Страница 13 из 45
— Леш, забери меня отсюда. Я тут задыхаюсь, и лучше мне не станет взаперти! — умоляла, когда друг приезжал. Дела заставили его вернуться на родину, и он появлялся в моей тюрьме очень редко. Хоть врач часто передавал от него подарки и теплые пожелания.
— Птичка, поверь, я меньше всего хочу тебя видеть тут! — обнимает меня, вздыхает с надрывом. — Но надо потерпеть. Ты такое пережила, ты у меня еще такая юная, самой не справиться. А тут у тебя никого нет, сама не выгребешь.
— Я вернусь с тобой. Не хочу оставаться в Лондоне! На родную землю хочу, — снова из глаз катятся слезы. — Родной город, вот где лекарство!
— Там опасно, — хрипит.
— Да, что опасного-то? Если ты о нем… то он не подойдет ко мне… после всего… — закусываю губу до боли.
В этом виню себя. Нельзя было о таком врать. Вот судьба меня и наказала, забрав дитя. Надо было по-хорошему разойтись, Влад бы понял. А так, я словно сама подписала приговор своему крохе. Как я жалею о содеянном, и никогда мне не искупить вину перед сыночком.
— Мести его хочешь? Птичка, прости, но даже если тебе это не нравится, я сделаю все, чтобы тебя защитить! А сейчас ты не вполне можешь оценивать риски. Нужно время. Все образуется, — целует меня в обе щеки.
Он уставший, круги под глазами, руки подрагивают. И Леше нелегко было пережить случившееся.
— Хорошо, не на родину. Просто забери меня из этой психушки!
— Это не психушка! Птичка, ты хоть представляешь насколько это уважаемое заведение? Скольким звездам тут помогли?
— Я тут не могу! Мне тут хуже! — кричу на грани истерики.
— Сейчас тебе в любом месте будет плохо… рана слишком свежая, — зажмуривается, на лице боль.
Осталась там. Каждый день варилась в котле собственных мук. Совсем одна в чужой стране, опустошенная. Но я поняла одно — нельзя идти на поводу у врачей. Препараты превращают меня в овощ. Надо вести себя правильно. Никаких истерик, срывов, ничего. Моя боль никому из них не нужна. А Леша он далеко и не понимает, что нахождение в клинике меня добивает.
Через три месяца я выбралась из своей тюрьмы. С поломанной жизнью, без целей, без ориентиров. Другая. Совсем иная, но все еще живая. В душе теплился луч света, я не понимаю, куда он меня приведет, но чувствую, именно он укажет мне верное направление.
Первым делом я покинула Лондон. Навсегда вычеркнула мрачный город из своей жизни.
* * *
Прошло три года моего беспросветного одиночества. Я живу в Берлине. Тогда собрав вещи, я поехала в аэропорт, ближайший рейс был на Берлин. Судьба выбрала за меня направление. Уже прибыв в Германию, позвонила Леше. Кажется, друг даже обрадовался моему решению. Перевел еще денег на карту. Сказал, что новое место, новая жизнь.
Я не стала его разубеждать в обратном. Он мужчина, разве он сможет понять, что нет, и не будет новой жизни без моего сыночка.
И вот прошло три года, а моя утрата ежесекундно со мной. Нет, я не плачу, не заламываю руки и не сижу в четырех стенах. Я пытаюсь существовать, играть в нормальную жизнь. Все тот же луч надежды держит меня. Хоть я так и не поняла, какой надежды? На что? Работаю переводчиком, в основном на дому. Сторонюсь большого скопления народа. Я привыкла к своему болезненному одиночеству, и не хочу никого близко подпускать.
Кроме моего сынишки, ко мне очень часто приходит Влад, в воспоминаниях, во снах. Он тоже меня не отпустил, и знаю, никогда не отпустит. Я отдала ему сердце в первую секунду нашей встречи. Один раз, на всю жизнь.
Но я научилась улыбаться, общаться с людьми, у меня появились знакомые. Даже иногда выбираюсь с ними посидеть в кафешке. Жизни тянется унылой серой полосой.
Леша периодически звонит. Денег у него я больше не беру. Обеспечиваю себя сама. Ему пора подумать о себе, создать семью, завести детей. Одно упоминание о детях, и слезы выступают на глазах. Я так и не научилась спокойно смотреть на счастливых мамочек с колясками.
Вот и сейчас возвращаюсь из супермаркета, засмотрелась на женщину, наклонившуюся к ребенку в симпатичной голубой коляске. Сразу пелена боли застилает глаза. Воспоминания обрушиваются лавиной. Перехожу дорогу, как робот, я снова нырнула в прошлое.
— Девушка! Осторожно! — где-то вдали, как в тумане доносится мужской голос.
А потом сильный толчок в спину, я лечу на землю и слышу жуткий визг тормозов. Крики прохожих в моей голове складываются в жуткую симфонию. Ударилась. Боли не чувствую. Шок. Непонимание. Поворачиваю голову. Теперь уже кричу я. Около черного мини-вена неестественно раскинув руки и ноги, лежит парень.
Глава 22
Дальше начинается кошмар наяву. Я подползаю к парню, меня оттягивают. Слышу крики: «Слепая курица!» в свою сторону. Вой сирен. Полиция. Скорая. И я как в бреду подбегаю и спрашиваю у всех подряд:
— Он жив? Что с ним? Серьезные повреждения? — на меня не обращают внимания. Отталкивают. Отпихивают. Вокруг собралось столько зевак. Милиция оцепила территорию. К нему туда не пробраться, даже ничего толком не удается увидеть. Я в шоковом состоянии, реакция замедленная. Не знаю как себя вести, что делать.
— Да… жив… — отвечает девушка в белом халате, единственная, кто обратил на меня внимание. — Состояние… — вздыхает, — Посмотрим…
— Я поеду с ним! — не знаю, зачем я это говорю. Хочу как-то помочь и понимаю, что ничего уже от меня не зависит. Все что могла, сотворила.
— Не положено.
— В какую больницу его везут?
Она называет адрес, и не соизволив даже взглянуть на меня уходит.
А меня подзывает полиция. Расспрашивают о случившемся. Водитель машет мне кулаком и посылает в мою сторону грязные ругательства. Опускаю голову, не спорю. Заслужила.
Меня отвозят в участок. Таскают по кабинетам. Задают одни и те же вопросы. Я рассказываю все как было, юлить не намерена.
Но, оказывается, нарушил правила все же водитель. Я переходила на зеленый свет, а он не затормозил вовремя. Так мне объяснил полицейский. Но все же если бы я была внимательней и посмотрела на дорогу, ничего бы этого не произошло. Вина моя колоссальная. Из-за меня парень в больнице, и неизвестно, что с ним сейчас творится. Выживет ли? Есть ли серьезные повреждения? А если у него нет страховки? Мысли лезут разные, одна чернее другой.
Когда через пару часов, меня выпускают из участка, на такси мчусь в больницу. И только замерев у стойки, осознаю, что даже не знаю, как его зовут.
— Простите, тут парня недавно привезли авария на дороге. Молодого… я к нему хочу… как он… — жалобно смотрю на пожилую женщину. По щекам катятся слезы, руки дрожат.
— Да, привезли.
— Как он? Что с ним? К нему можно? — засыпаю вопросами, внутреннее сжимаюсь. Только бы не услышать фатальное.
— На операции.
— Можно мне туда. Подождать. Я хочу поговорить с врачом, может, нужна моя помощь!
— Это кто? — к женщине подходит мужчина в светло-голубом халате.
— К Марку Беляеву невеста пришла. Переживает.
— Я не…
— Как вас зовут? Пройдемте, — мужчина улыбается. — Не переживайте так. На вас лица нет, — ведет меня по коридору больницы. — У меня жена в прошлом году в аварию попала, понимаю вас… Сейчас Йохана вам успокоительного даст.
— Что с ним? — говорить, что я никакая ни невеста, а виновница всего произошедшего язык не поворачивается. Мне надо узнать, что с ним. А если я скажу правду, меня к нему на пушечный выстрел не подпустят. А когда он придет в себя, я удостоверюсь, что все хорошо. Тогда и можно признаться.
Марк Беляев, русский, что ли? Вдруг он один в чужой стране и ему понадобится помощь? Нет признаваться сейчас не лучшее время. А если у него есть девушка? Вот если появится, я ей все объясню. А пока сделаю все, чтобы он не остался один.
Ко мне относятся слишком хорошо. Я этого не заслуживаю. Чувство вины разрастается с еще большей силой. Врачи, медсестры, все такие вежливые.
— У него сломаны две ноги. Сложные переломы. Внутреннее кровотечение. Когда операция закончится, вам подробнее расскажут, — говорит медсестра. — Вы родным его уже позвонили?