Страница 9 из 17
Неся поражения от волонтеров-буров, любая профессиональная армия впала бы в отчаяние. Но не британская. Королева Виктория задала тон британской решимости, когда сказала А.Бальфуру: ”У нас никто не находится в состоянии депрессии; нас не интересуют возможности поражения; их для нас не существует”. Почти вся британская армия (исключая индийский контингент) была отправлена на южную оконечность африканского континента. На юг плыла и мать Уинстона Черчилля, организовавшая судно-госпиталь. Она просила Уинни и Джека (его брата) встретить ее: “Ведь нас всего трое в этом мире”.
Для Черчилля бурская война всегда звучала славным воспоминанием. Британские газеты помогали сделать из него героя – время побед буров требовало эмоциональной компенсации. Но и Черчилль оказался достойным столь рано добытой славы. Он сознательно сделал себя вечным тружеником и это стало главным секретом его успехов. Умственная работа стала доминантой. Книжные полки были даже в ванной комнате. Один из его друзей заметил, что он “даже спит с энциклопедиями”. Вырезки из газет хранились в огромных записных книжках. Путешествуя (а Черчилль немало ездил за границу и вынуждал себя принимать много приглашений от людей своего круга внутри Англии), он возил с собой металлический ящик, примерно метр высотой, в котором хранились черновики и письменные принадлежности. По прибытии на новое место он прежде всего просил о письменном столе. Свидетель описывает как Черчилль снял отдельное купе в поезде и всю дорогу сидел в нем с ручкой, словно в кабинете.
В единственном художественном произведении Черчилля (по существу его первой и единственной художественной книге) – “Саврола” – дан портрет героя, в котором нетрудно угадать автора. Мы видим кабинет, заполненный книгами Гиббона, Маколея, Платона, Сен-Симона. “Философия Шопенгауэра отделяла Канта от Гегеля, а Гиббон, Маколей , Дарвин и Библия сражались с ними за место на полках… Саврола, вооруженный печальной, циничной, эволюционной философией старался смотреть на мир из отдаления…В чем может быть смысл? Вселенная в конечном счете умрет и пепел растворится в холодной темноте отрицания… Несколько писем и телеграмм лежали нераспечатанными на столе, но Саврола был утомлен; в конце концов они могут подождать до утра. Он опустился в кресло. Да, это был долгий день, и день унылый. Он был молод – всего тридцать два года, но уже ощущал на себе печать трудов и забот. Его нервический темперамент не мог не быть возбужденным при виде сцен, прошедших перед его глазами за день, и подавление этих эмоций лишь распаляло его внутренний огонь. Стоит ли это того? Борьба, работа, неостановимый бег дел, жертва столь многим, что делает жизнь легкой, приятной – ради чего? Ради народного блага! Едва ли на это, он признавался себе, были направлены его усилия. Амбиция – вот главная сила, и он не мог устоять перед ней”.
Как пишет английский психолог А. Стор, “амбиция является абсолютно “нормальной” чертой любого молодого человека, взращенного в поощряющем конкуренцию климате западной цивилизации. Но амбиции Черчилля были, конечно, выше всякой нормы; и они сделали его непопулярным, когда он был молод”. Чарльз Дилк однажды написал, что Розбери был самым амбициозным человеком изо всех, кого он когда-либо видел, “до тех пор, пока я не встретил Уинстона Черчилля”.
В Савроле воплощены все качества, которыми Уинстон Черчилль восхищался: мужество, ум, широкая начитанность, ораторское искусство, внешность философа, рациональное восприятие мира “человеком, которому известны земные удовольствия”. Саврола намерен, опираясь на массовую народную поддержку, свергнуть диктатора. Книгу почти губит ее лирическая сторона, в которой автор явно не силен, и в определенной степени спасает картина военно-политической схватки, явно волнующая автора. Эта книга интересна главным образом тем, что по ней мы можем восстановить внутренний портрет молодого Черчилля. Например, об искусстве красноречия: “Ораторские триумфы экспромтом существуют лишь в воображении слушателей: цветы риторики – тепличные домашние растения”.
Черчилль получил за книгу свои сто фунтов (отдельное издание 1900 года) , но, видимо, сам пришел к выводу, что художественная проза – не его стезя и никогда не повторял эксперимента. Он желал писать на уровне Стивенсона, меньшее его не устраивало.
Уинстон Черчилль никогда не учился в смешанной школе, и его знакомство с девушками было ограниченным. Возможно, он был осторожен, зная трагическую судьбу своего отца. Первая девушка за которой он начал ухаживания – Памела Плауден, дочь британского резидента в Хайдарабаде, вышла замуж за Эрла Литтона, и Черчиллю пришлось смириться с их свадьбой.
Неудачи на одном фронте будили его энергию на другом. В 1900 году он опубликовал две книги, основанные на южноафриканском опыте – “От Лондона до Ледисмита” и “Марш Иена Гамильтона”.
Первая книга разошлась тиражом в пятнадцать тысяч экземпляров в течение четырех месяцев. Автора признали лучшим среди военных корреспондентов, хвалили за “понимание течения войны” и счастливую способность донести свои впечатления до самого простого читателя, за неизменную занимательность, смелость в суждениях. Успех следовало развить – и следует лекционное турне по Британии, США и Канаде. Марк Твен представил Уинстона Черчилля американской публике (1901): “Я думаю, что Англия совершила грех, вступив в войну в Южной Африке, равно как и мы, начав подобную войну на Филлипинах. Мистер Черчилль по отцу англичанин; по матери он американец, такое сочетание несомненно должно произвести превосходного человека. Англия и Америка, мы – родственники. А теперь, когда мы стали еще и родственниками по греху, большего уже нечего ожидать. Гармония превосходна – как и сам мистер Черчилль, которого я имею честь представить”. По окончании лекционного турне опека над ним окончилась, он стал независимым человеком : “Я заработал деньги, – писал он матери, – потому что ты вложила в меня необходимые ум и энергию”.
На выборах в сентябре 1900 года даже рупор либералов “Манчестер гардиан” подала Черчилля как “мужественного, увлекающего аудиторию и замечательно способного молодого человека”.
Когда Черчилль был избран осенью 1900 года в палату общин от консервативной партии, его отца, лорда Рендольфа Черчилля, помнили еще многие. Пожалуй, самая яркая унаследованная от отца черта – своего рода бесшабашность, почти авантюризм, страсть к высшему напряжению, энергичная игра с фортуной. Оба, и отец и сын обладали предприимчивостью и мужеством. У них было не так уж много другого капитала и обоим как “солдатам фортуны” приходилось идти в этой жизни на риск. Уинстон Черчилль имел все основания присоединиться к словам еще одного авантюрно настроенного деятеля английской истории – Дизраэли: “Как тогда, когда я был молод и боролся против всех враждебных обстоятельств, так и сейчас, когда я преуспел, они приклеили мне ярлык авантюриста”. И не без основания.
Личный врач Черчиллей доктор Руз так описал карьеру депутата: “Многие входят в парламентскую жизнь влекомые идеей исполнить важную миссию; но проходит сессия за сессией и они никак не приближаются к своей цели. Между тем нужно слушать, вечер за вечером, непрерывный поток речей, большая часть которой не влечет за собой никакого практического результата… Существуют и другие причины для разочарования и отвращения. Среди депутатов разливается беспокойство. Многие спрашивают себя, стоит ли игра свеч, не следует ли покончить со скукой и выйти на более спокойные дороги жизни, не ведут ли эти дороги ближе к счастью, чем непрестанный вихрь возбуждения и беспокойства”.
Черчилль не принадлежал к таким сомневающимся. “Вы знаете, что я безгранично верю в себя”, – писал он своей родственнице. Он никогда не пытался скрыть своих амбиций. “Амбиции так же возбуждают воображение, как и воображение амбиции”. С его точки зрения такая “открытость карт” неизбежно должна показаться окружающим привлекательной. Но, не у всех “открытый стиль” молодого Черчилля вызывал симпатию симпатию. Дж. Чармли напоминает, что “амбиция была (и поныне) осуждаема на британской политической сцене; на неприкрытую амбицию смотрят как на ростение, которое подлежит культивации”. Как пишет английский историк Р.Джеймс, “ошибочно полагать, что в Англии на Юность и Амбицию смотрят с одобрением. В действительности же Юность считается достойной сожаления интерлюдией к достижению зрелого терпения и скромности; к Амбиции же относятся терпимо только в том случае, если ее тщательно скрывают. У молодого Черчилля были оба эти качества. Он был резким, эгоцентричным, полностью поглощенным своей политической карьерой”. Сам Черчилль говорил, что “с самого начала его целью было личное отличие”. Более других участвовавший в начальной фазе карьеры Черчилля Г. Асквит пишет: “Он никогда не находится в естественном контакте с тем, с кем говорит в данный момент, потому что он гораздо более интересуется собой и своими заботами, чем чем бы то ни было, что может дать ему собеседник”.