Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 38

Жерар, полностью истощив свою душу проклятиями, вяло подумал: «А зачем я тогда иду вперёд? Почему надо умереть где-то там, а не прямо здесь?». Ноги тут же охотно подкосились. Он рухнул на колени, потом завалился на бок и вытянулся на спине. Раскалённый песок прожёг всё его тело через плотный белый плащ. Жерар решил вытерпеть всё нараставшую боль. Он подумал о том, что эта боль не страшнее пыток под которыми погибали его братья – тамплиеры. Но едва он закрыл глаза, как увидел… нет, не окровавленные трупы своих рыцарей, а чистый и ясный лик Мадонны.

Лик Божьей Матери излучал неземную доброту и спасительную прохладу. Казалось, Пречистая Дева очень печалится от того, что Её верный рыцарь так озлоблен и вместо мирного чтения молитв сыплет грубыми проклятиями. Внезапно лик Божьей Матери исчез, а раскалённый песок под спиной очень явно представился адской сковородкой. «Да, вне всякого сомнения, – подумал Жерар, – место моё – в аду. Но Господь учит нас никогда не отчаиваться, и Святая Мадонна не напрасно мне являлась. Она поможет! Надо выжить и выдержать этот позор перед людьми. Ведь и Богу, и Его Пречистой Матери известно, что я на самом деле не отрекался от Христа и не предавал своих братьев – тамплиеров. Надо выжить и спасти честь Ордена Храма, потому что я не просто рыцарь. Я великий магистр, и моя честь – это честь Ордена».

Жерар встал и побрёл обратно к бурдюку с водой. Несколько маленьких глотков только что не кипящей воды сообщили ему такой прилив сил, как будто он отведал чудеснейшего эликсира. Магистр вновь обрёл спокойствие духа, а вместе и ним – способность мыслить рационально и хладнокровно. Сориентировавшись по солнцу, он пошёл в том направлении, где вероятность встретить тамплиерский разъезд была более высока.

Он больше не сыпал проклятиями и вообще старался не думать про подлость Саладина. Теперь он по тамплиерскому обычаю бесконечное множество раз читал «Патер ностер». Душа окончательно прояснилась, да и жара очень кстати начала спадать. Именно сейчас, а не тогда, когда готовился к смерти, он стал вспоминать всю свою жизнь, во всяком случае – всю свою палестинскую жизнь.

Жерар вспомнил, как нищим странствующим рыцарем впервые въехал в ворота Иерусалима. Всё его имущество составляли тогда полумёртвая лошадь, ржавая кольчуга и зазубренный меч. Но как сладко мечталось о великих подвигах!

Жерар любил войну и любил Палестину. Жаркие схватки под горячим солнцем – это была его стихия. Он легко переносил испепеляющий зной и вскоре обратил на себя внимание многих рыцарей своей невероятной выносливостью и безрассудной смелостью. Ближе всего Жерар сошёлся с графом Раймундом Триполийский и вовсе не потому что Раймунд был одним из самых влиятельных людей Иерусалимского королевства. Просто оба они обладали нравом весёлым и бесшабашным, будучи способными на такие отчаянные боевые выходки, которые многим даже очень смелым рыцарям, казались граничащими с сумасшествием. И Жерар и Раймунд очень любили жизнь, но при этом, казалось, вовсе не дорожили ею. Это странное сочетание, многим со стороны непонятное, было для обоих столь естественным, что они понимали друг друга с полувзгляда и дорожили друг другом, как единокровные братья.

Потом умер король Иерусалима Амори и всё пошло наперекосяк. Со смертью короля относительная устойчивость королевства окончательно ушла в прошлое, хотя это поняли не все и не сразу. Амори наследовал его сын, ставший королём Балдуином IV – ещё ребёнок, он уже был болен проказой. В гниющем заживо теле несчастного юноши обитал могучий дух, это принесло крестоносцам несколько побед над постоянно крепнущим Саладином, но этого оказалось недостаточно для спасения королевства.

Впрочем, для Жерара поначалу всё, казалось бы, изменилось только к лучшему. Граф Раймунд стал регентом при юном Балдуине и назначил своего друга де Ридфора маршалом Иерусалимского королевства – высшим военным руководителем. Теперь оба друга были на вершине иерусалимской власти, но могущественный Раймунд клятвенно заверял, что вскоре ещё больше укрепит положение Жерара, организовав ему выгодную женитьбу. Ведь де Ридфор, уже став маршалом, так и продолжал быть безземельным нищим рыцарем – не по натуре ему было заботить себя захватом фьефов. Конечно, Жерар вовсе не был против того, чтобы увидеть себя владельцем мощного замка на побережье Леванта, но плести ради этого интриги не имел никакой склонности.

Раймунд сказал: «Я всё устрою сам – твоё дело будет только обвенчаться». Жерар лишь пожал плечами. Он был страстно влюблён в Люси де Ботрон, на брак с которой не было никакой надежды. Её папаша, человек весьма степенный и основательный, был решительно против этого союза. Его отказ остался столь же решительным, даже когда Жерар стал маршалом. Сеньор де Ботрон видел в маршале де Ридфоре лишь отчаянного сорвиголову, который вскоре обязательно погибнет в одной из бессмысленных стычек. Он решительно не хотел своей дорогой Люси такого ненадёжного мужа. Де Ридфор, утратив надежду на брак с дамой своего сердца, был в общем-то не против любого иного брака, но мысль об этом ни сколько не согревала его душу.

Однажды Раймунд позвал его к себе и изобразил на своей физиономии редкостную радостно-печальную гримасу. Избавив Жерара от предисловий, граф сказал:

– Сеньор де Ботрон умер. Прискорбно, не правда ли?

– Да, весьма прискорбно, – вяло ответил Жерар, – однако постараюсь это пережить и вряд ли даже сойду с ума от горя.





– Жерар, ты что, перегрелся? Ты не понял, что это значит?

– А что тут волнующего? То, что судьбу Люси теперь будут решать бесчисленные родственники, которые вскоре воронами слетятся на труп де Ботрона?

– Жерар, ты напрасно никогда не интересовался законами Иерусалимского королевства. Судьбу Люси будет теперь решать регент. Иными словами – твой покорный слуга. Девицу надо срочно выдать замуж. Ботрон – один из лучших замков Леванта. Такой замок нельзя долго оставлять без хозяина. Так вот где бы мне для неё достойного мужа подыскать? У тебя случайно нет на примете подходящего претендента?

– Раймунд!!! О-о-о-о!..

– Не надо меня благодарить. Готовься к свадьбе. Мы сыграем её через неделю. Дама твоего сердца упадёт наконец в твои объятья, и я не сомневаюсь, что ты оправдаешь её девические ожидания, сколь бы завышенными они не были. Замок Ботрон достанется лучшему рыцарю королевства, каковым я тебя всегда считал. А больше всех, конечно выиграет твой друг Раймунд. Ведь чем сильнее мои друзья, тем сильнее я сам.

– Раймунд, я никогда не был таким счастливым. Не буду тебя благодарить, раз ты этого не хочешь, но ты понял: мой меч навсегда стал твоим.

***

Что было потом… Даже сейчас, когда Жерар да Ридфор в одиночестве брёл по раскалённому песку пустыни, и когда предсмертные муки казались столь близки, он и то не хотел бы поменяться местами с собой тогдашним. Тогда Жерар узнал, что такое ад. За какую-то минуту он разом потерял и возлюбленную и друга, жалея лишь о том, что оба они не умерли. Если бы умерли – горе Жерара было бы без позора. А позор был нестерпим.

Могущественный регент Иерусалимского королевства граф Раймунд Триполийский самым заурядным, самым пошлым образом соблазнился на гору золота. Когда Жерар уже готовился к свадьбе, к Люси посватался какой-то жалкий пизанец Пливен, богатый, впрочем, как десять Крезов. Пливен предложил Раймунду за Люси столько золота, сколько она весит. Девица на счастье пизанца было сложения почти воздушного и тот осуществил своё предложение самым буквальным образом. Люси поставили на одну чашу весов, а на другую чашу Пливен добавлял золота до тех пор, пока весы не уравновесились.

О, эти ничтожества итальяшки! Не даром их никто не считает дворянами, сколь бы знатными они не пытались себя представить. Они всё меряют на деньги. А честь рыцаря де Ридфора? Сколько весит она? Сколько золота можно за неё дать? Оказалось, что она ничего не весит и ничего не стоит не только для итальяшек, но даже и в глазах сиятельного графа Раймунда. Понимает ли Раймунд, что за гору золота приобрёл себе смертельного врага?