По ту сторону моря

– О чем вы думаете? – голос, отдающий хрипотцой, красивые руки и педантично выглаженные рубашки, по линии пуговиц которой я проделываю путь несколько раз в минуту, наматывая хаотичные круги.

– О том, как бы ваш галстук смотрелся на моей абсолютно обнаженной шее, – чувство недосказанности развеивается, стоит фразе слететь с губ, покрытых алой помадой, имеющей неудачный вишневый вкус.

Мой психотерапевт говорит, что это своеобразная защитная реакция – я ему не верю. Снисходительно усмехаюсь и предпочитаю отмалчиваться, рассматривая планшет с бумагами в его руках. У него нет кольца на безымянном, и меня почему-то этот факт раздражает, потому что о наличие жены в его жизни знают все. От него пахнет абсентом и морозным утром, – он не терпит подобных выходок в свою сторону и невежественных пациентов, но в силу излишнего профессионализма стойко терпит каждого из них, включая меня.

– Вы пытаетесь отвлечь меня от попыток вас анализировать, либо же хотите соблазнить? Я не сплю с пациентками, Алиса.

– Тогда я больше не хочу быть вашей пациенткой.

Взгляд пронзительных глаз касается моей щиколотки и ведёт строгую линию вверх, задерживаясь на обнаженном колене. Я привыкла, что слова мои расценивают, как очередной приступ безумства, вызванный пережитым стрессом, но понимание, что я действительно не отказалась бы проверить на прочность рабочий стол своего доктора, сделанного из тёмного дуба, вытесняет всё прочее.

Он покидает своё место, стараясь не уделять слишком много внимания моему вызывающему виду. Он мог бы поспорить, что на мне нет белья, прокручивая в голове момент, когда его ладонь коснётся гладкой кожи, пробираясь под невесомую ткань платья прямиком по внутренней части бедра. Но вместо этого, большим пальцем он касается моих губ, ведя по ним с нажимом правее, оставляя после столь неопределенного действа красную линию помады к аккуратной, но выраженной скуле. Закрепить это жёстким поцелуем в нижнюю губу и выпрямиться, позволяя мне ощутить, как вмиг лёгкие начинают отказывать нормально функционировать.

– У вас разновидность аддикации, Алисия. Лучше последуйте моему совету. На сегодня у нас всё.

Мы знаем, что я здорова, а он – лжет.

Красная помада на бледном лице смотрится ярко и вызывающе, даря ощущение обжигающего внутренности дежавю: чужие пальцы в растаявшем молочном шоколаде и вине, которые касаются губ, проводя алые дорожки. Наша с тобой ссора, мои слёзы и твои попытки вновь пустить всё под откос. Это схоже с одержимостью. Возможно, это она и есть. Поэтому я верю словам человека напротив. Слушаю, потому что знаю, что он – неотъемлемая часть меня, моей истории, тех воспоминаний, за которые я себя ненавижу. Ненавижу и чувствую себя предательницей, потому что позволила другому мужчине касаться себя, решив, что это поможет заглушить глухую тоску по тебе. Хочется отдать ему все свои деньги и больше никогда не возвращаться – ни в его кабинет, ни в этот город.

В одном он был прав – я была зависима. Одержима. Я действительно была больна, но только тобой. И винить сейчас кого-либо в этом было бы слишком беспечно и неправильно.

***

Помнишь, тот день, у моря? Когда твои руки скользили по моему голому и влажному от воды животу, вызывая во мне приступ обоснованной и острой нежности. Ты сказал, что я стала выглядеть слишком тоскливой, осунулась, похудела, моё лицо приобрело серый оттенок, а тебя не покидали мысли, что в этом была только твоя вина. Ты всегда и во всем почему-то винил лишь себя одного. Моей матери есть чему у тебя поучиться.

В тот день ты решил «поговорить со мной серьёзно», в то мгновение ты смотрел на меня с такой нежностью и причастностью, что, вспоминая твой взгляд сейчас, мне хочется плакать. Я словно видела отражение своей души, смотря в твои глаза, видела надежду и верила тебе, следуя слепо и самозабвенно, позволяя тебе вести себя, как в один из вечеров, когда мы с тобой танцевали под несуществующую мелодию у нас в голове, а только после оказалось, что она совпала, а этот случай еще больше сблизил нас.

– Тебе нужно найти специалиста, нужно посвятить этому как можно больше времени. – Ты поглаживал мою руку своими длинными пальцами, в глазах твоих плясали солнечные блики, в наши маленькие моменты я не ощущала, что мне нужны психотерапевты, помощь и нравоучения со стороны.

– Если тебя это успокоит, я схожу к психологу. Позволю ему покопаться у себя в голове. Только не ревнуй, если еще один мужчина войдет в пределы моей черепной коробки, решив навести там порядок.

Я смеюсь, мне хорошо и легко, сжимаю твою руку и позволяю целовать себя в висок, прежде чем ты спустишься поцелуями к шее, а твои пальцы тем временем умело потянут тонкие атласные ленты моего бикини.

– Ни один мужчина не войдет в тебя так глубоко, как я. И ни один не заменит тебе меня, но я фотограф, а не психолог, поэтому придется немного посоперничать.

Твой хриплый голос пробирается под кожу, пока по ней бегут толпы мурашек. Позволяю уложить себя на разгоряченный песок, видя, как ты целуешь мой живот, а после умело скользишь языком ниже. Шум крови в ушах, сердце, готовое разорваться в клочья – забытье, потому что мне больше не нужно думать.

5

Однажды, вечером, у нас разгорелась ссора. Самая обширная и серьёзная из всех тех, с которыми нам приходилось сталкиваться. По крайней мере, я так считала. После неё все рухнуло, или я заставила себя так думать? Мы часто вздорили, но никогда не уходили спать, не помирившись. Да что там говорить – мы никогда не спали раздельно, даже когда наговаривали друг другу много лишнего. В тот день ты уснул на диване.

Ты стоял у кухонного стола, подперев столешницу тяжестью собственного тела, твои глаза были темнее обычного – море штормило, выходя из берегов, заливая и поглощая все пространство у побережья; радужка стала практически свинцовой от вспыхнувшей в ней ярости и недовольства.

Я узнала, что ты встречался с Кэти – новой сотрудницей, о которой до этого самого момента мне было неизвестно. У вас был проект и общая страсть к фотокарточкам. Ты задержался с ней в кофейне, в которую мы, соблюдая наши маленькие традиции, всегда ходили вместе, – именно это зацепило больше всего, как крюк, цепляющийся за кожу и стягивающих ее с тебя. Заживо и с треском. Маленькая ложь оказалась практически предательством для меня.

– Ты сказал, что у тебя были дела на работе! – я практически шипела, находясь вне себя от ярости.

– Это и есть моя работа, Алиса! Я делаю это ради нас! Ради всего того, что мы имеем, ради нашего светлого будущего!

Теперь настала твоя очередь кричать.

– Её ты тоже будешь иметь ради нашего светлого будущего? – я хохотнула, истерически и надрывно, а ты посмотрел на меня так, словно я предала тебя, а вместе с тем стала самым большим разочарованием в твоей жизни.

– Что за чушь ты несёшь? Послушай себя со стороны. Твоё поведение отвратительное. Не заставляй меня говорить то, о чем я буду жалеть ещё долгое время.

– Она красивая?

– Достаточно.

– Ясно.

– Ты мне противна, когда ведёшь себя так, – уголки губ искривились, словно подкрепляя смысл сказанных тобой слов.

Позже оказалось, что Кэти – красивая блондинка лет двадцати шести. У неё синие глаза и светлый взгляд. Тонкие черты лица и тёплые оттенки в одежде. Предпочитает нестандартные фотоснимки, на обед ест одну брокколи и даже не смотрит в сторону фастфуда и колы. Даже если на бутылке надпись вызывающе вещает: «Без добавления сахара!». Она считает, что это просто маркетинговый ход, чтобы девушки, помешанные на фигуре, но не умеющие жертвовать чем-то, в общем-то, важным для себя во благо своего организма, клевали на эту удочку, а она тем временем порабощала их, подкреплённая эффектом Плацебо.

Кэти каждый вечер пропадала в зале, бесконечно вторила о том, что «тело – это храм для души», её кремовое платье, обтягивающее точенную фигуру, напоминало вторую кожу, вызывая восхищенные взгляды у окружающих, а мне при виде таких хотелось вычеркнуть своё имя из списка существующих. Если раньше я понятия не имела, откуда мне известно столь много о женщине, с которой я даже не была знакома, то сейчас, снимая розовые очки и смотря на этот мир через призму реальности, я понимаю – ты сам мне все это рассказал.