Страница 37 из 38
***
Тем временем султан пребывал в тихом мрачном бешенстве. Победа досталась ему без чести и без славы. Акру взяли не прославленные султанские гвардейцы-мамлюки, а ничтожные кроты – сапёры. О такой победе поэты не будут слагать песни. Впрочем, песни, может быть, и появятся, только не о его презренных головорезах-мамлюках, на которых сам султан теперь не мог смотреть без отвращения, а о героических тамплиерах, погибающих непобеждёнными. Султан подумал о том, что не доведёт его до добра увлечение персидской поэзией. Песни лишают мужества. Он – воин великого джихада, ему подобает пылать священной ненавистью к неверным, а он прославляет в своём сердце доблесть этих христианских псов. Мамлюки завладели всей Акрой, но вот уже неделю топчутся у страшной тамплиерской башни. Рыцари отбили все атаки и даже сапёры, на сей раз, кажется, оказались бессильны. Грунт, говорят, слишком твёрдый. Султан лениво бросил своему визирю:
– Когда саперы обещают закончить подкоп?
– Говорят, не раньше, чем через недёлю.
– Половине этих землероек отруби головы, остальным скажи: закончить подкоп за три дня. Пошли посольство к тамплиерам. Всем обещай жизнь. Обещай, что хочешь, но они должны сдаться.
***
Маршал де Северин согласился на султанское предложение о капитуляции – условия были почётными – выход с оружием, без выкупа, с любым имуществом. Почти сразу же в Тампль прибыл эмир Хамы с сотней мамлюков. Вскоре маршал и эмир вдвоём и без оружия поднимались на самый верх башни по узкой винтовой лестнице. Маршал бережно снял закреплённый на самом верху Босеан – орденское знамя. Эмир укрепил султанский стяг с полумесяцем. Они посмотрели друг на друга долгим пристальным взглядом. Эмир – восхищённо и изучающее, маршал – устало и понимающе. Говорить, казалось, было не о чем, но эмир мечтал об этой встрече. Он сказал:
– Ваш магистр был великим воином. И ты, маршал – великий воин.
– И султан, и эмир так же великие воины, – голос маршала прозвучал довольно равнодушно. В иной ситуации эмир оскорбился бы этим, но не сейчас:
– Мне хотелось бы воевать с тобой плечом к плечу, маршал!
– Это можно устроить. Примешь христианство. Затем примешь монашество. Помня о нашем старом знакомстве, могу тебя взять к себе оруженосцем. Будешь хорошо служить – станешь рыцарем. Тогда и повоюем плечом к плечу.
Это было смертельное оскорбление. Эмир воздал хвалу Аллаху за то, что маршала никто не слышал, а иначе одному из них пришлось бы тут же умереть. Но эмир с куда более лёгким сердцем перерезал бы глотки всей своей мамлюкской сотне. Эти франки, они… не такие. Петр никогда не стал бы так ползать на брюхе перед своим королём, как он, эмир, ползает перед султаном. Тамплиеры, даже складывая оружие, ведут себя, как победители. Да ведь они и есть победители. А он, эмир, опозорен и повержен. В душе воина джихада неожиданно проявились давно нараставшие изменения. Он с радостью признал, что побеждён маршалом и не почувствовал в этом никакого бесчестия.
– Мне очень жаль, маршал, что мы никогда больше с тобой не свидимся.
– Как знать, владыка Хамы, как знать, – лицо Петра де Северина, неожиданно освободившись от маски усталости, вдруг стало таким добрым, каким, эмир был уверен, не может быть лицо ни одного смертного.
Они спускались вниз. Там все уже были готовы к исходу. И хладнокровно равнодушные тамплиеры, и смертельно перепуганные христианские женщины, и мамлюки, глаза которых сверкали нездоровым похотливым блеском. Их бесстыдное разглядывание христианок ничего доброго не предвещало. Всего мгновение потребовалось для того, чтобы ситуация вышла из-под контроля – один мамлюк шагнул к христианке и рванул её одежду, сразу же все слуги султана, дико завизжав, бросились на женщин.
Кажется, только женщины знали, что так и будет. Тамплиеры совершенно этого не ожидали, но им также оказалось достаточно нескольких мгновений для того, чтобы выхватить мечи и наброситься на мамлюков. Маршал не отдавал своим рыцарям никакой команды, он просто, как и все, выхватил меч и разом уложил нескольких султанцев.
Меча не было в руке только у эмира. Потрясая кулаками, он рычал на своих: «Похотливые псы! Шайтановы отродья!». Через пять минут он, единственный сарацин без меча, остался единственным живым сарацином. Эмир возвёл глаза к небу: «О, Аллах!..». Но увидел он не Аллаха, а летящее вниз разорванное султанское знамя. На его месте тут же вновь появился Босеан. Маршал ледяным тоном бросил эмиру: «Уходи». Тот удалился, не сказав ни слова.
***
Владыка Хамы, распростёршись, целовал ковёр у ног султана:
– О, повелитель, твои мамлюки предали тебя. Они ослушались приказа великого из великих. За это Аллах покарал их смертью.
– Аллах не действует руками неверных. А за капитуляцию отвечал ты, эмир. Как думаешь, дорого ли стоит теперь твоя голова? Дохлый пёс стоит дороже.
Эмир никогда раньше при таких обстоятельствах не осмелился бы оторвать лоб от ковра и проронить хотя бы звук, но сейчас он это сделал:
– Прикажи, великий из великих, вновь отправиться к тамплиерам и передать им извинения за поведение мамлюков, недостойных называться мужчинами.
Султан как громом был поражён этими словами. Мысленно он тотчас приговорил эмира к смерти, но решил, что успеется и вслух сладко сказал:
– Ступай, принеси извинения. Нет, пожалуй, я сам это сделаю. Пригласи маршала и его рыцарей в мой шатёр.
***
Командор лениво бросил маршалу:
– Мессир, они всех нас перережут, как баранов, если мы к ним придём.
– Да, командор, вряд ли будет иначе, но насчёт «баранов» ты, должно быть, пошутил. Мы умрём, как христианские мученики. Это гораздо лучше, чем умереть, убивая, в бою. А наших женщин Господь спасёт если не от смерти, то от позора. Как – не знаю, но спасёт. Мы своими мечами уже не сможем их защитить.
– Я готов, Пётр, – сказал командор, впервые назвав маршала просто по имени.
– Собирай посольство, Жан. Не к султану посольство. Ко Христу.
***
На следующий день маршал, командор и ещё десять рыцарей без оружия и даже без кольчуг, в плащах поверх туник, отправились к султану. Маршал молил Бога лишь о том, чтобы слуги султана как можно скорее делали то, что замыслили. Господь услышал молитвы своего верного тамплиера. Их схватили сразу же у султанского шатра без всяких разговоров. Эмир Хамы, намеревавшийся встретить их проводить к султану, издал дикий вопль отчаянья, но в его руки тот час вцепились два огромных мамлюка, специально для этого заранее приставленные к эмиру султаном. Отчаянье сразу же схлынуло с души эмира – если его казнят вместе с тамплиерами, значит, он не будет предателем в глазах доблестных воинов Сулейманова Храма. А в глазах Аллаха? Аллах воистину велик! Но величие его по-настоящему ведомо лишь тамплиерам. Тотчас эмир радостно крикнул:
– Я христианин! Я христианин!.. Я христианский монах!
Султан, который уже вышел из шатра, впервые в жизни растерялся. Весьма великая случилась неожиданность. Султан привык, что его рабы, будь они хоть визирями, умирают, как рабы, то есть, умоляя о пощаде и целуя прах у ног повелителя. А этот сумасшедший эмир… Мгновений султанской растерянности хватило маршалу, который уже лежал на земле со связанными руками, чтобы крикнуть эмиру:
– Вот мы и сражаемся вместе, брат мой во Христе! Приветствую тебя, великий победитель шайтана! Буду счастлив умереть вместе с тобой!
Казнь тамплиеров и эмира видели последние защитники Тампля Акры, стоявшие на стенах. Рыцари и даже женщины Акры наблюдали за казнью спокойно, с недрогнувшим сердцем. А буквально через час случилось то, чего не ожидал даже султан: его сапёры подрыли наконец башню. Стены Тампля рухнули, похоронив под огромными глыбами всех кто был внутри. Последние рыцари и последние дамы Акры по молитвам Гийома де Боже, Петра де Северина и всех тамплиеров-мучеников приняли смерть быструю, мирную, непостыдную. Сквозь облако пыли их души взлетели к Небесам столь же стремительно, как и последние камни, летящие вниз.