Ведун

— Разборки между правителями нашими, — не стал я от него скрывать что знаю, что происходит. — В чувство приводят одних зарвавшихся, много о себе возомнивших уродов. Но это дед твой потом подробности расскажет, ты мне лучше скажи, что это такое у тебя в руках?

Я, конечно, знал, что артефакторы крутые ребята, особенно в работе с различными материалами, но не до такой же степени, чтобы металл в руках играючи мять.

Ванька, хоть я этому не особо и удивился, легко тему поменял, подумаешь, воюет там кто-то, тут именно о ему интересном разговор пошел.

— Это жидкий металл, — ответил он.

А вот этому я удивился, ведь та масса, по структуре похожая на пластилин, потекла и собралась серебристой лужицей у него на ладони, которую он протянул в мою сторону, показывая содержимое.

— Ртуть, что ли?

— Нет, — мотнул он головой, — просто жидкий металл. — После чего добавил смущенно: — Я его недавно создал и еще не придумал ему названия.

Нет, я знал, что Ванька гений, у них вся семейная династия такая, все голованы. Что прадед его, еще до катастрофы видный ученый, дед археолог, а потом и артефактором стал, лучшего не знаю, отец его тоже по этой стезе пошел, но он сейчас в Кубанском анклаве, казаки пытаются его сманить туда на жительство. Вот он с женой и поехали оглядеться и посмотреть на то, что им предлагают. Ну и Ванька, дед хоть и ругает его постоянно, но далеко от себя не отпускает, всеми силами шлифует бриллиант, который в артефакторике его превзойти должен. Это я в свое время подслушал, как деды наши, как меня, так и Ваньку между собой обсуждали.

— Ну ты крут, брат, — искренне восхитился я его достижению, одно дело копировать уже известные вещи, созданные дедом, и другое — собственные разработки.

— Да это так, — еще больше смутился Ванька от моей похвалы, — просто промежуточный нестабилизированный материал, для создания артефактов. Легко с ним работать, — словесно понесло его, как обычно и случается, когда разговор о любимой артефакторике зашел, — может принять любую форму, даже цвет, замаскироваться под любой материал, как и прозрачным стать.

Всё это он мне демонстрировал: металл в его руке, как живой и полностью подвластный воле хозяина, перетекал из одной формы в другую, внешне становясь то золотым, то серебряным, то под пластмассу маскировался, а то и как простая деревяшка выглядел.

— Можно? — протянул я руку, и самому было интересно так поиграть.

— Э-э, да, — Ванька кивнул согласно. — У тебя контроль хороший, умеешь с маной работать, так что металл тебя должен послушаться.

Вновь ставший серебристой лужицей, жидкий металл большой каплей соскользнул с его ладони в мою.

— Сколько здесь, — прикинул я его вес. — Грамм двести-триста?

— Триста ровно.

— Понятно, — кивнув ему, прикрыл глаза, пытаясь металл почувствовать и настроиться на него.

— Как настроишься, начинай мысленно управлять, — Ванька начал меня обучать работать с созданным им металлом. — Как привыкнешь, это еще легче делать будет, он чуть ли не сам начнет твои желания исполнять.

Привыкнуть оказалось невероятно легко. Стоило пропитать его своей маной, как этот «жидкий металл Ивана Талицкого» стал полностью подвластен моей воле: потек и лентой обернулся вокруг запястья.

— Мысленно представь и пожелай, чтобы он затвердел, — шепотом, чтобы не сбить мне концентрацию, продолжал инструктаж Иван, — и отстраняйся от него.

Я так и сделал, представил, пожелал и отстранился. Открыл глаза, на запястье, плотно его облегая, кольцом висел цельнометаллический браслет, без всяких застежек. Попробовал на ощупь — твердый.

— Пока другого не пожелаешь, он будет в том состоянии, в котором ты ему приказал, находиться, — пояснил Ванька. — Если захочешь, то легко его вновь жидким сделаешь, но сам он форму не изменит.

Никогда я еще с такой легкостью металлом не управлял, это очень похоже на то, как я с помощью ведовства с зельями работаю. Там тоже, все процессы моей воле подвластны, беру из ингредиентов нужные мне вещества, отделяю их, смешиваю, преобразовываю, получая требуемый мне результат. Вот и тут, металл снова став жидким, стек с запястья и перетек на кисть, обернувшись вокруг нее кастетом с шипами. Потом снова перетек на запястье, на миг став браслетом, и тут же стек в ладонь, приняв форму ножа. Очень удобного, полностью мне под руку, с идеальным балансом, и очень острого ножа.

— Супер, — слизнул я капельку крови, порезался, когда его остроту пробовал.

— А то, — уже без смущения, довольно улыбался Ванька, которому явно понравилась моя реакция. — Ты бери во внимание, что он может и в тонкую, но при этом очень крепкую струну растягиваться. Как и разделяться на части, а потом собираться обратно. Не обязательно постоянно целиком использовать. Отделил часть, что тебе там нужно сделал, а потом заставил слиться с общей массой.

Хмыкнув, я уже не закрывая глаз, заставил металл снова на запястье перетечь, только теперь не простой полосой обернуться, а узорчатым, насколько воображения хватило, сплетенным из тонких нитей браслетом стать, и даже что-то вроде застежки изобразил. Поиграл с цветом: то под серебро, то под золото, а потом и вовсе под темно-коричневую кожу его замаскировал.

Но на этом не остановился.

В этот раз браслет не полностью жидким стал, а только одна из нитей, стекла в ладонь и тут же вытянулась в тонкую спицу.

— Ванька, блин! Слов нет, чертов ты гений, — я был в полнейшем восторге.

— Да это так, игрушка, — махнул он рукой, снова смутившись, но при этом довольно улыбаясь. — Дарю.

Обычно это он с восторгом смотрел на Сашку, в тихую ему завидуя, и было вдвойне приятно что тот наконец признал и его заслуги, а не, как обычно, простым ботаном его считает. И да, он знает, как его называют, так как Сашка и его друзья и не скрывались. Пусть не в обиду называли, но всё равно было обидно, и он всегда хотел доказать, что пусть он и ботан, но далеко не простой.

— Пошли, — подорвался он на ноги, — еще кое-что покажу тебе.