Возвращение

– Я понял, – сказал он. – В этом нет ничего недостойного.

– Вы просто так отдали все знания, ничего не потребовав взамен? – спросил корреспондент итальянской газеты. – Почему? У вас нет даже собственного автомобиля! У нас вы бы имели миллионы!

– Или сидел бы под замком, – ответил я, вызвав смех. – Зря смеётесь. Меня могли запереть и здесь. Слишком рискованно оставлять на свободе человека с такими знаниями. Повезло, что здесь поверили, у вас могли не поверить. А деньги... Их предлагали, но я зарабатывал достаточно, чтобы ни в чём не нуждаться. Машину предоставляли по первому требованию вместе с охраной, да и в другом помогали, так что у меня нет поводов для недовольства.

– В чём причина того, что вы уехали из Москвы в закрытый город? – спросил американский корреспондент. – Боитесь? Кого?

– Руководство опасается, что из меня попытаются вырвать научные секреты, – объяснил я. – Опасения не беспочвенные, а обеспечить охрану в Москве было бы намного сложней. Помимо интересов к секретам может быть желание отомстить. Я всё-таки очень многим отдавил ноги.

– Долго терзали? – спросила жена, когда меня привезли с проходившей в Севастополе пресс-конференции.

– Два десятка человек, и каждому нужно ответить. Только одного отшил за хамство. Так, это что за явление природы?

Вопрос был задан дочери, которая вошла в гостиную, придерживая разорванное платье.

– Я не явление, – ответила Машка, задрав нос. – Явление скоро будет.

– И кто же к нам явится? – спросила жена. – Рассказывай, из-за чего подралась.

– А что они обзывают папу вором? – сказала дочь. – Скажут ещё, я им второй раз врежу!

– И кому же ты врезала? – спросил я, переглянувшись с женой.

– Вовке и Славке из соседнего подъезда.

– Надеюсь, что ты никого из них не убила? – спросила Люся. – Ну и хорошо, молодец, всё правильно сделала. Иди поменяй платье и пока не выходи на улицу. Если придут жаловаться родители, мы разберёмся.

Мальчишки, о которых говорила дочь, уже учились в первом классе и были детьми гражданских специалистов, обслуживавших коммунальное хозяйство Балаклавы.

– Зря ты научила её драться, – недовольно сказал я, – и ещё похвалила за драку. Такие вещи не доказываются кулаками, а теперь о Машке пойдёт слух, как о хулиганке. Малолетняя зараза, которой нет и шести лет, лупит двух мальчишек на два года старше себя! Мало о нас говорят? Не удивлюсь, если многие запретят своим детям с ней водиться, а сверстников у неё и без того немного.

– Всё правильно! – не согласилась жена. – Если хочет заниматься, пусть занимается. Что плохого в том, что девочка может за себя постоять, а не приходит к тебе вся в слезах? И за тебя она вступилась правильно. Моего отца кто-то обзывал бы ворюгой, а я молча это терпела бы? Молчишь, значит, нечего сказать. Ей и шести нет, ответила, как смогла. Пусть приходят разбираться, я найду что сказать.

Пришли не разбираться, а извиняться, причём не матери, а отцы.

– Я своему дополнительно всыпал, чтобы не повторял за другими всякие глупости, – говорил отец Вовки.

– Я сделал так же, – присоединился к нему отец Славки. – Вы, пожалуйста, не наказывайте свою дочь. Молодец девочка.

– Слышал? – сказала жена, когда мужчины ушли. – Это и есть глас народа, а не подборки телевидения. Не майся дурью, а садись и пиши. Можешь выпускать книгу под двумя фамилиями: того, кто писал тогда, и своей. А то взял бы и написал свою обо всём, что случилось в твоей жизни в исчезнувшей реальности. И о распаде Союза, и обо всём, к чему это привело. Ты уже давно пишешь профессионально, так что получилось бы очень интересно и познавательно. А то ещё больше подсядет память, и уже не сможешь нормально описать, а подсказать будет некому.

На следующий день мне привезли в подарок компьютер. Их уже давно выпускали в большом количестве, но всё шло в науку и производство. В ближайшие годы собирались оснастить этой техникой институты, а потом и школы. До продажи населению в этом веке вряд ли дойдёт. Как я позже узнал, для личных надобностей хотели организовать что-то вроде интернет-кафе. Сами компьютеры выпускали двух типов: менее мощные для офисной работы и управления, которые составляли большую часть выпуска, и мощные графические станции для проектирования и некоторых других работ. Офисные имели встроенные звуковые и видео контроллеры, позволявшие смотреть и слушать не очень сжатые записи, а графические по своим возможностям соответствовали компам, которые выпускались в начале следующего века. К каждому из них прилагалась флэш-память, которая и служила основным носителем информации. Оптические дисководы поставлялись отдельно, и подключение шло через универсальный интерфейс. Первые мониторы были на трубках, потом их сменили чёрно-белые ЖК-панели, а сейчас они выпускались только цветные. Единой сети по Союзу пока не было, но ею занимались.Старые АТС заменялись цифровыми, прокладывались новые линии связи и готовились базы данных. Такой заразы, как компьютерные игры, у нас пока не было, хотя программисты писали простенькие игрушки, которыми народ развлекался в перерывах. На это смотрели сквозь пальцы. В своих тетрадях я привёл раскладку клавиатуры, и её повторили без изменений, так что не пришлось переучиваться, а скорость набора текста была выше, чем при работе с авторучкой. Если бы ещё не мешала дочь, которая заявила права на папину игрушку...

Жена сидела дома два года, начав от безделья сочинять стихи. До уровня Пушкина не дотягивала, но получалось очень неплохо, она даже выпустила сборник стихов. Когда Машка перешла во второй класс, а Олегу пошёл третий год, мы снова начали сниматься, выезжая для этого в Одессу. Сначала в одном фильме снялась жена, потом в другом мы сыграли вместе. Люся была счастлива, и я тоже изображал счастье, чтобы её не расстраивать. На самом деле работа в чужих фильмах оставляла чувство неудовлетворённости. Хотелось снять свой, но для чего-то по-настоящему хорошего у меня не хватало возможностей. В том же году мы вдвоём побывали в Москве и навестили семью Татьяны и Ольгу с мужем. Приехали и во ВГИК. Дождались, когда закончатся занятия в студии, и зашли пообщаться с Герасимовым. Сергею Аполлинариевичу было уже семьдесят шесть лет, но выглядел он заметно моложе и не жаловался на здоровье.

– А всё твои таблетки! – говорил он, выпроводив не желавших уходить студентов. – За одно это лекарство тебе нужно поставить памятник! Дорого, но с ними я совсем не чувствую своих лет. И с женой то же самое. Теперь их хоть можно без труда купить в любой аптеке, а одно время исчезли, и пришлось использовать связи, а вы знаете, как я этого не люблю!

– Скажите ему, учитель, своё мнение о плагиате! – попросила жена. – А то до сих пор не хочет работать, всё делает из-под палки!

– Серьёзно? – удивился Герасимов. – Я считал тебя умнее! Какой плагиат, где ты его увидел? Плагиат – это воровство. Человек вложил ум, силы, время и талант, а кто-то всё это присвоил. И у кого крадёшь ты? По-твоему, восстанавливающий чужие полотна реставратор тоже вор? Ты труженик, видел я, как ты работаешь. И талантлив во всём. Я прочёл много книг и не жалуюсь на память, но вряд ли смогу так восстановить хоть одну, чтобы читалась не хуже, чем у автора. Указывай в своих работах, так сказать, первоисточник и не думай о том, что могут сказать глупцы. Главное в творчестве – это доставлять радость людям, а ты это делал. И Люся тоже. Многие до сих пор вспоминают ваши концерты и говорят, что с вами «Голубые огоньки» были веселее. А ваш «Воин» – это один из лучших фильмов отечественного кинематографа! Его купили даже американцы. Не знали? Вам по-прежнему нельзя жить в Москве? Жаль, я по вам соскучился. Расскажи хоть анекдот, давно я от тебя их не слышал...

В этот приезд впервые за последние пять лет встретились с Машеровым. И он внешне мало постарел и выглядел бодрым. На сколько же лет увеличится наша жизнь, если мы так рано начали устранять повреждения в организме?

– А вы почти не изменились, – сказал он, когда мы вошли в его кремлёвский кабинет. – Садитесь ближе.