Возвращение

– Здесь пока спокойно, – сказал Семёныч, – но лучше быстрее уехать.

– Охрану железнодорожных тоннелей усилили? – спросил я.

– А я знаю? – пожал он плечами. – Должны были. Это ведь единственная железнодорожная линия в этот район, да и отдыхающих много. Но я думаю, что обойдёмся без эксцессов. Не тот народ, чтобы драться до победного конца, да и было бы ещё из-за чего. Прижмут – притихнут. Хорошо, что со следующего года многих будем отправлять на отдых в Египет. Здесь какое-то время будет неспокойно. Свою семью я сюда не повёз бы.

Билеты взяли без проблем, погрузились в поезд и благополучно проехали тоннели.

– Хорошо отдохнули, сказал Николай, который ехал в нашем купе. – Теперь отправлюсь в Минск к родителям.

– Мы через два дня тоже едем в Минск, – сказала Люся. – Можем составить тебе компанию. Да и назад можно вернуться вместе. Как ты думаешь?

Глава 40

Если бы я заранее знал, с чем придётся столкнуться при съёмках этого фильма, никогда за него не взялся бы, а когда пробил его через Госкино, получив сумасшедшие по меркам «Мосфильма» деньги, отступать было поздно. Если бы не Брежнев, я никогда его не снял бы, но и с его поддержкой приходилось нелегко. К самим съёмкам приступили только через год. Весь этот год полторы сотни плотников строили сразу два города. Всё делалось вручную, машинами только доставлялись на стройку пиломатериалы и кругляк, и с помощью техники укладывали брёвна. В той части древнего Зарайска, который мы возводили для съёмок, не было ничего каменного, кроме печей, а вот там, где строился Великий Новгород, выкладывали из камня Николо-Дворищеский собор и некоторые другие постройки Ярославова Дворища.

Конечно, строили мы небольшую часть города, ставя дома и выкладывая тротуары, а каменные двойники только внешне походили на оригиналы. Никто строго не придерживался того, что можно было увидеть на немногочисленных рисунках и гравюрах, а больше приноравливались к местному рельефу, строя так, чтобы можно было снимать с разных направлений. Построенное планировали использовать не только в моём фильме, но и в других. А вот Зарайск или Красный, как его называли во времена нашествия Батыя, должны были полностью разрушить, поэтому многое на стройке делалось на живую нитку. Привлечённые историки срывали голос, лаясь с бригадирами, а я мотался по десяткам учреждений и организаций, добывая, согласовывая и обеспечивая всё, что требовалось для работ. Занимался я этим до тех пор, пока не прибыл китаец. Китаец был самый настоящий и такой, какой мне требовался, – мастер Кунг-Фу. Привезли его из Хабаровска, соблазнив высокой оплатой. Русский язык он знал в совершенстве, в том числе и матерную ругань, которую часто применял при нашем обучении. По фильму учителя звали Вейж Луанем и было ему семьдесят лет. Недостающие десять лет добавили с помощью грима. Я переложил нерешённые вопросы на снабженцев и вместе с женой отправился на занятия. По фильму старик должен был учить больше года, реально он гонял нас в хвост и гриву пять месяцев. За это время мастером не станешь, но можно было освоить Кунг-Фу настолько, чтобы профессионально заучить отдельные киношные схватки. Сценарий был таким. Я играл Ивора Абаша – сына одного из сотников князя Фёдора Юрьевича. Фёдор Юрьевич получил Зарайское княжество от своего отца – великого рязанского князя Юрия Игоревича. Женой нашего князя была та самая княгиня Евпраксия, которая бросилась на камни с малолетним сыном, чтобы не достаться Батыю. Люся играла Анну – дочь боярина Ильи Сувора и подругу княгини. Можете не спрашивать, откуда на границе Дикого Поля взялся китаец, это осталось за кадром. В фильмах Голливуда нелепостей куда больше, и все смотрят. Да и после разгрома Китая монголами прошло уже двадцать два года. Вполне можно было раз десять пройти пешком до Китая и обратно. Обнаружили его на границе княжества дружинники во главе с моим отцом. Отроки хотели позабавиться со стариком, подколов его копьями, но были сброшены с сёдел и избиты древком копья. Старик поразил Глеба Абаша, и его волей был доставлен к князю. Там он и прижился, а меня учил, чтобы отблагодарить отца. Понятное дело, что у нас с Анной была любовь. Её отец меня не привечал, поэтому встречаться могли только тогда, когда Анна бывала у княгини. Она была единственным ребёнком, поэтому ей разрешалось многое из того, что выходило за рамки дозволенного для боярышень. Отец разрешил Анне обучаться оружию и ездить верхом, но когда она попросила позволения учиться у китайца борьбе, он отказал наотрез, поэтому такие занятия проводились втайне. Потом пришла беда. Мой отец отправился вместе с князем в ставку Батыя, вместе их там и убили. Чёрную весть привёз Апоница – единственный выживший из княжеской свиты. А вслед за ним пришли монголы. По сценарию нас штурмовали воины Берке. Незадолго до этого меня вызвал воевода и приказал уходить из города и затаиться. Он не верил в то, что можно будет отбиться, поэтому в нескольких схронах спрятали детей лет пяти-восьми с тремя молодыми женщинами. Старшие помогали в обороне, более младшие не выжили бы, да и мало было тех схронов. После сражения я должен был вернуться и увести этих детишек в безопасное место. Единственным безопасным местом тогда был находившийся в трёхстах вёрстах Великий Новгород. И эти триста вёрст нужно было пробираться по январским сугробам, в мороз и вьюгу с маленькими детьми. Когда воевода отдавал приказ, он отвёл взгляд. Я пришёл проститься с учителем, у которого была Анна, и он уговорил её уйти со мной.

– Я их знаю, – сказал старый китаец о монголах. – Защититься у вас не получится, а живую добычу сейчас брать не будут. Уходи с ним, здесь только зря погибнешь.

Я принёс ей зимнюю одежду, а учитель отдал своё оружие, и мы ушли.

Съёмки сражения за Зарайск, в которых мы не участвовали, были очень впечатляющими. Используя специальные приёмы, мы восемь тысяч наших всадников превратили в тридцать. Отдельные эпизоды схваток отличались непривычным для наших фильмов уровнем владения оружием и натуральностью гибели сражавшихся. Позже приёмная комиссия требовала вырезать самые страшные кадры, а зрители в кинотеатрах стискивали зубы и сжимали кулаки.

Мы не стали уходить далеко от города, за что и поплатились, встретив десяток монголов. К счастью для меня, они не приняли нас всерьёз. Эту схватку мы отрабатывали девять дней и отыграли её безукоризненно. В результате оставшиеся в живых два воина смогли разорвать дистанцию и пустить в ход луки. Мы сделали то же самое, но в лесу от этого оружия мало толку. Поняв это, монголы убрались и вскоре вернулись с полусотней воинов. Отстреливаясь, мы пытались скрыться. Мне это удалось, Анна осталась лежать со стрелой в спине. Ночью я вернулся, собрал хворост, обложил её тело и сжёг. Насыпал в ладанку горсть ещё тёплого пепла и спрятал на груди, а потом пошёл к городу. Незадолго до рассвета наткнулся на тех монголов, которые гоняли нас по лесу и убили Анну. В погоне за нами воины слишком далеко ушли от города, а начавшийся снег засыпал следы, поэтому они разожгли большие костры, нарезали лапника и пережидали ночь. Мы смогли выбить из сёдел некоторых из них, так что я насчитал сорок два человека. Лошадей было больше. Время от времени кто-то из воинов отправлялся в лес за сучьями. Умерли семеро, прежде чем остальные забеспокоились. Когда они схватились за оружие и бросились в ту сторону, откуда летели стрелы, их стало на пять человек меньше. Я уводил от поляны оставшихся в живых монголов, давно бросив лук. Стрелы закончились, и теперь он только мешал. В каждой руке у меня было по клинку. Два раза я задерживался, давая себя настичь. В лесу было темно, да и ветви мешали, поэтому за мной тоже гонялись с мечами. Две схватки – и ещё шесть тел остались лежать в снегу. Всё немного подсветили, чтобы было видно зрителям, а я кого-нибудь не убил на самом деле. Для меня эти сцены были самыми сложными. Кто никогда не брал в руки две сабли и не дрался ими сразу против нескольких противников, тот не поймёт. Пусть мы репетировали раз двадцать, всё равно... После их выполнения я целый день не мог ничем заниматься, так сильно дрожали руки.