последняя четверть. В связи с тем, что отпала надобность в писанине, у меня освободилось много времени, и его нужно было чем-то занять. И спортом уже занимался меньше, только чтобы поддерживать форму.Если привлекут к работе, нужно попросить, чтобы натаскали на бой, а ближе к лету поговорить об отпуске. Я не хотел расставаться с Люсей даже на месяц, вот пусть и устроят нам отдых в одном из санаториев на море. Им это нетрудно, а родители съездят к родственникам сами или с сестрой. И нужно подумать о том, где жить. Я не хотел переселяться на юг, вполне устроит квартира в Минске.

Утром я сделал свои упражнения, принял душ, позавтракал и позвонил Люсе. Трубку взяла Надежда.

– Приходи, – сказала она, услышав мой голос. – Дочь тебя ждёт.

Выйдя на улицу, я столкнулся с изнывающим от скуки Игорем.

– Привет, – обрадовался он. – Ты вчера опять куда-то ездил?

– Здравствуй, – отозвался я. – Пришлось, понимаешь, помогать правительству. Ни фига сами не в состоянии сделать.

– Ври больше! – сказал он. – Самое дурное время. Всё тает, и на улице нечего делать, а по телевизору показывают туфту, и в кинотеатр привезли какого-то «Зайчика».

– Неплохая кинокомедия, – сказал я. – Надо будет сходить на неё с Люсей.

– А как у тебя с ней? – с интересом спросил он.

– Отдают в жёны, правда, ждать четыре года.

– Повезло тебе с ней. Вы хоть целовались?

– Ты что? – ответил я, отшатнувшись в притворном испуге. – Мы обещали, что не будет никаких глупостей! Ладно, счастливо скучать, а я побежал.

Люся встретила меня у подъезда.

– Пойдём погуляем, – сказала она, беря меня за руку. – Не хочу сидеть дома. И не поговоришь толком из-за Оли, и погода просто замечательная!

– Я только «за». Мы и так зимой мало гуляли.Предлагаю сходить в кино. Я видел его два раза, но с тобой схожу. Не шедевр, но посмеёшься.

– С удовольствием схожу.

– Сейчас видел Игоря. Завидует, что ты выбрала меня, а не его. Счастливый ты, говорит, что у тебя такая невеста!

– Когда ещё буду невестой! – вздохнула она, оглянулась и прижалась ко мне. – Нам с тобой теперь многие завидуют, и не только одноклассники. Ты просто не замечаешь, как на тебя смотрят девчонки из старших классов. Ленка, кстати, тоже стала посматривать. Узнаю – выцарапаю глаза!

– Ревность – паршивое чувство, – сказал я своей любви. – Никогда не дам тебе для неё повода. Всё прошлое пусть в прошлом и остаётся, а у нас с тобой впереди сто лет жизни. Проживём их в любви и умрём в один день. Ну вот, а плакать-то зачем?

Глава 14

– Совпадает? – спросил полковник милиции Илья Денисович Юркович.

– Триста девяносто восемь, – ответил Машеров. – Это он опять округлил или ещё не всех нашли?

– Два человека – это ерунда, – сказал Юркович. – Могла округлить пресса.

– А что у нас по группе Сенцова?

– Все люди, упомянутые в записях за последние десять лет, реально существуют. Дальше проследить трудно. Записи логически увязаны, явных ляпов не обнаружили. Если всё так и будет, это золотое дно. Остаётся решить, как лучше использовать.

– А что по Академии наук?

– Купревич подобрал в группу три десятка человек. За них он ручается. Фотокопии части первой тетради отданы на изучение. Работают в институте физики твёрдого тела и полупроводников. Работы только начаты, поэтому о результатах говорить рано. Что думаешь делать с мальчишкой?

– Какой он мальчишка! – усмехнулся Машеров. – Старше нас с тобой.

– Я сужу по поведению. Обидчив не в меру и склонен к крайностям: выложил всё, не потребовав ничего взамен, привязан к этой девчонке... Может, он и прожил восемьдесят лет, но я почувствовал возраст только по разговору.

– Я думаю, он ещё потребует, – сказал Машеров. – Тетради – это выписки самого важного, а сколько всего мог запомнить этот человек? Одни рекомендации чего стоят. Полторы сотни человек на ликвидацию! А ты говоришь мальчишка!

– Я тоже многих ликвидировал бы, если о них написана правда. Только кто позволит их тронуть?

– Судя по записям, Андропов их тронет.

– Судя по записям, он и тебя тронет. А из этих он вычистит только часть, да и то лет через пятнадцать. Надо всё-таки перетянуть на свою сторону кое-кого из его ребят. Без работы с комитетом будет очень сложно, а у меня в нём по партизанским делам много друзей, правда не в минском КГБ. Но будет нетрудно устроить им перевод.

– С мальчишкой нужно мириться, – сказал Машеров. – Твой ляп, ты и займись. Я думаю, что он намеренно пошёл на обострение. Теперь начнёт выпендриваться и что-то требовать. Не вздумай на него давить. Все требования в разумных пределах нужно удовлетворить.