Страница 14 из 17
На начало века падают первые серьезные сомнения англичан в пользе отстояния от двух европейских коалиций (России и Франции против тройственного союза Германии, Австро-Венгрии и Италии). Динамизм и мощь Германии начинают явственно превосходить “сердечный союз” русских и французов. Смотреть безучастно на нарушение европейского баланса значило теперь подвергать себя опасности изоляции от континентальной Европы, попадающей в сень германского могущества. Германия при этом отбросила всякую осторожность, она считала наступивший век своим. Наследники Бисмарка отказались даже от словесной сдержанности, они открыто посягнули на мировое лидерство.
Империалисты, а в их числе и Черчилль, были искренне удивлены тем потенциалом враждебности в отношении Британии, который выявился на европейском континенте в ходе Бурской войны. Британская элита не забыла бури восторгов по поводу побед буров, проявленных особенно шумно в Германии. Все мастерство британской дипломатии было задействовано, чтобы нейтрализовать неприятные новые факторы. Как последний компромиссный шанс последовала попытка Джозефа Чемберлена достичь взаимопонимания с Германией. Но тевтонское высокомерие оказалось беспредельным и компромиссные усилия были отставлены. Три столетия возвышения Пруссии породили касту военных и политиков, договориться с которыми оказалось невозможным даже мастерам компромисса из Лондона. В Берлине ошибочно полагали, что британский правящий класс рано или поздно осознает неумолимость поступи истории, перемещения в Германию центра европейского развития. Британия, считал кайзер и его окружение, должна стоически перенести неизбежный упадок, плыть против течения истории остров не сможет.
Не приглушая, а напротив, повышая тон, внук королевы Виктории – кайзер Вильгельм Второй заявил, что будущее Германии лежит в мировых океанах. Впервые за столетие англичанам был брошен открытый вызов. И никто не мог оставить равнодушным проект дороги Берлин-Багдад, по которой германские войска могли легко выйти к Персидскому заливу. Тевтонское высокомерие заставило англичан прийти к выводу, что в складывающейся обстановке наличие союзников лучше, чем их полное отсутствие. Система “блестящей изоляции” изжила себя.
К этому времени у Черчилля уже сложилась своя система взглядов на политику империи, над которой никогда не заходило солнце. Он пришел к выводу, что основная линия водораздела в мировой политике на рубеже веков сместилась, она лежала уже не между Россией и Англией (как это было в Х1Х веке), а между новой ведущей силой континента – Германией и “владычицей морей” Англией. Этот важный поворот во внешнеполитическом видении Черчилль совершил без агонии, на которую были обречены политики старой школы, все еще видевшие фокус мировой политики в афганском Гиндукуше, где Британская и Российская империи безрезультатно пытались штурмовать Афганистан.
Особое впечатление на англичан производила решимость немцев “завоевать после суши океан” – построить океанский флот. Отныне решения Британии в области строительства и размещения военно-морских сил исходили из того обстоятельства, что на континенте растет соперник. Прежде Лондон руководствовался правилом, что английский военно-морской флот превосходит объединенные флоты двух других сильнейших военно-морских держав (в конце Х1Х века это были Франция и Россия). Если Германия намеревалась создать флот, превосходящий английский, то и масштабы морского строительства расширялись соответственно. При этом рациональность “блестящей изоляции” становилась для Англии сомнительной. Между 1900 и 1905 гг. министр иностранных дел Ленсдаун пришел к безусловному выводу о пагубности столетней традиции неучастия в военных союзах. Пассивное восприятие происходящего могло обернуться конечной зависимостью.
Вначале в Лондоне пришли к выводу, что союзника следует искать за пределом Европы. Ленсдаун склонялся к выбору Соединенных Штатов, к заключению оборонительного союза с этой бывшей английской колонией, которая к этому времени стала первой индустриальной державой мира. Но многие обстоятельства препятствовали такому союзу. Одним из этих препятствий было противодействие американских ирландцев, которые ненавидели Англию, виновную в порабощении их родины. У Англии имелись значительные противоречия с Соединенными Штатами, прежде всего в Латинской Америке. Да и американцы отнюдь не стремились к союзу с прежней метрополией, они твердо руководствовались заветом президента Вашингтона: “Отстоять от обязывающих союзов с европейскими странами”. Все это делало формирование союза с США проблематичным.
Встретив трудности, Ленсдаун обратился к Японии. В 1902 году Лондон подписал договор с Японией. Этот договор ослабил угрозу английским позициям на Тихом океане. Но союз с Токио, действенный как преграда России и Азии, мало что значил в критическом месте – в Европе. После немалых колебаний, будучи прижатым к стене объективными обстоятельствами, исполненный страхов перед завтрашним курсом Берлина, Ленсдаун начал процесс сближения с Парижем.
Вначале британская дипломатия предложила французам образовать тройственный союз с Японией. В качестве приманки предлагалось совместными усилиями решить марокканскую проблему. Но французская дипломатия отвергла английские предложения. Для нее безусловно важнее был союз с Россией, только он обеспечивал ей выживание в случае конфликта с Германией. Однако поражение России с войне с Японией в 1904-1905 гг. привело к тому, что Германия почувствовала себя еще более свободно в Европе. Ослабленная Россия стала менее значимым противником. Теперь континентальное преобладание Германии было безусловным, и она могла с еще большей энергией обратиться на моря, где ее главным конкурентом являлась Британия.
В этих обстоятельствах решающий шаг в сближении с Антантой был сделан при наследнике Ленсдауна в министерстве иностранных дел – сэре Эдуарде Грее. Если немцы высокомерно учили “англосаксонских собратьев” урокам истории, то их соседи французы согласны были на любую дипломатическую комбинацию, которая обезопасила бы Париж. Начало компромиссу было положено в колониальной сфере – в 1904 году англичане дали французам свободу рук в Марокко, а те им в Египте. В 1906 году Грей заключил с Францией тайное соглашение (которое не было известно даже многим членам кабинета министров) о том, что, в случае нападения Германии на Францию, Англия поможет Франции и России, находившимся между собой в оборонительном союзе с 1892 года. Возможно, толчком для решения Грея было поведение Вильгельма II, внезапно появившегося в марте 1905 года в Танжере на территории, на которую много лет претендовала Франция. Это сразу же вызвало франко-германский спор и обозначило возможность конфликта в Европе. Это событие высветило авантюризм германского кайзера и трансконтинентальный размах его притязаний.
Именно в этой обстановке происходило формирование внешнеполитических взглядов Уинстона Черчилля. Первый выход на арену мировой политики был связан с тем, что в декабре 1905 года премьер Кемпбелл-Баннерман предложил ему пост заместителя министра по делам колоний. Этот пост требовал углубленного понимания основных процессов европейской и мировой политики еще и потому, что министр колоний – непосредственный шеф Черчилля – Элджин заседал в палате лордов, и на Уинстона Черчилля, самого молодого заместителя министра, падала задача объяснить и защищать колониальную политику Англии перед членами палаты общин.(Лорд Элджин прежде был вице-королем Индии, а его отец управлял в свое время Канадой).
В те времена министерство колоний было, безусловно, одним из наиболее важных министерств. Каждый год в министерство поступало примерно пятьдесят тысяч донесений со всех концов земного шара. Черчилль попал в сердцевину управления гигантской империей. У него уже была репутация “спешащего молодого человека”, теперь следовало проявить государственную рассудительность. Проявить свои лучшие качества Черчиллю было не так просто. Премьер-министр его недолюбливал, как и большинство правящей элиты. Он видел в нем прежде всего амбициозную одиночку, не передоверяющую собственную фортуну никому.