Страница 2 из 9
Внутри находился чудесный подводный город с замками, башнями и полуразрушенными крепостями. Здесь кипела своя водная жизнь. Здесь и обитали очень похожие на людей создания. Точнее, это были настоящие люди, которые могли жить под водой! У них не было жабр или рыбьих хвостов, с помощью которых можно плавать, но как-то им удавалось дышать под водой! Гюли называли их водяными пери. Пери носили красивые одежды. Они напоминали сказочных принцесс в белых платьях и принцев в элегантных костюмах.
Гюли могли часами наблюдать за житьем-бытьем водяных пери, а те очень любили встречать цветочных гостей…
* * *
Старуха Герба вышла на крыльцо своей избушки и сладко потянулась. Сегодня ей удастся обзавестись прелестными лепестками! Не зря она проснулась в приподнятом настроении и в предвкушении чего-то радостного! Прямо сейчас она соберётся на площадь, где намечалось небольшое празднество. Гюлей будет много, и ей удастся у кого-нибудь да стянуть лепесток другой.
Вот старуха отправилась в путь. Проходя мимо пышных кустов майской розы, она вдруг остановилась: послышался тихий плач! Неужто новорожденный кричит?! Так и оказалось!
В колючих кустах шиповника, захлебываясь от плача, рыдал младенец. Новорожденная гюландка!
Герба, не жалея своего пышного сарафана, стала пробираться сквозь колючие стебли. Коварные, они расцарапали ее пышные цветы-зонтики, и из них сочилась мутная зеленоватая жидкость – старухе пришлось терпеть царапины и уколы, лишь бы найти малышку!
Но вот она увидела младенца. Наверное, она родилась в ночь, когда расцвели розы. Она лежала на колючих стеблях, в крупном, раскрывшемся бутоне майской розы. Колючие ветви пронзали ее тело острыми шипами. Малышка плакала, слёзы катились из ее глаз крохотными лепестками майской розы, но тут же увядали – рождённая в боли малышка обрела одновременно дар и проклятие.
Герба живенько забрала несчастную малышку, но боль ее не исчезала: ее ручки и ножки тоненькими нитями обвивали колючие зелёные стебли.
Она была красива, как и подобает майской розе, но несчастна от своих же шипов.
Герба была очень довольна. Она и на площадь идти передумала, зачем, если такое чудо попало к ней в руки.
К тому же новорожденной нужен уход и ласка.
Герба полностью погрузилась в заботы о несчастной гюландке.
Какое можно было дать имя такой прелестной, но горемычной малышке?! Старуха, не долго думая, назвала младенца Констанцией. Было в этом имени что-то красивое, необычное, но и как будто резкое и причиняющее острую боль. В точности, как и шипы зелёных ветвей! Старуха Герба несколько раз шептала его, глядя на плачущую малышку, словно примеряя. И решила, что оно подходит.
– Оно и произносится, словно с надрывом! – невнятно шептала Герба. – Да, Констанция?
Девочка пуще разрыдалась.
– Ну, ладно, ладно, – заверещала старуха. – Пожалуй, Кони, звучит лучше и мягче!
Так нашла свое новое убежище в руках заботливой Гербы маленькая Кони.
Девочка росла очень быстро.
Рождённая королевой всех цветов, она полностью олицетворяла саму майскую розу: кожа была бледно-розовая, глаза, как и сердцевина розы – золотисто-карие, а локоны, как вяленый шиповник – чёрные с бронзовым отливом. Она носила платье из крупных лепестков розы, а руки и ноги, по-прежнему тоненькими нитями обвивали колючие зелёные стебли. Где бы она ни сидела, куда бы ни ступала, везде оставляла подле себя нежные цветы, и даже по обыкновению, взмахнув рукой, чтобы что-то взять с полки, роняла лепестки.
«Ах, розочка моя! Твоими лепестками можно все небо выстлать!» – не переставая, ворковала старуха Герба.
И все бы хорошо, но Кони, не переставая плакала, падали из ее глаз мертвые увядшие лепестки-слезинки.
Проходили годы, и Констанция превратилась в прелестную девушку. Как и прежде она жила в избушке Гербы, покидая ее лишь во время прогулок, или когда спускалась на самое дно озера-аквариума, дабы понаблюдать за водяными пери.
Увядшие лепестки-слезинки, как и прежде, катились из глаз, но боль от шипов словно притупилась со временем, или же Кони просто привыкла к постоянной боли. Во всяком случае, на ее лице не читалась особая грусть, а слезинки будто были отдельно от неё. Пусть никогда не улыбалась Кони, но застыла на ее лице извечная отрешённость и как будто усталость: жизнь уже осточертела ей, едва начавшись. И только в глубокой пещере у стеклянной воды она хоть немного оживала. Она завидовала водяным пери. Их кожа была свободна от колючих тисков, а движения плавными и лёгкими. Они словно парили под водой, и ноги их даже не касались дна.
Ах, как, наверное, приятно завернуться в прохладные курчавые водоросли и чувствовать кожей их нежные прикосновения! Они, наверное, так гладки и тонки, и от них совсем не больно, как от колючих шипов! Почему же она не родилась водяной пери?!
Однажды она подошла совсем близко к стеклянной стене, прислонила к ней руки и уткнулась лбом. Прохладная стена немного притупляла порезы на ее ладонях. Кони глядела вглубь аквариума и наблюдала за его жителями. Вот, мимо, держа друг друга за руки, непринужденно и легко, словно ступая по тропинке в парке, гуляли пожилые мужчина и женщина в белых одеждах. Они о чем-то оживленно беседовали.
Кони глядела на них и завидовала.
Позади них был заброшенный сад. Его огораживала низенькая кривая изгородь из камней, посередине стояла высокая арка с наполовину разрушенным верхом. Ее обвивали бурые и зелёные водоросли.
Кони закрыла глаза и фантазировала, как она, обернувшись водяной пери, плывёт возле этой живой арки. Она вся зарывается в густые водоросли, а они согревают ее исцеленное тело…
Кони так погрузилась в свои мечты, что позабыла о боли от шипов. Но тут пришло другое ощущение. Кони почувствовала, как стало намного теплее рукам. Но вряд ли она излечилась от врождённого проклятия.
Констанция открыла глаза и замерла. Сквозь толщу стекла на нее пристально и, улыбаясь, глядел юноша – водяной пери. Он тоже прислонил свои ладони к стеклу, как раз напротив ладоней Кони. Смотрел с такой радостью, что она смутилась.
Она помнила всю свою жизнь от рождения в муках по сей день, и в голове у нее всплыл образ заботливой Гербы. Она навсегда запомнила ее жутковатый и довольный взгляд. В нем было больше алчности, чем сострадания. Уже тогда новорожденная осознала, что старуху интересовал ее облик, а не она сама.
Со временем испуг прошел, ведь Герба не причиняла ей зла, но и особой любви не проявляла. Кони это чувствовала.
Юноша смотрел совсем иначе. Кони заметила, что его взгляд лучился интересом и добротой. Почувствовав безопасность, она тоже слегка улыбнулась.
Юноша был бос, в белой рубашке и черных брюках до середины икры. Волосы его черные и длинные плавно колыхались под водой. Юноша походил на молодого принца, который устал от королевского этикета и удрал из дворца навстречу приключениям.
Постепенно радость сходила с его лица, он загрустил и с сочувствием глядел на девушку. Легонько через стекло коснулся лица Кони и провел пальцем по ее щекам прямо по падающим лепесткам-слезинкам.
Он что-то с грустью произнёс, но Кони не могла услышать. Ей хотелось верить, что, новый знакомый сопереживал ей.
* * *
Кони всегда знала о странноватом увлечении старухи – гербариях. Согласитесь, есть в этом что-то жутковатое: высушивать некогда живые лепестки и хранить их подле себя, ведь в мире растений такое увлечение сродни тому, как если бы человек коллекционировал волосы или ногти умерших.
Хозяйкин гербарий занимал целую стену дома, полностью закрытую стеклом, за ним томились высушенные цветы – для Констанции зрелище малоприятное, даже кошмарное. Всякий раз она старалась прошмыгнуть мимо, не глядя на замурованных покойников.
В тот день она хотела почитать, взяв первую попавшуюся книгу с полки, она раскрыла ее и громко закашляла, задыхаясь и судорожно хватая ртом воздух: из пожелтевших страниц выпала целая горсть засушенной лаванды! Она так долго томилась в книге, что превратилась в едкую сиреневатую пыль! Чихая и отплевываясь, Кони бросила книгу на пол. Не думала, что старуха Герба уже и в книги умудрилась цветы запихивать! Стены ей мало? Хотя, да, стена уже давно заполнена…