Страница 24 из 130
– Вас как зовут? – спросил я его. – Сергеем Александровичем? Ну а я Геннадий. Незачем вам мёрзнуть, пойдёмте в квартиру. Вашу машину никто не угонит.
В квартиру он пошёл, но перед этим запер дверцы. Мама редко готовила на один день, и всем хватило обеда, к которому Валентин добавил привезённые из Минска пирожные. После того как поели, родителей с полчаса мучили вопросами обо мне, а я должен был всё это слушать. Ничего, я отыгрался потом, когда меня попросили взять гитару. Отыгрался в прямом и в переносном смысле. Песню «Песняров» разучил уже полностью.
– Песни партизан, алая заря, молодость моя, Белоруссия! – допел я, и установилась мёртвая тишина.
– Что это было? – минуту спустя спросил Валентин.
– Да, ты нам такого не пел, – сказала мама. – Хотя, кажется, наигрывал что-то похожее.
–Естественно, – пожал я плечами. – Это моя новая песня.
– Так ты сочинил стихи и музыку? – поразилась Лиса.
– А что в этом такого? – сделал я удивлённое лицо. – Оно как-то само сочинялось.
– А что там было про детей? – опять спросила Лиса. – Какое-то название...
– Хатынь? Это небольшая белорусская деревня, которую фашисты сожгли вместе с жителями, – объяснил я. – Вот где я о ней вычитал, сейчас не вспомню. Кажется, в какой-то старой газете.
Гости выглядели растерянными, да и отец с матерью были не лучше, поэтому появление Тани было как нельзя кстати. Лиса сразу же ушла с сестрой в её комнату брать интервью, а Валентин начал допытываться, что у меня есть в репертуаре. Я сыграл ему «Вот так и живём», с учётом прошлого опыта стараясь не вкладывать в пение душу. Когда Лиса оставила в покое голодную сестру, ей с Валентином показали мои фотографии, после чего они попрощались и уехали.
– Ты поразил меня этой песней! – сказала мама. – Не подозревала в тебе таких талантов!
– А что он ещё выкинул? – спросила сестра.
– Написал новую песню, – ответила мама, – и спел нам. Песня просто замечательная! А почему ты сказала «ещё»?
– Об этом сейчас шумит вся школа! Знаешь, что он сделал? Корреспондентам отдали на растерзание седьмой класс, а он туда зашёл, забрал свою Люсю и всё время ворковал с ней в коридоре, наплевав и на нас, и на учителей. Сама видела их вдвоём, когда прозвенел звонок. Стоят рядышком и смотрят друг на друга! Был бы кто-нибудь другой, его родителей вызвали бы к директору, а с него всё как с гуся вода.
– Неужели правда? – не поверила мама.
– А что в этом такого? – пожал я плечами. – Я договорился с Валентином, а с Люсей у меня был важный разговор. Мы не обнимались, а просто стояли в коридоре. А если некоторым завидно... Шла бы ты, Танечка, обедать. Мы тебе и пирожные оставили.
– Я пойду, – сказала сестра, – а ты всё-таки подумай. Может, в вашем стоянии ничего и не было, но всем это не объяснишь. И Новиков не будет долго терпеть. Школа для учёбы, а личные дела решайте дома!
– Она права, Гена! – сказала мама. – Ты подаёшь дурной пример другим, и директор не может на это не реагировать. Ну вызовут не нас, а родителей Люси, ты этого хочешь?
– Учту. Мне нужно было срочно поговорить.
– Как у вас всё рано! – сказала мама. – Ещё не целовались?
– Я обещал думать головой? С Ленкой я был мальчишкой, поэтому вы знали о каждом моём чихе, сейчас я не собираюсь отчитываться. Или вы мне доверяете, или нет.
– Опять пишешь повесть? – спросила мама, чтобы сменить тему.
– Так, намётки, – ответил я. – Лиса сказала, что со мной хотят заключить договор о сотрудничестве, так что уже можно начинать писать, нужны только тетради.
– Купим мы тетради, – сказал отец. – Только ты бы больше отдыхал, работаешь на износ. А песня получилась душевная. Тебя раньше повезут в Минск из-за неё, чем из-за повести, а ты ведь не хотел никуда ехать.
– Я передумал, папа. Всё равно не отстанут, они мне так и сказали. У тебя, говорят, долг перед Родиной, будешь его отдавать, работая примером для подражания!
– Так и сказали? – удивилась мама.
– Это я пересказал своими словами. Сейчас сбегаю к Люсе, а потом займусь учёбой. Я пропустил уроки, заодно посмотрю, чем они занимались. Да и с её родителями нужно познакомиться, тогда они будут меньше верить сплетням.
На этот раз вся семья Черзаровых была в сборе. Я перед выходом позвонил, поэтому дверь открыла Люся.
– Папа, познакомься, – сказала она отцу, сидевшему в комнате у телевизора. – Это мой друг Геннадий.
– Очень приятно! – отозвался он. – Иван Алексеевич.
– Мама, ты можешь выйти? – спросила Люся мать через дверь кухни. – Гена пришёл.
– А, жених! – сказала славная невысокая женщина, выходя с кухни. – Я Надежда Игоревна.
– Очень приятно, – сказал я. – А почему жених? Я не отказываюсь, просто интересно.
– Даже так? – Она сняла передник. – Женихом и невестой вас называют в классе Ольги.
– Пока мы только дружим, до свадьбы ещё четыре года.
– А ещё он рассказывает анекдоты! – наябедничала с кухни девчонка лет восьми, очень похожая на Люсю.
– Правда, что ли? – сказал Иван Алексеевич, выключая телевизор. – Расскажешь?
– А вы в каком звании, Иван Алексеевич? – спросил я.
– Майор,– ответил он. – А что?
– Тогда о майоре и расскажу. Армейское подразделение окапывается. Рабинович тоже роет себе стрелковую ячейку, глубина её уже два метра. Подходит майор и спрашивает Рабиновича, зачем тот копает так глубоко, он же не увидит неприятеля. «А вы думаете, – отвечает Рабинович, – что мне так интересно на него смотреть?»
– Смешно, – рассмеялся он. – Ты играешь в шахматы?
– Папа, Гена пришёл ко мне, а не играть с тобой в шахматы! – возмутилась Люся.
– Мы ещё сыграем, – обнадёжил я его. – Как-нибудь потом.
– Потом, так потом, – вздохнул он. – Дочь, ты поела? Закончишь с едой и иди ко мне, не мешай сестре.
Я следом за Люсей вошёл в её комнату.
– Кто-то обещал меня поцеловать, – напомнила она. – Выполняй обещанное, пока отец удерживает Ольгу. Надолго его не хватит.
На этот раз подруге не пришлось меня уламывать.
– Вот так целовалась бы и целовалась! – сказала она, слегка задыхаясь, когда мы оторвались друг от друга. – Мне этого мало!
– Хорошего понемножку, – остановил я Люсю. – Покажи, чем вы занимались на уроках.
– Эту поговорку придумали жадины, – засмеялась она, доставая из портфеля учебники. – Смотри, здесь мы закончили по физике...
Едва мы закончили с уроками, как вошла Ольга.
– А почему вы не целуетесь? – разочарованно спросила она. – Поцелуйтесь, а то расскажу маме!
– Что ты расскажешь? – спросил я.
– Что вы целовались!
– А если поцелуемся, не расскажешь?
– Не расскажу, честное слово!
– Ну раз ты так хочешь... – улыбнулась Люся, потянувшись ко мне. – Учти, только ради тебя! Попробуй потом рассказать родителям, сама же будешь виновата! А я не буду с тобой дружить.
На этот раз она долго не разрывала поцелуй, так, что у меня даже закружилась голова. У Люси, видимо, тоже.
– Счастливая! – с завистью сказала сестра. – Прям как в кино!
– Ладно, – сказала Люся, – ты играй с куклами или займись уроками, а нам нужно поговорить. Как всё прошло?
– Нормально прошло. Сыграл им и спел. Песня, как на заказ, патриотическая, о Белоруссии и слушать приятно. Плохо, что я ещё не довёл голос до нужной кондиции, хотя никогда не спою так, как пели «Песняры». Будет скоро такой популярный ансамбль. Думаю, меня из-за неё пригласят в Минск. Интересно, что эта Василиса обо мне состряпает. Материала она набрала много, даже взяла несколько моих фотографий.
– А фотографии ей зачем? – ревниво спросила Люся. – У меня, кстати, нет ни одной твоей.
– С ума сошла – к ней ревновать!
– Видела я, как ты прошёлся по ней взглядом! – сказала подруга. – Не хуже Семёныча, только тот ещё облизнулся. Не знаю, сколько ей лет, но на вид не дала бы больше шестнадцати. Только груди торчат, а так девчонка-девчонкой! А тебе из-за занятий спортом можно дать пятнадцать лет! Может, ты не видел, зато я заметила, как она на тебя посмотрела и вздохнула! Небось, будь у вас меньше разница в возрасте...