Другая сторона

– Опасная, наверное, работа – плавать с аллигаторами.

– Особенно в начале октября, – согласился Наткет. – Было очень холодно. Я не только с крокодилами работаю. Роботы, кальмары, пришельцы – я делаю чудовищ для фильмов ужасов. Жутко интересно.

Он усмехнулся, заметив, что начинает хвастаться.

– И фламинго тоже для кино?

Наткет прокрутил в голове эту мысль. На своем веку он насмотрелся на самых невероятных киномонстров, но пластиковый фламинго… Разве что в ремейке Хичкоковских «Птиц».

– Надеюсь нет, – сказал он. – Хотя кто знает? Они смешные, на первый взгляд беззащитные и вроде безопасные… Подходящий набор! Мы как-то делали фильм, где монстрами оказались кролики – военные ставили опыты… Не самое удачное кино. Вы видели «Вторжение пауков с Марса»? Первую часть. Вот этот фильм нам удался…

– Я видела, – сказала Рэнди. – Спорное кино.

– Спорное?

Это была самая неожиданная характеристика «Пауков», с их сюжетом, прямым как эталон метра. Прилетели, стали высасывать мозги, с особым аппетитом налегая на блондинок. Когда концентрация девиц упала до критического минимума, выяснилось, что пауки не переносят холода и с помощью пары цистерн жидкого азота их благополучно уничтожили. Вот и весь фильм – может глупый, может наивный, местами циничный, но никак не спорный.

– Сомневаюсь я, что на Марсе водятся подобные твари. Слишком большие, мохнатые, да еще и паутину плетут. Подобные создания способны выжить только в джунглях, а откуда на Марсе джунгли? Скорее всего, это были пауки с Венеры.

– Ну, может быть, – сказал Наткет. – Но «Вторжение пауков с Венеры» совсем не звучит и наводит на дурацкие ассоциации. Вы слишком серьезно к этому относитесь.

– Есть вещи, к которым можно относиться только серьезно.

Наткет промолчал. Ну да, есть, но прежде он не думал, что в их число входят марсианские пауки.

Свет в салоне приглушили до тускло-желтого, а спустя четверть часа и вовсе погасили. С выключенным звуком «Аллигатор» превратился в пантомиму, в которой полуголые девицы, размахивая руками, бегали вокруг спокойной, как Будда, рептилии. Мерцание экрана убаюкивало и Накет не заметил как задремал.

Когда-то треск вентилятора помогал ему уснуть. Марв Краузе специально закрепил на решетке картонные полоски, чтобы их задевали вращающиеся лопасти. Получавшийся звук напоминал стрекот цикад – успокаивающий, прогоняющий мысли и воспоминания, служивший верным проводником в мир бессмысленных сновидений. Но последнюю пару месяцев испытанное средство давало сбои. Лежа под сырым одеялом, Марв никак не мог сосредоточиться на сухом перестуке. Как ни старался, мысли уводили в сторону, двигаясь по кругу точно мельничное колесо. А сна ни в одном глазу. Он думал о своей работе, войне, о скромном завтраке в кафе на пристани и снова о работе… О чем угодно, лишь бы не слышать звуки, настойчиво пробивавшиеся из прошлого: звонкий смех Марты, из тех времен, когда она была здорова, и тихий шелест ее последних дней.

Жена радовалась жизни даже стоя одной ногой в могиле, чего нельзя сказать о самом Марве. Его жизнь давно превратилась в изощренную пытку. Мир вокруг рушился с пугающей неотвратимостью. Сначала пропал Честер, потом жена спуталась с этим Густавом Гаспаром, потом… Потом у нее нашли рак на той стадии, когда лечение стало невозможным.

Год назад Марта умерла, и самое мерзкое, – умерла на руках Гаспара. Ушла из дома, последний раз взглянуть на звезды… Марв ненавидел себя, за то, что отпустил ее; за то, что когда ей стало плохо, его не было рядом; за то, что не успел попрощаться.

От тех последних дней осталась только книга. Марв так и не понял, что двигало женой, когда она, уже будучи при смерти, взялась за перо. Но все-таки он истратил практически все семейные сбережения, чтобы издать «Воина Марса» Чтобы Марта успела порадоваться…

Ее роман он перечитал, должно быть, тысячу раз, все надеясь найти в образе бесстрашного майора Трумана, свои черты. А видел лишь физиономию Густава Гаспара. Ревность подтачивала его изнутри, как червяк яблоко. Странная ревность к женщине, которой не было в живых. После смерти жены разладились и отношения с дочерью. Что-то сломалось. Николь заезжала раз в неделю, привозила деньги и продукты. Они пили чай на лужайке перед домом и почти не разговаривали.

Койка в старом трейлере была тесной, особенно для столь крупного человека, как Марв. О том чтобы раскинуться или лечь на спину речи не шло. Каждый раз, отправляясь спать, Марв вспоминал об огромной кровати оставшейся в спальне на втором этаже. Но с тех пор, как умерла жена, он так и не переступил порог собственного дома.

Марв поселился в автомобильном трейлере, при помощи блоков и стальных тросов закрепленном на ветвях старого дуба, росшего во дворе. Воплощение давней мечты о «домике на дереве», но сейчас язык не поворачивался назвать это жилище домом. Одна крошечная комнатушка, в которой Марв с трудом мог развернуться, жесткая откидная койка и узкий столик. Никакой мебели и прочих излишеств. Марв не стремился обустроить трейлер. Единственным свидетельством того, что здесь кто-то живет, была фотография Марты, последняя, сделанная при жизни. Снимок Марв повесил над дверью, чтобы, просыпаясь, встречаться с женой взглядом. Бледная луна, пробивавшаяся сквозь жалюзи, раскрасила ее лицо дрожащими полосами, отчего казалось, что оно движется – Марта улыбается ему или, быть может, хмурится.

Глава 5

Когда Наткет проснулся, солнце окрасило сосны на верхушках холмов лиловым и розовым. Серо-голубая дымка таяла в чистом небе; лишь бледнел, прощаясь, месяц.

Но разбудил Наткета отнюдь не рассвет, и даже не то, что он чертовски замерз, а тело ныло так будто он всю ночь двигал рояли. Дело было в предчувствии, иначе не назовешь. Он встрепенулся, как стрелка компаса к которой поднесли магнит, и открыл глаза уже зная что Спектр рядом. Это же чувство помогает потерявшимся собакам и кошкам находить родной дом за сотни километров.

Шоссе змеилось меж пологих склонов, укрытых зарослями лещины и козьей ивы. Порой деревья так близко подступали к дороге, что казалось, автобус едет по зеленому туннелю. Слабое солнце еле пробивалось сквозь густую листву. В призрачном свете тени казались глубже, а в кустах ежевики вдоль дороги мерещилось движение.

Наткет понятия не имел, что за создания прятались в чаще. Кроме привычных опоссумов и енотов или медведей и береговых гиен, там могли таиться самые невероятные чудища. На ум невольно приходили отцовские истории, мешаясь с фантазиями сценаристов «Констриктора». Истории про уродцев, сбежавших из бродячих цирков, про заброшенные фермы, на которых военные ставят жуткие опыты на собаках и овцах … Про доисторических ящеров, обитающих в дебрях. Северное побережье всегда было этакой terra incognita – крошечный кусочек дикой природы, не изменившийся чуть ли не с Ледникового Периода. И хотя до Города рукой подать, здесь оставались дикие земли две трети года скрытые туманом, где днем с огнем не сыщешь приличной автозаправки. Национальный парк на национальном парке. Людская фантазия не ленилась заселять их самыми невероятными монстрами. А Честер Лоу преуспел на этом поприще больше любого бульварного писаки.

Наткет сонно подумал, что всю жизнь только и делал, что копировал отца. Сам того не замечая, шел по его стопам, выдумывая для развлечения публики уже своих чудовищ. Мысль показалась раздражающей. Ерунда какая… Его монстры несли хоть какой-то отпечаток достоверности и он не выдавал их за чистую монету. В отличие от отца, который каждую байку рассказывал так, будто ему без разницы, поверят ему или нет, но истина – дороже. С абсолютно непроницаемым лицом, Честер нес полную чушь. Взять хотя бы историю про электрических угрей, которые взбираются по водопадам ионизируя воду вокруг себя. Благодаря таким басенкам Наткет до сих пор сомневался, что его представления о биологии и физике соответствуют реальности.

Конец ознакомительного фрагмента.